Уильям Локк - Демагог и лэди Файр

Но у подъезда своего дома, после того, как она уже отпустила кучера, она с ужасом вспомнила, что оставила письмо в ящике. В первый момент она хотела вернуться и потребовать его обратно, но это было невозможно. Она медленно поднялась к себе и тотчас легла, но долго не могла заснуть от пережитого волнения и унижения.

Годдар стоял на крыльце и следил глазами за экипажем, пока последний не скрылся в темноте улицы. Тогда он медленно повернулся, открыл ключом дверь и прошел прямо в столовую. Лиззи полудремала, лежа на диване. При входе Годдара она повернула к нему свои осовевшие глаза. Вид у ней был ужасный: распущенные, растрепанные волосы, опухшее, заплывшее лицо, грязный капот был полузастегнут, чулки спустились с ног. Комната была пропитана запахом спирта и в ней царил страшный беспорядок. Скатерть на столе съехала на одну сторону; на ней валялись объедки булки, грязный носовой платок и засаленная книжка романа.

Невыразимое отвращение овладело Годдаром. На минуту в нем вспыхнуло дикое желание схватить подушку, на которой лежала Лиззи, и придушить ее.

— Ступай спать! — сказал он, поборов приступ ярости.

Она встала, но зашаталась. Годдар чувствовал, что если бы она упала на пол, он не мог бы заставить себя дотронуться до нее и помочь. Но она упала обратно на диван.

Он позвонил горничную и сказал:

— Позовите кухарку и уложите барыню в постель! Я уезжаю сейчас в Экклесби и не знаю, сколько времени там пробуду. Я пошлю телеграмму миссис Смит, чтобы она завтра же приехала сюда.

Горничная вышла. Лиззи установилась на нее бессмысленными глазами.

— Ты думаешь, я так и поверю, что ты поедешь в Экклесби? Ты идешь к этой цирковой даме из Пиккадилли — вот что!

Годдар в бешенстве подскочил к ней, схватил ее за ворот и начал ее трясти.

— Я тебя убью!… — прошептал он сквозь зубы.

Лиззи испугалась и захныкала. Годдар выпустил ее, минуту смотрел на нее и с отчаянием провел рукой по волосам.

— Что за наказание! — вскрикнул он дрожащим голосом и выбежал из комнаты.

Он машинально схватил не распакованный еще чемодан, надел пальто и вышел на улицу. На платформе вокзала Сент-Панкрас он повстречался с Глимом. Депутат засыпал его вопросами об отеле «Мидлэнд» и о лэди Файр. Годдар слушал подробности о фабрикантах, об отказе Розенталя, он выслушивал поздравления, добрые пожелания и прощальные приветствия, но все это ощущалось им как во сне. Блестящие новости, которые он вез с собою, верная победа, долженствовавшая увенчать его надежды и честолюбивые мечты, тысяча человеческих жизней, судьбу которых он держал в своих руках — все это скользило по его сознанию, как неясные тени. Он весь был охвачен двумя чувствами — страстною любовью к лэди Файр и дикой ненавистью к Лиззи. Если пламя ада когда-либо горело в груди человека, то оно пылало в эту ночь в груди Годдара, когда он был на пути к осуществлению первой великой честолюбивой мечты в своей жизни.

Победа была полная.

Внезапная уступка фабрикантов произвела сенсацию во всей стране. Газеты пестрели именем Годдара. Он был героем дня. Для рабочих же Экклесби он остался героем навсегда. Его первое появление на улице после объявления нового коллективного договора между фабрикантами и рабочими послужило поводом к устройству грандиозной манифестации. Мужчины кричали до хрипоты и силой протискивались к нему, чтобы пожать ему руку. Женщины плакали и призывали на его голову благословения. Одна работница, словно обезумев от радости, обняла и поцеловала его. В торжественной процессии с факелами и двумя оркестрами музыки пронесли они Годдара на руках по главным улицам города.

Первые дни он весь горел возбуждением от успеха и народного поклонения. Но когда крики толпы перестали раздаваться в его ушах, все возбуждение было снято как рукой. Он очутился лицом к лицу с жестокой действительностью.

По приезде в Лондон, он сейчас же отправился к лэди Файр. Мысли его кружились; он не знал, что он ей скажет. Ему было ясно одно: он жаждал снова увидеть ее и чувствовал безумное желание броситься к ее ногам. Дремавшая страсть проснулась в нем и овладела всем его существом. Его любовь протекала вначале так спокойно, росла так незаметно, что он и не предполагал, какая глубина страсти таится под этой спокойной поверхностью. И вот он внезапно подошел к пропасти и бросился в нее вниз головой. Кровь бросилась ему в лицо, когда он позвонил у знакомой двери. Горничная открыла ему и кратко сообщила, что лэди Файр нездорова и никого не принимает.

— Она в постели? — резко спросил Годдар.

— Она не выходит из своей комнаты.

— Передайте ей, что я хочу ее видеть.

Горничная удалилась и вскоре вернулась с ответом, что лэди Файр не в состоянии принять его ни сегодня, ни в ближайшие дни.

Он должен был уйти.

В его душе бушевали ярость и отчаяние. Дома он заперся в своей комнате и набросал лэди Файр письмо. Проходили дни, ответа не было. Он послал тогда второе письмо — но и его постигла та же участь. Тогда Годдар снова отправился к ней, но на этот раз дверь не открылась ни на звонок, ни на стуки. У подъезда он встретил швейцара и тот ему объявил, что лэди Файр уехала на юг Франции.

Только теперь Годдар понял всю глубину постигшего его несчастья. До этой минуты он утешал себя надеждой, что, стоит только лично переговорить с ней, он сумеет вымолить у нее прощение и снова получить право входа в ее квартиру. Теперь врата рая оказались закрытыми и, если бы вместо швейцара перед ним стоял сейчас ангел с пылающим мечом, Годдар не был бы охвачен и тогда большей безнадежностью.

Он долго, бесцельно бродил по улицам. Жизнь казалась ему такой же унылой, как этот пасмурный ноябрьский вечер, который незаметно переходил в сырую безотрадную ночь. Годдар дошел до цирка Пиккадилли и остановился, не зная, куда ему идти. Со своими ежедневными занятиями он покончил сегодня раньше обыкновенного — так торопился он к лэди Файр. Мимо пего проехал омнибус и кондуктор громко провозгласил название улицы, где жил Годдар.

Годдар быстро повернул обратно, точно его оттолкнул этот крик. Он не мог идти домой. Мысль о Лиззи, о пьяной безобразной жене, привела его в отчаяние. Нет, сегодня он не в состоянии ее видеть!

Он отправился в клуб и поднялся в библиотеку. Приятная тишина царила здесь. В это время он мог рассчитывать не встретить здесь никого из докучных знакомых. Он сел в кресло перед камином и отдался своим мрачным мыслям. Он думал о том, как теперь ему перестроить свою жизнь, и о том несчастии, которым стала теперь для него его жена. До знакомства с лэди Файр Лиззи ничего не значила в его жизни. Годдар жалел ее, делал, что мог, чтобы исправить непоправимую ошибку их брака, но никогда не думал об освобождении, и узы брака его не стесняли. Даже во время первого сближения с лэди Файр, мысль о жене не беспокоила и не раздражала его. Лэди Файр была настолько выше его и его чувства к ней были так новы, так непохожи на все испытанное им до сих пор, что ему и в голову не приходило, что любит ее любовью мужчины. Но теперь, когда время идиллической любви прошло, когда он почувствовал жгучую страсть к женщине и женщину эту потерял — теперь та другая женщина стала страшным, непреодолимым препятствием и вместе с тем тяжким несчастием его жизни.