Джинн Калогридис - Алая графиня

Это оказалась Катерина в своем лучшем платье, теперь разорванном и покрытом пылью, взметнувшейся, когда рухнули стены Равальдино. Во всяком случае, я так решила. Золотого сердечка у нее на шее не было. Однако она оказалась жива, вполне здорова и внимательно прислушивалась к спору Борджа с французом. Даже потерпев поражение, графиня не склонилась. Она слушала мужчин с царственным, самоуверенным видом. Я даже улыбнулась, несмотря на боль.

— Прошу прощения, ваша светлость и капитан Бисси, — прервал их Нумаи, когда мы вошли. — Вот та самая пленница.

Капитан Бисси поднял седые брови, рассматривая меня. Он был гораздо выше Борджа, с длинным крючковатым носом и тонкими губами.

— Боже мой! — воскликнул он с ужасом. — Какое чудовищное варварство! Держать женщину в тюрьме отвратительно само по себе, но эту вы еще и пытали! Какая мерзость! Когда его величество король Людовик узнает, он обвинит вас в преступлении!

Катерина наконец-то увидела меня и зажала рот рукой.

Я заметила, как ее глаза наполнились слезами.

— Не надо. — Мне хотелось взмахнуть рукой, чтобы она перестала плакать, но от боли я не смогла ничего сделать. — Со мной все хорошо, мадонна. Все в порядке…

Чезаре продолжал разговор вполне любезным тоном:

— Я итальянец. Вам, вероятно, трудно в это поверить, капитан, но у нас другие законы. Я союзник короля, а не его подданный и не совершал никакого преступления.

— А я бальи Дижона и представитель короля Людовика, когда речь идет о соблюдении закона, — пророкотал Бисси. — В мои обязанности входит следить за тем, чтобы женщины и дети не становились военнопленными, я обязан защищать их и переправлять в безопасное место. Госпожа Катерина не пострадает и не будет заключена в тюрьму. Эта несчастная тоже. — Он указал на меня.

— Относительно госпожи Деи было достигнуто соглашение, — вмешалась Катерина, все еще гневно и горестно глядя на то, во что меня превратили. — Ей будет обеспечен безопасный проезд при условии, что я сдаюсь.

— Так и случится, — сказал Бисси, многозначительно поглядев на Чезаре. — Один из ваших придворных, ваша светлость, ждет внизу, чтобы сопроводить ее. Хотя, глядя сейчас на эту женщину, я сомневаюсь, что она в состоянии сесть на коня.

— Пусть уезжает, — скучающим голосом произнес Чезаре, делая знак Нумаи, стражнику и заодно мне, чтобы мы уходили. — Она просто сумасшедшая. Мне такая ни к чему.

Стараясь не упасть, я двинулась к двери вместе с сером Луффо и стражником, потом повернула голову, надеясь попрощаться с Катериной. Она подбежала ко мне, осторожно обхватила мое лицо ладонями, прижалась лбом и прошептала:

— Я выбрала Повешенного. — Ее глаза ярко блестели от слез, голос дрожал.

— Я тоже, — выдохнула я.

— Они проломили стену Равальдино, — тихо сказала Катерина, стараясь, чтобы Чезаре не услышал. — Пробоину можно было заделать и сражаться дальше. Но когда я узнала, что ты исчезла, а потом услышала, что тебя схватил Борджа, я перестала понимать, зачем мне вообще крепость и Форли. Я вспомнила Башню, которая означает полное разрушение. Повешенный хотя бы обещает возможность счастливого будущего. — Она отстранилась, еще раз поглядела на меня, потом глубоко, прерывисто вздохнула. — Что это чудовище с тобой сделало!

— А если бы он учинил это с тобой? — сказала я с неожиданной тоской.

— Я считала себя храброй, потому что никогда не боялась погибнуть в бою, — продолжала Катерина. — Но теперь я понимаю, что такое настоящая смелость. Ты гораздо храбрее, чем я была когда-либо. Наконец-то пришло время и мне выказать истинную силу и посмотреть в лицо своим главным страхам.

Я больше не смогла сдерживаться и заплакала. Графиня выбрала поражение и унижение, сдалась Борджа, понимая, что ее ждет бесчестье, публичное унижение в Риме. Если все сложится совсем плохо, она погибнет где-нибудь в грязных застенках замка Сант-Анджело. Все это Катерина сделала из любви ко мне.

— Я не хочу тебя покидать, — рыдала я. — Мы же сестры!

Она коротко рассмеялась сквозь слезы и спросила:

— Тебе потребовалось столько лет, чтобы это понять? С чего бы еще Боне так о тебе печься? — Она снова посерьезнела. — Здесь наши пути расходятся.

— Нет, — прошептала я. — Я не поеду. — Мне была невыносима мысль о том, что Катерина останется с Чезаре Борджа.

Она снова коротко, невесело рассмеялась.

— Наконец-то положение изменилось. Ты уже не хочешь уезжать, а я приказываю тебе это сделать. Отправляйся, Дея, пока я не передумала. Уезжай и будь счастлива, чтобы мое поражение не оказалось напрасным.

Я на миг отвернулась, как будто бы могла скрыть от нее свою тоску, и уверенно сказала:

— Наши пути снова пересекутся. К тому времени наша жертва уже породит нечто прекрасное.

Она кивнула, ее лицо исказилось от душевной муки, но в следующий миг снова разгладилось.

— Позаботься о моем Джованни, — прошептала Катерина мне на ухо.

— Но только недолго, — прошептала я в ответ. — Пока его мать не вернется.

Мы поцеловались, и сер Луффо со стражником повели меня вниз.

Провожатый, скрытый из-за холода капюшоном, ждал на вымощенной булыжником улице, сидя верхом. Рядом стояла смирная белая кобыла, предназначенная для меня, но когда стало ясно, что я не могу даже стоять, какие-то люди прикатили повозку. Я легла, уставилась в звездное небо и принялась дожидаться, пока подействует напиток с маком.

Двое солдат Чезаре скакали рядом с нами, пока мы не добрались до Имолы.

По временам я проваливалась в сон, а когда очнулась окончательно, был уже день, и мы в полном одиночестве катились по тосканской дороге. Когда мой провожатый остановил лошадей, я попыталась сесть, но в итоге сдалась. Он сам забрался в повозку и взял меня на руки.

Сначала я подумала, что меня подвел маковый напиток, но, собравшись с силами, дотронулась до лица своего спутника. Это был мой Лука. Он снова служил писцом и курьером главнокомандующего папской армии. Они с Катериной устроили заговор, чтобы спасти меня. Он стал старше, лицо осунулось, на лбу появились морщинки, но это все равно был Лука, как будто нас и не разделяли все эти годы.

— Ради тебя я только что дезертировал из армии герцога Валентино, — сказал он мне, и мы поехали во Флоренцию, где нас ждали дети Катерины и будущее.

Теперь, будучи уже в преклонном возрасте, я не могу сказать наверняка, действительно ли Маттео приходил ко мне в темнице или же то был сон, навеянный волшебным порошком и болью.

Не имеет значения, существует ли ангел или же он лишь плод моего воображения. Я знаю только, что его голос ведет меня к истине. Жалею ли я, что не убила Чезаре Борджа? Нисколько, хотя от него пострадали еще тысячи людей. Но они тоже обязаны были бороться, находить собственный путь, ведущий из тьмы к свету.