Джейн Фэйзер - Фиалка

— Когда ты решила, что любишь меня?

— Много недель назад, — ответила она, не шевелясь и пытаясь разгадать, что означал свет в его глазах, и невероятная, немыслимая надежда начала по капельке просачиваться в ее жилы. — Но ты никак не мог поверить, что можешь полюбить меня, хотя я и знала, что ты меня уже любишь… И я надеялась, что, когда мы окажемся в Испании, ты сможешь заглянуть в свое сердце. Но мне еще надо было разделаться с Седриком… я чувствовала, что обязана это сделать ради отца и Сесили. Но я уже не могла позволить себе разоблачить его перед всеми — тогда бы ты все узнал, а я подумала, что тебе это будет неприятно, и пришлось обмануть тебя.

— Неприятно? Да ты мастерица эвфемизмов, — заявил Джулиан, и губы его чуть заметно дрогнули. — Но, может быть, ты и для шантажа найдешь более благородное название? Чтобы я мог с ним примириться.

— Это не было шантажом, это — возмездие.

— Чуть получше. Продолжай в том же духе.

— Алмазы принадлежали моей матери, — сказала она тихо и наконец рассказала ему всю историю целиком. — Это только справедливо, — заключила она.

— Только справедливо, — размышлял Джулиан вслух, все еще прижимая ее к песку. — Думаю, я смогу с этим примириться. Женщина с прекрасно развитым чувством справедливости и вовсе не шантажистка.

Он кивнул, как бы признавая разумность ее слов.

— Да, думаю, смогу.

— Ты очень тяжелый, — заметила Тэмсин. — Я не хочу, чтобы меня снова вырвало на тебя.

С невнятным восклицанием Джулиан быстро откатился в сторону, — Мне надо вернуться назад, в Ланджеррик. — Тэмсин села. — Мое чувство справедливости не удовлетворено… и Цезарь все еще там.

Джулиан встал и помог ей подняться.

— Что ж, давай нанесем визит твоему дяде!

— Ты не обязан идти со мной.

— Но я иду, — ответил он. — У меня тоже прекрасно развито чувство справедливости.

— Тебе очень неприятно, что во мне течет кровь Пенхэлланов? — спросила она нерешительно, пока они поднимались на вершину утеса.

— О, едва ли, — ответил он с холодной улыбкой. — Твое родство с этим убийцей-виконтом, пожалуй, самое респектабельное, что в тебе есть.

Седрик все еще был в библиотеке и грел в руке бокал с бренди, мрачно ожидая возвращения племянников, когда раздался сильный стук в парадную дверь. Он резко выпрямился, прислушиваясь к шагам слуги по мраморной мозаике, потом к звуку отодвигаемых засовов.

Дверь библиотеки распахнулась настежь, и в комнату вошел Джулиан Сент-Саймон, за спиной которого стояла дочь Силии.

— Кретины все испортили, — сказал виконт Пенхэллан устало. — Мне следовало это предвидеть. Он указал на графины на низком буфете:

— Наливайте себе.

— Я не рискнула бы пить в этом доме, — сказала Тэмсин едко.

— О, коньяка или портвейна можно не опасаться, — возразил виконт, откидываясь на спинку кресла и глядя на нее прищуренными глазами.

— Вы убили их?

— Нет, — ответил Джулиан, наливая себе стакан коньяка. Тэмсин взяла яблоко из вазы с фруктами.

— Не все Пенхэлланы убийцы, дядя. — Она с хрустом надкусила яблоко. — Где моя лошадь?

— Этот великолепный жеребец в моей конюшне, — сказал он. — Поздравляю, уникальный экземпляр!

— Подарок моего отца, — заметила она, продолжая жевать яблоко. — Я же говорила вам, что Сесиль удачно вышла замуж.

— Да, ты говорила.

Седрик повернул голову и лениво скользнул взглядом по Сент-Саймону.

— Чем могу служить?

— Всему свое время, — ответил Джулиан спокойно, опираясь о буфет, скрестив свои длинные ноги, и отхлебнул небольшой глоток коньяка.

— Я хочу наконец довести до конца то, что не успел мой отец: рассказать всему миру о вашем бесчестном поведении! Я не могла себе этого позволить прежде, опасаясь, что лорд Сент-Саймон меня не правильно поймет, но теперь он все знает. — Тэмсин замолчала, заметив, что Джулиан предостерегающе поднял бровь.

— Вы считаете, что я не права, полковник?

— Кто я такой, чтобы оспаривать мудрость и желания Барона?

— Если вы не хотите, чтобы я… если вам будет неприятен этот скандал, то я не стану… — сказала она медленно. — Тогда я удовольствуюсь алмазами. Но ведь это шантаж, а вы не одобряете подобных методов.

— Шантаж? — переспросил Сент-Саймон, и брови его поднялись так высоко, что чуть ли не скрылись под волосами.

— Нет, компенсация. Я забыла, как мы это назвали. Возмездие, — сказала она неуверенно.

— И прекрасно развитое чувство справедливости, если помнишь.

— Да, и это тоже.

— Итак, ты собираешься сделать то, что намеревалась сделать твоя мать двадцать лет назад. — Седрик протянул пустой стакан Джулиану, который отодвинулся от буфета, и передал ему графин. Виконт кивнул в знак благодарности. — Я тебя правильно понял?

— Да.

Седрик наклонил голову и сделал хороший глоток бренди.

— Ну, если с делами покончено, может быть, вы уберетесь из моего дома?

— Конечно.

Джулиан поставил стакан и направился к двери, но вдруг обернулся.

— Есть еще одна вещь, всего лишь пустая формальность, но следует соблюдать приличия, я уверен, вы с этим согласитесь. — Его улыбка была сардонической, когда он отвешивал поклон хозяину дома. — Раз, судя по всему, вы единственный близкий родственник Тэмсин мужского пола, как бы она ни сожалела об этом, полагаю, я должен просить у вас руки вашей племянницы.

— Если вы не заставите меня вести ее к алтарю, — сказал Седрик спокойно. — А теперь вы оба можете убираться к дьяволу.

— Благодарю вас, сэр. — Джулиан снова отвесил поклон. — Пошли, Лютик. Он увлек ее из комнаты.

— Ты действительно хочешь на мне жениться? — спросила Тэмсин отчаянным шепотом, когда они шли через холл.

— По-видимому, — сказал он любезно. — Моя совесть английского джентльмена повелевает мне сделать из тебя честную женщину, но, — добавил он задумчиво, — вероятно, я слишком занесся в своих мечтах.

— Чудовище!

— Разбойница!

Падал легкий снежок, тончайшей пылью оседавший на извилистой дороге, ведущей к городу со стороны равнины. Ветер крепчал, и его порывы поднимали покров снега, несли его к городским воротам и наметали возле них сугробы.

Капрал, стоявший на часах у караульного помещения, дрожал и поднимал воротник. Когда он просунул голову в дверь караулки, на него пахнуло затхлым и теплым воздухом.

— Похоже, кто-то приехал, сэр.

Лейтенант оторвался от жаровни с горячими углями, над которой грел руки, и вышел под снег. К воротам приближалась кавалькада — белые призрачные фигуры в клубах снежной пыли.

— Седла испанские, — сказал лейтенант, потирая руки и хлопая в ладоши, чтобы согреться.