Джудит Макнот - Благословение небес

– Да, мне придется трудновато, – согласился Ян. – Быть отрезанным от мира в засыпанном снегом доме, вдвоем с тобой. Не представляю, что я буду делать без книг и без работы. – Он искоса бросил на нее хитрый взгляд.

Ее щеки вспыхнули ярким румянцем, но она серьезно спросила, внимательно наблюдая за его лицом:

– А если бы дела у тебя шли не так хорошо, как сейчас, если бы ты не нажил такого богатства, ты смог бы быть счастлив здесь со мной?

– С тобой?

– Ну да.

– Абсолютно, – ответил он так же серьезно. – Хотя, – добавил он тут же, сцепляя руки у нее за спиной и подтягивая ее к себе, – ты, может быть, не захочешь здесь оставаться, когда узнаешь, что твои изумруды лежат на прежнем месте в Монтмэйне.

Она резко вскинула голову, и глаза ее засияли от восторга.

– О-о, как я рада, Ян. Ты не представляешь, как мне было обидно, что я продала их, когда я узнала правду о Роберте.

– Тебе будет еще обиднее, – с шутливым укором поддразнил он, – когда ты узнаешь, что перевела на мое имя несколько меньше, чем они стоят на самом деле.

Те, что ювелир успел уже продать, я выкупил за сорок пять тысяч фунтов, и за пять тысяч фунтов я купил у него те, что остались.

– Бессовестный мошенник! – вскричала Элизабет. – Он заплатил мне пять тысяч за все! – Она в отчаянии покачала головой, ужасаясь неумению Яна торговаться. – Он нажил на тебе огромные деньги.

– Честно говоря, меня это не особенно беспокоит, – продолжал дразнить жену Ян, наслаждаясь ее возмущением, – потому что я планировал вычесть эти деньги из твоего содержания. С процентами, разумеется. По моим подсчетам, – сказал он, делая паузу, чтобы подсчитать в уме цифру, – на сегодняшний день ты должна мне примерно сто пятьдесят одну тысячу сто двадцать шесть фунтов.

– С-сколько? – вскричала она, не зная, смеяться ей или сердиться.

– Видишь ли, сюда входит еще и Хэвенхёрст. Я приплюсовал и его к этой стоимости.

Слезы заволокли ее прекрасные глаза.

– Ты выкупил его у этого кошмарного мистера Демаркуса?

– Да. И он действительно «кошмарный». Им бы работать на пару с твоим дядей. У обоих врожденный инстинкт торговцев верблюдами. Я заплатил за Хэвенхёрст сто тысяч фунтов.

Она ахнула.

– Сто тысяч! О-о, Ян…

– Я люблю, когда ты произносишь мое имя. Элизабет улыбнулась, но голова ее была все еще занята великолепной сделкой, которую заключил Ян.

– Даже я не смогла бы купить дешевле! – великодушно признала она. – Ведь именно за эту сумму я его продала, и когда все бумаги были подписаны, он сказал мне, что через год рассчитывает получить за него сто пятьдесят тысяч.

– Возможно, он и получил бы их.

– Но только не от тебя! – гордо заявила она.

– Только не от меня.

– А он пытался?

– Он заломил двести, как только понял, что мне необходимо выкупить его.

– Представляю, как тонко надо было повести дело, чтобы он так сильно сбросил цену.

С трудом удерживаясь, чтобы не расхохотаться, Ян кивнул.

– Очень тонко, – согласился он, подавляя смех. – А можно поинтересоваться, почему он оказался таким сговорчивым?

– Ну, полагаю, это произошло потому, что я сумел очень наглядно показать ему, что в жизни существуют более ценные вещи, чем деньги.

– Правда? – завороженно спросила она. – И что же это?

– Его горло, например.

Стоя у балюстрады террасы, Ян смотрел вниз, в сад, где Элизабет с их трехлетней дочкой Каролиной стояли на коленях возле клумбы и рассматривали цветы герани. Их головы склонились так близко друг к другу, что невозможно было понять, где кончаются золотые волосы Элизабет и начинаются волосы Каролины.

Элизабет что-то сказала девочке, и та залилась счастливым смехом, от которого у Яна всегда теплело на сердце.

За его спиной, удобно расположившись за резным столиком, играли в шахматы старый герцог и Дункан. Сегодня вечером ожидались гости. В честь дня рождения

Элизабет Ян устраивал бал и пригласил на торжество больше семисот человек.

Молчаливая сосредоточенность игроков была нарушена внезапным появлением шестилетнего мальчика, удивительно похожего на Яна, и его репетитора, на лице которого было написано отчаяние, – интеллект ученика явно превосходил возможности учителя.

– Прошу прощения за наше вторжение, – извинился мистер Твинделл, – но у нас с мистером Джонатаном возник спор, который, как я сейчас понял, могли бы разрешить вы, викарий. Не будете ли вы так добры рассудить нас?

Оторвав взгляд от шахматной доски, а мысли – от победы, которую он вот-вот должен был вырвать у противника, Дункан сочувственно улыбнулся сконфуженному учителю.

– Чем могу быть полезен? – спросил он, переводя взгляд с учителя на красивого мальчика, который моментально переключил внимание на шахматную доску.

– Мы заговорили о небесах, – объяснил мистер Твинделл, – а конкретно о том, как выглядит это место, которое – что я все утро пытаюсь втолковать мистеру Джонатану – существует совершенно по иным законам, чем все здесь на земле.

При этих словах мистер Джонатан оторвал заинтересованный взгляд от шахматной доски и, заложив руки за спину, обратился к старшим с таким видом, словно слова учителя были настолько абсурдны, что ему даже неловко их повторять.

– Мистер Твинделл, – сказал он, подавляя смешок, – думает, что улицы на небесах сделаны из золота. Но, конечно же, этого не может быть.

– Почему не может? – спросил удивленный герцог.

– Потому что тогда они будут слишком раскаляться на летнем солнце и лошади обожгут копыта, – сказал Джонатан, пораженный недогадливостью деда.

Повернувшись к Дункану, Джонатан с надеждой спросил: – Сэр, а разве вы не находите идею о металлических улицах на небесах в высшей степени невозможной?

Дункан, которому сразу вспомнились аналогичные дебаты с Яном примерно в таком же возрасте, откинулся в кресле, и на лице его отразилось предвкушение удовольствия.

– Джонатан, – сказал он, радостно улыбаясь, – спроси у своего папы. Он стоит вон там, у балюстрады.

Мальчик согласно кивнул, на секунду задержался, чтобы шепнуть что-то на ухо герцогу, и убежал к отцу.

– Почему ты не ответил на его вопрос, Дункан? – полюбопытствовал герцог. – Описание рая как раз по твоей части.

Дункан иронично приподнял брови и отрицательно качнул головой.

– Когда Яну было шесть лет, – сухо сказал он, – он частенько вовлекал меня в теологические беседы вроде этой. И каждый раз я проигрывал. Должен сказать, меня это крайне расстраивало. – Подняв взгляд на маленького мальчика, который терпеливо ждал, когда отец его заметит, Дункан разомлевшим от счастья голосом произнес: – Как долго я ждал этого дня… Между прочим, а что это Джонатан сказал тебе на ухо?