Черная Изабэлла (СИ) - Крыж Эллин

Несмотря на жару, календарь настаивал, что сейчас не июль, а октябрь. Впрочем, тюремщикам, а тем более дамам-благотворительницам это было глубоко безразлично. В жизни еще не такие вещи случаются.…

Ночью на улицах Монако так много огней, и это прекрасно. Ощущение веселого города, праздника. Здесь бывают карнавалы и маскарады в отдельные дни, но почти нет дней, когда они прекращаются. А ночь наступает, когда стемнеет. Примерно, после девяти вечера. Спать еще никому не хочется, и по улицам движется множество народа. Так много, и на всех хватает цветных огоньков — каждому свой.

Богачи гордо прогуливаются в свете уличных фонарей и огромных витрин. Остальные стараются держаться в тени. Тогда они становятся практически невидимыми. Но это не значит, что на свете их нет.

На молодую нищенку с непокрытой головой и растрепанными недлинными волосами никто не обращал внимания. Во-первых, она держалась в тени…

А те кто видит в темноте, издали замечали на нищенке длинный мужской плащ с металлической круглой застежкой — военный. Мужской плащ при отсутствии рядом мужчины — это привилегия женщин не особенно нравственных, спешащих на свидание. Для шлюхи это знак, что она "занята", поэтому обращать на нее внимание и задерживать в пути просто неприлично.

У этой, спешащей сейчас по улице к северо-восточной окраине Монако, также есть свой огонек: окно на втором этаже театра-варьете "Колесо Фортуны". С фронтона, где горят пестрые фонарики, это окно не видно. Но оно есть.

На тихий стук в дверь их комнатки служившей и жильем и гримерной Жозе и Жозефина вместе открыли дверь. Луч света скользнул по маленькой фигурке в плаще с "железкой" и прядям тусклых каштановых волос.

— Элка! Господи, наконец-то!

Жозефина втащила ее через порог.

— Как ты? Всё прошло гладко?

— Дадите поесть и переодеться — скажу, — ответила Крошка. Жозефина чмокнула ее в лоб:

— Слава Богу, жива. Извини, мне на выход. Наша кухня и костюмерная в твоем полном распоряжении.

Хосе усадил свою юную атаманшу в кресло и принес ей кофе с галетами.

— Сейчас добуду что-нибудь более серьезное как для ужина, — пообещал он. — Перекуси пока тем, что есть.

— Спасибо.

— Как Изабэлле удалось тебя вытащить?

— Очень просто: мы поменялись, и "благотворительницей мадам дю Шаллон" сразу стала я, а не Изабэлла.

— А она?

— Осталась там, в камере.

— Шуточки у тебя, Крошка! — сказал Хосе, нервно расхаживая по комнате. Элла следила за ним хитрыми кошачьими глазами, горящими в лучах стрельчатых ресниц:

— За сестру не беспокойся.

— Она должна уехать сегодня вечером!

— Значит, уедет, — Элла вздохнула и прислонилась головой к плюшевой спинке кресла.

Хосе сказал, что должен переправить всю банду и саму Крошку в королевство Сицилию. Собираясь сходить в соседнее кафе "Ла Бэлла Венециана" и принести что-нибудь на ужин, Хосе остановился возле двери, прислушиваясь к движениям в коридоре. Обернулся к Элле.

— Правда, хотела бы иметь такую сестру? — спросил он.

Крошка удивленно подняла голову:

— Разве у меня ее нет?

Испанец усмехнулся. Уходя, Хосе сказал, что закажет пиццу: надо привыкать к итальянской кухне…

Антонио Бонито как обычно ждал вечером постоянную клиентку своего казино. Только ждал он не в зале, стоя за зеленым столом (там сегодня работал другой крупье), а на кухне у себя дома, сидя на табуретке. Домик семьи Бонито находился в саду, недалеко от рабочего места синьора Антонио. За окном мелькнула черная тень, и синьор поспешил открыть дверь. Прежде чем в нее постучали. Он узнал Изабэллу, несмотря на то, что тень промелькнула быстро.

— Доброй ночи, Тонино.

— Доброй ночи, синьора. Я готов проводить вас, только накину плащ.

Через несколько секунд они вдвоем пробирались по саду, а дверь в доме была закрыта на ключ. Антонио держал свою спутницу под руку.

— Почему вы дрожите, синьора? Случилось что-нибудь непредвиденное?

— Нет-нет, Тонино, всё спокойно. Я почти половину дня провела в Босолее, в тюрьме, а вторую — в капелле Ла-Мизерикорд. Знакомые уверены, что я уехала в Канны с новым любовником.

— Это после маскарада? Прекрасно. Но почему вы дрожите?

Перехватив горящий взгляд Изабэллы, синьор Бонито смущенно заулыбался:

— О синьора, простите мою бестактность. Я старый болван, ей-Богу!

— Что ты, Тонино. Ты — золото.

До того как выйти на набережную, где гуляло в этот час множество пар, они продолжали путь молча. Потом замедлили шаг, создавая видимость беспечной прогулки. Но, миновав залив Фонвьей и мыс Кап-д`Ай, выступавший двуглавым чудищем в море, пустились почти бегом.

Линия французского берега хмуро чернела вдали. За небольшой скалой открывалась Бухта контрабандистов — место, где береговую пошлину берут кровью, а не деньгами. Но тех, кому везет, тянет в эту бухту из года в год. И меньше их не становится. Сюда и спешили сейчас двое, мужчина и женщина.

Антонио с трудом поспевал за Изабэллой. Она уже видела за скалой две мачты и высокую корму старого брига. Она знала в нем каждую досочку. Знала, что краска с бортов облупилась и "Морской Лев" нуждается в хорошем ремонте. Он — старый, по-королевски роскошный внутри, с резными украшениями не тронутыми червями и устоявшими против всеразъедающей морской соли. Это их первый корабль! Изабэлла чуть ли не сама лично отбила его у шведского купца. Бриг назывался "Морской Лев" и раньше, только на другом языке чем теперь.

Внизу на каменном диком пляже стояли люди. Покачивала кормой, вытащенная на берег шлюпка. Тропка вела с обрыва на берег. На ней, в нескольких шагах ниже края обрыва стоял человек с фонарем. Увидев пришельцев, окликнул их. Антонио назвал пароль.

Изабэлла обернулась и обняла своего спутника. "Прощай". Услышала: "Да храни вас Бог" — и ступила на тропинку. Пальцы Антонио отпустили ее руку в тот момент, когда моряк с фонарем подал ей свою.

— С возвращением, мадам.

— Здравствуй, Джино. Идем?

— Только скорее, мадам. Здесь ползают корабли береговой охраны, нам надо отчаливать.

— Плевать мы хотели на береговую охрану! — ответила женщина, несколько секунд назад переступившая черту, за которой остался образ графини Маркес. — При такой волне шлюпка пройдет?

— Не беспокойтесь, мадам. Всё будет в порядке. Капитан приказал, чтобы всё было тихо.

Сбежав вслед за матросом на берег, Изабэлла протянула обе руки матросам из экипажа Меченого и с разгону перелетела на борт шлюпки. Джино поставил фонарь на корму и вместе с еще двоими матросами столкнул шлюпку на воду. Она поднялась на волне и под сильными взмахами вёсел заспешила к бригу. Изабэлла последний раз оглянулась на темный берег. Низенькая, очень мирная фигура синьора Бонито помахала рукой и исчезла за зубчатой кромкой обрыва. Теперь только "Морской Лев" поднимался и опускался перед глазами, в такт волнам, резко качавшим шлюпку. Но мадам не чувствовала опасности на море. Единственное, что ей угрожало — появление военных кораблей Франции. А что им здесь делать такой ветреной ночью?

Светящийся туман за мысом Кап-д`Ай обозначал оживленный Монако. Где-то там, Жозефина стоит на плоской крыше кафе "Колесо Фортуны" и смотрит поверх домов на море. Ее губы произносят слова популярных песен, а сердце разрывается между границей с Италией, куда уехал Хосе, и Бухтой контрабандистов, где стоит на якоре старый пиратский бриг "Морской Лев".

Шлюпка подвалила к борту. Женщина вцепилась рукой в веревочный трап, словно он был для нее родным существом. Она так ненавидела широкие парадные лестницы, всегда боясь оступиться на каблуках. Через мгновение Изабэлла уже стояла на палубе в окружении вахтенных моряков. Людей на палубе было немного, но всё-таки человек десять, считая и тех, что прибыли в шлюпке, однако мадам не видела никого. Ее глаза были прикованы только к одной высокой, очень крепкой фигуре на юте. Если бы не светившаяся в темноте новая сталь на рукоятках оружия и блеснувшая на миг полоска белых зубов, это изваяние можно было бы принять за памятник. Памятник Капитану. Рвущийся на ветру плащ не нарушал статики.