Екатерина Мурашова - Глаз бури

Февраля 13 числа, 1891 г. от Р. Х., Санкт-Петербург

Дорогая Дуня!

Я, право, и вообразить не могла, что ты такой поэт, и так принимаешь на себя трагизм дарвиновской борьбы за существование. Впрочем, исполать тебе!

Коли Михаил действительно очередной раз всех надул, и тебе случится его разыскать, передай ему мои приветы и уверения, что шутка вышла отменной.

Но слишком-то надеяться я на твоем месте не стала бы. Нет смысла искать черную кошку в темной комнате. Особенно, если ее там нет. У тебя есть вполне определенное будущее, составленное, согласно нашему плану, из Семена, математики и прочих приятных и понятных вещей. Не стоит, я полагаю, отказываться от всего этого ради растаявших видений, пусть даже и оказавших на тебя инициирующее влияние. Впрочем, разумеется, поступай, как знаешь.

Спешу в свою очередь сообщить, что твоя маменька, Мария Спиридоновна, чувствует себя хорошо, с присущей ей терпеливостью переносит в меру вздорный характер моих родных и уже очень привязалась к Леше и маленькому Николаше. Недавно они втроем ездили в цирк (маман и Аннет цирк не переносят) и остались в целом очень довольны. Там был номер, когда по золоченой лесенке бежали наверх белые голуби. Николаша зашелся от восторга, а Леша вдруг заплакал и сказал, что это – земная аллегория рая. Каким бредом забита голова этого ребенка! Теперь только твоя мама может его успокоить и уговорить. У них там уже составилось премиленькое стариковское общество: Модест Алексеевич, Мария Спиридоновна, Наталия Андреевна… Заправляет всем Мария Симеоновна, петина мать. Меня она, естественно, пока на дух не переносит, но я не унываю, и не устаю ею восхищаться. Представь, женщина, в годах, двадцать лет вдовеет, но при всем том имеет отвагу жить так, как будто бы все на свете можно было объяснить, а у каждого отдельного человека нет и не было никаких непросчитываемых на счетах отношений с мирозданием. Удивительная старуха! Кроме вышеперечисленных, заезжает к ним и Густав Карлович Кусмауль. Они собираются в нижней гостиной, топят печь, пьют чай с малиновым вареньем и слушают его леденящие душу истории из многолетней практики полицейского следователя. Старый фараон, по-видимому, приглядывается к осиротевшей усадебке бабушки Саломеи, но то ли не хватает финансов, то ли с немецкой обстоятельностью хочет все взвесить…

Сестрица Аннет выглядит в этом старушатнике совсем бледной и одинокой. Впрочем, могла бы и обернуться как-то, ежели б по-настоящему захотела. Ирен, напротив, одиночеством не тяготится, живет в мире книг и читает в свои пятнадцать лет уж такие сочинения, что всерьез опасаюсь за ее рассудок. Надо вытаскивать девчонку из ее раковины, покуда не поздно, и это стоит в моих планах на ближайшее будущее.

Я занята по горло свалившимися на меня делами. Кручусь до ночи, а после валюсь в постель или еду под Лугу, часто засыпая прямо в санях. Просыпаясь наполовину дорогой, вижу вокруг какой-то полусказочный, полуреальный мир. Пронзительный скрип снега под полозьями, черный волшебный лес, освещенный безжалостной луной, похожей на серебрянную луковицу, и какие-то фиолетовые тени-звери, бесшумно несущиеся параллельно дороге, то нагоняющие сани, то вновь отстающие…

Пока здоровье такой режим вполне позволяет, а далее – поглядим. Петя – настоящее чудо, как всегда буднично суетлив, возвышен душой и прозрачен глазами. Его мягкие, добрые локоны мне хочется накручивать на палец вместо своих – неприветливых и железно-пружинных.

Просочившись в виде слухов, вся эта история страннейшим образом преломилась в нашем так называемом «свете». Ты помнишь, как ненавидели и презирали Михаила все эти дамы и господа? Я – помню отлично. Теперь он представляется там же едва ли не мучеником. Подробности его детства и юности обретают характер апокрифических историй и рассказываются с применением батистового платочка. Баронесса Шталь за жестокое обращение с несчастным младенцем подверглась почти всеобщему остракизму. Впрочем, ей, кажется, уж все равно. Ефим Шталь, напротив, оказался вдруг страдающей стороной, потерявшим разом всю семью, и едва ли не распускателем всех этих сопливых стенаний и историй про Михаила. Единственный человек, который с ним решительно порвал – Константин Ряжский, за что и заслужил мое вечное уважение. Зинаида К. отчего-то ходит в трауре (впрочем, он ей весьма идет). Ксения, опять же по слухам, на последнем спиритическом сеансе вызывала дух Михаила Туманова и спрашивала, как ей дальше жить. Дух явился и посоветовал немедленно, пока не поздно, завести любовника. Кажется, даже прямо порекомендовал Константина, ссылаясь на общность его с Ксенией интересов. Я от всего этого злюсь или куражусь, в зависимости от настроения. Впрочем, ежели я была бы менее жесткой и более угодливой, могла бы, кажется, легко обратиться в «жертвы». Но я такова, какова есть. Потому – меня как всегда все осуждают. Прикинь и посмейся: недавно в одной из гостиных милая Кэти, глядя правым глазом куда-то мне за левое ухо, произнесла гневный монолог на тему о том, что я чего-то не допоняла в тонкой душе Туманова и не поддержала его в трудный момент.

Мой новый роман Элен советует назвать по аналогии – «Петербургская любовь», но я более склоняюсь к тому, чтобы поставить акцент на инициирующей точке – «Глаз Бури» – одновременно и камень, вокруг которого завертываются события, и мертвая зона в середине шторма, в обманчивой тишине которой герои ухватывают-таки отпущенный им кусок покоя и личного счастья. Матрена и Оля сетуют на отсутствие острых социальных сцен и ярких картин угнетения рабочих капиталом. Иннокентий Порфирьевич желает побольше назидательности и нравственных уроков для молодежи. Кэти просит подробных и обстоятельных любовных объяснений. На всех, понятно, не угодишь, главное – избавиться от лишних слов. А в целом стремлюсь сделать так, как в самой жизни – всего понемногу. Что выйдет – посмотрим.

Привет и самые лучшие пожелания Семену. Остаюсь с любовью -