Бертрис Смолл - По велению короля

– Прекрасно! Видите ли, милорд, моя совесть чиста в отличие от многих! – язвительно бросила Эллен. – А теперь простите. Я должна приветствовать короля, который только что вошел в зал.

Она отвернулась от мужа и, подойдя к Якову, почтительно присела в реверансе.

– Доброе утро, милорд. Надеюсь, вы хорошо отдохнули. Завтрак уже готов, а лошадей седлают. Я дам вам с собой немного еды в дорогу.

– Доброе утро, красотка! – жизнерадостно воскликнул король. – Да, сегодня мы успеем добраться до Хейлз. Моя Мег уже ждет нас, и я ужасно рад, что скоро увижу ее.

Король и лэрд с супругой уселись за высокий стол. К ним присоединился Херкьюлиз Хепберн.

– Яйца в сливочном соусе?! – обрадовался король. – Кухарка сестры моей Мег добавляет туда марсалы.

Он щедрой рукой положил себе яиц.

– Жаль, но у нас нет такого вина, – вздохнула Эллен, – зато соус присыпан только что натертым мускатным орехом. У нас совсем простая кухня, милорд.

– Я прикажу послать тебе бочонок с марсалой, – пообещал король. – Ты, конечно, пробовала ее, потому что моя тетка очень любит это вино.

– Я помню, – кивнула Эллен, лучась улыбкой. – Она утверждает, что оно помогает ей заснуть.

– Вы, приграничные жители, всегда так гостеприимны и великодушны! – заметил король, обращаясь к лэрду. – И я счастлив видеть, что вы достойно приготовились к любому нападению англичан.

– Здесь, на западе, непременно будут стычки, – ответил Дункан, – но мы граничим с Камбрией, местностью столь же уединенной и заброшенной, как наша. А вот восточным границам приходится хуже всех остальных.

Король и Хепберн согласно кивнули.

– Я собираюсь еще раз вторгнуться в Англию, ради мужа Кэтрин Гордон, – объявил король. – И когда призову вас, знаю, что могу рассчитывать на своих приграничных лордов.

– Мы непременно приедем, ваше величество, – заверил Дункан.

После завтрака хозяева проводили короля во двор, где стояли оседланные лошади. Королевский эскорт уже был готов к отъезду. Хепберн поблагодарил Эллен и лэрда за гостеприимство. Яков Стюарт дружески пожал руку Дункану и расцеловал Эллен в обе щеки, после чего, вскочив в седло, повел свой отряд к воротам.

Лэрд с женой долго стояли, глядя вслед удалявшимся всадникам. Когда они исчезли из виду, Эллен в бешенстве набросилась на мужа:

– То есть как это ты присоединишься к королю в очередном бесполезном и бесплодном походе?! Ради какого-то ничтожного самозванца, который вместе с королем изводил и терзал Генриха Тюдора?!

– Он действительно самозванец? – уточнил Дункан. – И говори потише, женщина!

– Да, самозванец. И король прекрасно это знает! – завопила Эллен, не желая ничего слушать.

– Если король призовет, я должен идти. Сама понимаешь, отказаться невозможно!

– С его стороны несправедливо просить тебя об этом, после всего, что он мне поведал.

– Если король поднимет приграничных жителей, я не могу остаться в стороне!

– Но можешь заболеть, не так ли?

– Я не трус и не лгун, как Йен Джонстон! – сухо отпарировал лэрд.

– А-а-а, так теперь ты признаешь, что он лгун?! – возмущенно прошипела Эллен. – А еще недавно, милорд, вы вовсе не были в этом уверены!

– Дети, дети мои, почему вы ссоритесь? – спросил подошедший отец Айвер, престарелый священник Даффдура.

– Потому что ваш лэрд—дурак! – выпалила Эллен, убегая в дом.

– Очевидно, сын мой, ты сильно оскорбил жену, если она дала волю нраву, столь часто встречающемуся у рыжеволосых людей, – мягко заметил отец Айвер. – В жизни не видел госпожу в таком гневе. Может, тебе стоит исповедаться?

– Моя жена права, добрый отче, – вздохнул лэрд, – Я воистину дурак.

– Пойдем ко мне домой, – предложил отец Айвер. – Там расскажешь, что послужило причиной ссоры. Может, я сумею вас помирить.

Хотя работу над внутренними стенами еще предстояло закончить, час был ранний, и лэрд рассудил, что старенький священник действительно способен ему помочь. Поэтому он последовал за дряхлым старичком в маленький домик, с всего одной комнатой, и уселся на табурет. Сам хозяин занял единственный в комнате стул.

– Что произошло между вами, милорд? Может, вы были неверны своей доброй жене, и она узнала об этом?

– Нет, добрый отче. О неверности не может быть и речи, – покачал головой Дункан и объяснил, что произошло в Дьявольской долине. – Она призналась, что была вынуждена терпеть его ласки и поцелуи, пока он держал ее в плену. Но поклялась, что худшего не произошло, и мне казалось, что я поверил, пока Йен Джонстон, умирая, не обвинил ее в измене.

Лэрд нетерпеливо провел рукой по темным волосам.

– Отче, я посчитал, что человек, готовый предстать перед Господом, не может лгать. Но Джонстон солгал, и подозрение терзало меня, хотя я сказал Эллен, что не верю ему.

– И ты молчал, пока король не проткнул мечом сэра Роджера, – добавил священник. – Искушение было слишком велико, сын мой. Ты так любишь жену, что не можешь представить, как это злодею удалось воспротивиться ее чарам. Да, ты пытался верить ей. Но твоя вера пошатнулась, и ты понял, что только умирающий Колби станет последней возможностью узнать правду: – Отец Айвер покачал седой головой: – Да, сын мой. Как мужчина, я тебя понимаю. Женщины слабы и готовы лгать, чтобы скрыть свои грехи. Но и мужчины не менее слабы и подвержены ревности, когда речь идет об их женщинах. Но до похищения миледи ты не имел причин сомневаться в ней. И она призналась, что он насильно целовал и ласкал ее, несмотря на сопротивление. Неужели только слова Джонстона так тебя раззадорили?

– Да. Он умирал, добрый отче. Зачем ему лгать на смертном одре? Неужели он не боялся за свою бессмертную душу?

– Есть много причин, по которым он сказал то, что сказал. – задумчиво заметил священник. – Возможно, он полагал, что сэр Роджер взял твою жену силой. А может, сам сэр Роджер намекнул ему на это, чтобы казаться более опасным, чем на самом деле. А может, Джонстон просто завидовал тебе. Ты уважаемый во всей округе человек. У тебя есть любимая жена, которая дала тебе здорового сына и наследника через год после свадьбы. Джонстона никто не уважал. Свою жену он не любил. Она, бедняжка, либо выкидывала, либо рожала мертвых младенцев. Тебе не приходило в голову, что Йен Джонстон мог ненавидеть тебя за это, сын мой? Ненавидеть настолько, чтобы измыслить ложь, которая ранила бы твою гордость, душу и, возможно, разрушила бы твой брак, как сам он разрушил свой собственный? Трудно поверить в такое коварство, но оно существует, – заключил отец Айвер, перебирая четки на поясе.

Дункан медленно кивнул:

– Да. Уверен, что Джонстон ненавидел меня. Все же, как и вам, мне трудно представить такую злобу.