Елена Арсеньева - Тысяча и одна ночь (Княжна Тараканова)

Слово «авантюристка» воспринимается нами как не очень почтенное. Что-то вроде обманщицы, мошенницы, чуть ли не спекулянтки. Согласно словарю Даля, «авантюрист — искатель счастья, приключений; землепроходец, проходимец».

Слово «авантюра» по-французски означает приключение. И авантюристка — или авантюрьерка, как очаровательно говорили в старину! — это не более чем искательница приключений. Совсем другое дело, верно? Если авантюристка все же мошенница, то она пытается не обмишурить ближнего своего, а — обмануть судьбу.

Искать приключений, уметь переписать предначертанное тебе от века, обладать достаточной смелостью, чтобы пройти — или хотя бы попытаться пройти! — по другой тропе, чем та, которая ждет тебя от рождения. Споткнуться на этой тропе, упасть, свалиться в пропасть, выбраться снова на дорогу жизни или остаться лежать во прахе — но до самого смертного часа помнить, что хоть ненадолго, а все же удалось поспорить с непререкаемой волею небес!..

Именно о таких женщинах, отмеченных в русской истории с первых лет ее исчисления, и рассказывается в этой книге.

Шахерезада стояла перед зеркалом и смотрела на отражавшуюся в нем русскую принцессу:

— Имя мое — Елизавета-Августа. Я названа так в честь своей матери-императрицы. Родилась я в Петербурге. До девяти лет жила при своей матушке, на всю жизнь я запомнила роскошные палаты Зимнего дворца, изукрашенные золотом и драгоценными камнями…

Лицо Шахерезады приняло мечтательное выражение.

— Согласно завещанию матери моей, я должна была унаследовать российский трон, как только достигну совершеннолетия. До этой поры моим опекуном и одновременно регентом был племянник матушки, герцог Голштинский Петр Федорович. Матушка завещала, чтобы он именовался Петром III. В назначенное время он вернул бы мне наследственный престол, когда бы не его супруга. Сия злодейская Мессалина[1] не только уничтожила своего мужа и захватила власть, но и предала забвению завещание моей матери. Мне было тогда только десять лет, однако Екатерина обошлась со мной весьма жестокосердно. Меня отправили в Сибирь… О, эту недолгую, но страшную пору моей жизни я хотела бы забыть как можно скорей!

Прелестные черты Шахерезады затуманились, взор заволокло слезами:

— На мое счастье, сердобольный священник, знающий о моем происхождении, тайно вывез меня из Сибири. Он доставил меня в главный город донских казаков, однако враги узнали обо мне и попытались отравить…

Шахерезада схватилась за горло, словно задыхаясь, но все же справилась с голосом:

— На счастье, меня спасли друзья моей семьи и привезли к отцу, гетману Разумовски. Опасаясь за мою судьбу, отец послал меня к своему родственнику, шаху персидскому. Там, в Персии, я получила образование. Для меня были выписаны из Европы учителя. В ту пору я еще не знала о своем происхождении, однако, когда мне исполнилось семнадцать, шах открыл мне тайну моего рождения и предложил свою руку…

Шахерезада скромно потупилась, но тотчас вновь уставилась на принцессу:

— Однако участь мусульманской затворницы не влекла меня. Ведь я православная христианка и желала исповедовать свою религию. Кроме того, я мечтала вернуться на родину! Но шах не хотел отпустить меня и стал преследовать своим сладострастием. Тогда мне пришлось бежать в Европу, скрываться… И вот я решила заявить о своих наследственных правах. От души надеюсь, что с помощью моих друзей и моего брата Эмилиана Пугачефф, который является сыном от первого брака Алекса Разумовски, моего отца, мне удастся осуществить волю моей матери, императрицы Елизаветы, и взойти на престол, который по праву должен принадлежать мне!

Шахерезада умолкла и какое-то мгновение в упор смотрела на принцессу своими огромными, сверкающими глазами. Лицо ее все еще пылало вдохновением.

Потом она глубоко вздохнула, успокаиваясь, и обернулась к мужчине, раскинувшемуся на постели и внимательно смотревшему на нее. Принцесса тоже устремила на него взор.

— Ну как? — спросила Шахерезада.

Мужчина — его звали Михаил Доманский, он был другом польского князя Карла Радзивилла и только недавно приехал во Франкфурт, чтобы встретиться с Шахерезадой (и принцессой!), — горячо зааплодировал.

В самом деле, звучало все это очень убедительно. Следует, правда, уточнить насчет отца-гетмана… Доманский хорошенько не помнил, но, кажется, гетманом был не Алексей Разумовский, а его брат Кирилл. А впрочем, это такая мелочь, на которую никто не обратит внимания, ведь в Европе никто не силен в русских реалиях. Зато очень трепетно прозвучало про золотые палаты Зимнего дворца, злодейскую Мессалину и ссылку в Сибирь. Про отравление — magnifiquement[2], просто чудесно! А насчет сладострастного персидского шаха… тут следует немножко поумерить пыл. Этот мифический шах еще не раз пригодится Шахерезаде. На него всегда можно сослаться, если понадобится вдруг неожиданно исчезнуть и развязаться с надоевшим любовником. Дядюшка персидский шах велит немедля прибыть к нему — и ищи ее, свищи эту Шахерезаду! Кроме того, его восточной щедростью можно объяснить внезапное появление некоторых сумм денег в сундуках Шахерезады. Но это тоже совсем незначительное замечание. А в общем-то все charmante[3]. Прелестно!

— Это потрясающе, ваше высочество, — сказал он прочувствованно. — Так и хочется преклонить пред вами колени, клянусь слезами Христа!

— Давай-ка лучше я к тебе на колени сяду, — воскликнула Шахерезада и немедленно осуществила обещанное. Русская принцесса обвила шею Доманского руками и заглянула в его серые глаза своими — темно-карими, озорно блестящими, огромными, чарующими…

Один глаз у нее самую чуточку косил, и, наверное, именно это придавало ее совершенной красоте ту неотразимую живость, ту волшебную силу, которую Доманский испытал на себе. В них была тайна, в этих глазах, — тайна, которую невозможно разгадать!

Да кто же она на самом деле, эта женщина, сидящая на его коленях? Дочь султана? Полька из знатной шляхетской семьи? Дитя неизвестных родителей, богатых русских? Дочь пражского трактирщика или нюрнбергского булочника? Шахерезада, принцесса?.. Доманский прижал ее к себе так крепко, как только мог. Авантюристка, отъявленная лгунья, отъявленная мошенница, мотовка, нечистая на руку… лучшая из любовниц, какие у него только были, лучшее из орудий, которое только могла подготовить оскорбленная Польша, чтобы уничтожить свою погубительницу, русскую императрицу Екатерину.