Над пропастью юности (СИ) - "Paper Doll"

Джеймс испытывал смешанные чувства. Это не было разочарование, грусть или же обида. Просто удар поддых, что согнул его пополам, вынудив впервые ощутить силу гнева матери, вылившегося в жестокость слов, к которым он не был готов. Ему было неприятно. На душе оставался осадок, который Джеймс пытался растворить в нескольких опрокинутых стаканах виски в гостиничном баре. К утру от алкоголя, смешанного со словами женщины, у него болела голова.

Поэтому на похоронах он не говорил ни с отцом, ни с матерью. Женщина так вовсе даже не смотрела в его сторону, будто действительно забыла о его существовании, выбросила из головы, окончательно отреклась. Невзирая на то, что Фреи не было рядом, это не изменило текущего положения. Отец игнорировал действительность, мать — его. Их семья была развалена на части, ни в одной из которых не было целостности.

На кладбище собралось не так много людей. Он заметил, что среди пришедших почтить память брата не было ни одного его сверстника. Не было новостью, что у Оливера не было друзей, кроме Фреи, но всё же это выдавалось невероятным. Джеймс всегда был окружен людьми. Где бы ни был, легко заводил знакомства и находил друзей, никогда не чувствовал себя одиноким и не знал, каким было это чувство вовсе. Это было странно и отчасти прискорбно. Жизнь брата была короткой, но в то же время незаметной, что вызывало излишнюю жалость.

У Оливера не было времени жить. Он не успел узнать вкуса жизни и увидеть всех её цветов и оттенков. Заведомо разочаровавшись во всем, даже не дал себе шанса. Нетерпимо придирчивый к своему окружению, Оливер был не менее требовательным и к самому себе, что свело его с ума. Парень искал в окружающих отражение того, кем хотел быть сам, но кем на самом деле не был. Ему не хватало смелости и терпения, чтобы принимать собственные недостатки и чужие. Ему бы больше простоты и беспосредственности, с которыми он не был бы самим собой, а в большей мере походил бы на брата. Подобная схожесть не была бы для него лишней.

— Приношу свои соболезнования, — Джеймс обернулся на знакомый голос. Мужчина, которому тот принадлежал, быстро оказался рядом. С непроницаемо серьезным выражением на лице и холодным взглядом, направленным в сторону мистера и миссис Кромфорд, которые стояли рядом, но не смотрели в сторону друг друга, не говоря о том, что даже не касались.

— Не ожидал Вас здесь увидеть, мистер О’Конелл, — в голосе появилась едкость, что была для него слишком опасна.

— Полагал, что Фрее нужна будет моя поддержка. Оливер многое для неё значил. Впрочем, я тоже лично знал парня. С ним было приятно иметь дело, — произнес на выдохе. — Кстати, где моя дочь?

— В Оксфорде. Она решила не приезжать, — ответил безразлично, будто это должно было быть очевидно. Джеймс словно хотел доказать мужчине, что знал Фрею намного лучше него, что было самонадеянно и глупо. Он и сам не знал, зачем это делал.

— Это на неё непохоже, — хмыкнул мистер О’Конелл, опустив голову вниз.

Было заметно, что он чувствовал себя неловко в компании Джеймса, но ни в его речи, ни отношение не было ни капли ненависти или нетерпимости, с которыми парень встретился в письме, с момента получения которого прошло не так много времени. Его обвинения были полны жара, в мольбе оставить Фрею в покое чувствовалось отчаянье.

Казалось, мистер О’Конелл сдался, принял поражение или же просто напросто устал бороться в одиночку против них двоих. Он сумел победить Фрею однажды, но в этот раз она заупрямилась, пошла наперекор его воли, невзирая на все поставленные условия, что должны были сломить её и заставить отказаться от желаемого. Взамен отцу она выбирала парня, и едва ли в силах родителя было сделать ещё что-небудь. Ему не оставалось другого выбора, как отпустить дочь, даже если это означало, что ему придеться с ней навсегда попрощаться.

Вид у мужчины был уставшим, будто он безвозвратно потерял своего ребенка. Было похоже, что последние несколько суток мистер О’Конелл не спал, в чем нельзя было усомниться. Он не успел физически оправиться после операции, а потому помимо всего прочего выглядел слабым. Письмо Джона заставило его немало понервничать, но ответ Фреи вовсе выбил из колеи. Ему не было чего ответить дочери на подобное заявление, а потому мужчина не нашел лучшего решения, чем связаться с парнем. Джеймс же даже не нашел времени ему ответить. Личная встреча была, как нельзя, кстати.

Мистер О’Конелл избегал даже короткого взгляда в его сторону. Наверное, было к лучшему, что Фреи не было, потому что ей не понравилась бы угрюмая картина того, как двое её самих близких людей находились рядом, но в то же время были слишком далеки от взаимопонимая. Даже она не могла бы решить их проблемы, если бы не усугубила её вовсе.

— Думаю, у нас есть один нерешенный вопрос, сэр, — произнес Джеймс, когда мужчина вознамерился уйти. Люди начали медленно расходиться. В доме Кромфордов их ждал богатый поминальный обед, который мистер О’Конелл вряд ли вознамерился посещать. Впрочем, Джеймсу дома тоже было не место. Точно не после слов матери. — Нам нужно серьезно поговорить.

— Полагаешь, сейчас наилучшее для этого время? — казалось, он должен был рассмеяться, но ирония уколола не меньше смеха. Мистер О’Конелл кивнул головой кому-то в знак приветствия, почтительно приподняв шляпу. Джеймс же краем глаза проследил за родителями, которые молча, но по-прежнему бок-о-бок, направились к выходу из кладбища, откуда медленно разбредались и остальные. — К тому же, кажеться, вы оба всё решили без меня.

— Вы правы, Фрея приняла моё предложение, в конце концов, — ответил с напускной уверенностью. Ведь если Фрея первой заговорила о предстоящей свадьбе, это уж наверняка должно было означать, что она была согласна стать его женой. — Вот только нам обоим не менее важно, чтобы своё согласие дали и Вы.

— Этого не будет, — строго отрезал мужчина. Он снова приподнял шляпу в знак приветствия, прежде чем стремительно направился в сторону выхода из кладбища. Джеймс последовал за ним, шагая вровень. — Будь это выбор её сердца или разума, я не могу его одобрить. Не после всех тех сведений, что стали мне известными.

— Тогда если, согласно Вашим словам, я обесчестил Вашу дочь, не будет ли женитьба на ней наиболее правильным решением? — вторил мужчине, не стесняясь в выражениях. Фрее бы не понравилось, как он обозначил их отношения, но Джеймс пытался говорить на языке, что будет понятным мистеру О’Конеллу. Если тот мог осмелиться использовать подобные выражения по отношению к собственной дочери, то почему этого не мог сделать и парень? — Возьму Фрею в жены, и избавлю Вас заботы искать жениха, который принял бы её с этим небольшим изъяном, у которого, прошу заметить, нет последствий.

— Так я ещё, в некоторой мере, должен быть благодарен тебе за проявленое благородство? — фыркнул в ответ мужчина. Он даже замедлил шаг, словно ноги стали вдруг ватными и непослушными. Посмотрел на Джеймса с нескрываемым отвращением, которого доселе тот не встречал. Что ж, он вполне того заслуживал. — Ты соблазнил мою дочь, испортил её, а теперь выдаешь себя за благодетеля, который делает мне и ей столь большое одолжение.

— Согласие Фреи стало для меня одолжением, — на выдохе произнес. — Как и её признательность ко мне, доверие и любовь. Единственное одолжение, которое я хочу сделать для неё, это убедить Вас, дать своё благословение, — они оба остановились, стоило выйти за ворота кладбища, за которыми царила та же мертвецкая тишина. — Вы — её семья, как и она — Ваша. Я не пытаюсь отнять её у Вас. Фрея всегда будет оставаться Вашей дочерью, но Вы должны её отпустить, дать свободу и шанс жить так, как ей того хочеться.

— Ты не понимаешь, о чем говоришь, — мистер О’Конелл отвернул голову, как упрямый ребенок, но с места дальше не ступал. Люди разьезжались, поэтому они не привлекали много внимания, оставаясь наедине. — У тебя не было детей. Ты не знаешь, каково это предлагать им лучшее, прилагая к тому все усилия, чтобы взамен они отвергали это, выбирая то, отчего ты их всю жизнь остерегал, — он посмотрел на Джеймса, и тот сразу понял, что означал этот взгляд. Мистер О’Конелл считал его тем «худшим», что Фрея выбрала вопреки собственным принципам и воспитанию.