Уильям Локк - Демагог и лэди Файр

В то же время ему приходилось позаботиться и о домашней жизни. Лиззи падала все ниже и ниже. Он предложил Эмили поселиться у них в доме, чтобы Лиззи находилась под ее постоянным присмотром. Он и Эмили теперь вместе боролись с пороком, которому Лиззи все больше подпадала. Но Лиззи превосходила их хитростью и все-таки умудрялась тайком доставать водку, несмотря на самый тщательный присмотр. С каждым днем она становилась все отвратительнее. Даниэль не мог обманывать себя: у него было определимое желание освободиться от этой обузы. Но чем сильнее он чувствовал отвращение, тем старательнее он подавлял в себе всякое внешнее его проявление. Он молча переносил капризы, упреки и пьяную бессмысленную болтовню и старался сделать ее жизнь как можно спокойнее.

— Знаете, Даниель, вы просто ангел, — сказала ему однажды растроганная Эмили, которая взирала на него всегда с благоговейным обожанием. — Я не понимаю, откуда у вас берется терпение!

— Вы так думаете, Эмили? — спросил он смеясь. — Думайте, если это вам так нравится. Мне это, во всяком случае, не повредит.

Только однажды Лиззи упомянула о ночном посещении лэди Файр. Это случилось в одно из воскресений. Эмили ушла в церковь, оставив их обоих в комнате. Даниэль курил трубку и читал; Лиззи, в виде редкого исключения, сидела в сравнительно приличном виде за работой и шила. В этот день она была спокойнее обыкновенного, не ворчала и не бранилась. Но постепенно шитье стало ей надоедать и ее движения делались все медленнее. Несколько раз работа падала у нее из рук и Лиззи сидела, устремив неподвижный взгляд в огонь камина. Наконец, она встала, обошла вокруг комнаты, поправила кое-какие безделушки, а затем тихо проскользнула в смежную спальную комнату.

Внимание Даниэля вдруг было привлечено резким звоном посуды. Он немедленно вскочил и бросился в спальную. Его подозрения оправдались. В полутемной комнате Лиззи быстро засовывала бутылку в сундук. Стакан, наполовину наполненный спиртом, стоял на камине.

— Лиззи! — закричал он, — ты опять?…

Она обернулась к нему в припадке бешенства.

— Как ты смеешь сюда входить! Как ты смеешь шпионить за мной! Хочу пить и буду пить! Какое тебе дело, если я хочу убить себя!

Она схватила стакан и поднесла его к губам, но он подскочил и выбил стакан из ее рук.

— Во всяком случае, сегодня ты не будешь пить! — сказал он спокойно.

Она разразилась потоком брани. В подобные минуты, когда ею овладевала страсть к вину, она прибегала к выражениям, слышанным ею на сэннингтонских улицах. Он терпеливо ждал, пока у нее иссяк запас бранных слов.

— А бутылку я все-таки отберу от тебя, — сказал он, направляясь к сундуку.

Это послужило поводом к новой вспышке гнева. Она уселась на сундук, клялась, что она не отдаст бутылки, пока жива, и приготовилась силою защищать свою собственность. Годдар пожал плечами и сел на кровать.

— Хорошо, — сказал он, — я подожду.

Она разразилась истерическими воплями. Лучше бы ей умереть… Она его ненавидит… Он грубое животное… Он только и делает, что шпионит за ней, если не волочится за другими женщинами…

— Что я слепая дура, по твоему, что ли? — вскрикнула она, отняв руки с лица и пристально глядя на него. — Думаешь, что я ничего не вижу и не знаю? Но я не вмешиваюсь в твои дела, так и ты оставь меня в покое. Только ты не смей приводить сюда в дом своих любовниц! Думаешь, я ничего не знаю о твоих любовных шашнях? Ты во сто раз хуже меня. Я хоть не обманываю тебя, не корчу из себя никакой святой. А ты — негодяй! Ты думаешь, я не знаю твоих Родант? Великолепно знаю!

Он вздрогнул, как от удара, и на мгновение потерял над собою власть, которую он с трудом удерживал во все это время. С нечеловеческим усилием он поборол бушевавшую в нем ярость и вцепился пальцами в одеяло с такой силой, что ногти его загнулись. Он понимал теперь, что мужчина иной раз может ударить женщину. Если бы он потерял самообладание, он бросился бы на нее и бил бы ее, бил — пока она не потеряла бы сознания. Лиззи, казалось, ожидала этого. Она замолчала, съежившись и посматривая на него исподлобья. Так глядели они друг на друга в полумраке тускло освещенной комнаты. Вдруг она задрожала всем телом и, вскрикнув, закрыла лицо руками. Ужас охватил ее.

Даниэль поднялся, подошел к ней и схватил ее за руку.

— Ступай в столовую, — приказал он ей строго, и она повиновалась.

Он вынул бутылку со спиртом, спрятал ее и отправился в столовую и там они оба сидели, не проронив ни слова, пока Эмили не вернулась и не сменила его.

Это был первый и последний раз, когда Лиззи упомянула имя лэди Файр. Годдар ломал себе голову, откуда она могла узнать ее имя, которое у него постоянно было в мыслях, но которое он ни разу не слышал ни от одного постороннего человека. По злой иронии судьбы это дорогое ему имя было произнесено вслух в первый раз устами его презренной жены. Это обстоятельство ожесточило его еще больше против Лиззи.

Несколько недель спустя открылась давно ожидаемая вакансия в округе Хоу, и Годдар был выставлен кандидатом от радикальной партии.

И в самом начале выборной кампании он получал известие из Лондона, что его жена захворала белой горячкой.

— Я могу войти к ней? — спросил Годдар.

— Она спрашивала о вас, — сказала сиделка. — Это ее успокоит; только не говорите с ней.

— Опасность миновала?

— Да, наконец. Но полное выздоровление зависит от абсолютного спокойствия. Сердце очень слабое. Внезапное волнение, и тогда — она щелкнула пальцами, — конец.

— Паралич сердца?

— Да, конечно, — ответила сиделка.

— Я просто посижу у нее минут десять, — сказал Даниэль. — Но вы уверены, что она будет довольна?

— Конечно! Это будет для нее означать, что вы ее простили, — сказала сиделка и вздохнула. — Бедняжка? Я пойду и подготовлю ее.

В ожидании, когда его позовут, Годдар уселся в неуютной гостиной и опустил голову на руки. Он был очень утомлен. Сильное напряжение, умственное и физическое, последних трех месяцев сказалось на нем. Его лицо осунулось и пожелтело, глаза горели лихорадочным блеском. Чуть ли не в первый раз в жизни он принужден был обратиться к врачебной помощи, потому что страдал бессонницей. Врач предписал немедленный отдых и перемену обстановки. Годдар пожал плечами. Может быть, это удастся осуществить, но лишь после выборов.

В округе Хоу разгорелись политические страсти. Имя Годдара пользовалось такой известностью, что все население приняло самое живое участие в выборах; противники мобилизовали все свои силы, и предвыборная агитация была в полном ходу. Но уже теперь можно было предвидеть блестящую победу Годдара, с рекордным, подавляющим большинством. Предвыборная кампания даже при обыкновенных обстоятельствах бывает тяжела; в настоящее же время, когда Годдар был совершенно переутомлен и измучен, она могла сделаться для него даже опасной. А тут еще случилась болезнь Лиззи. Он несколько раз приезжал в Лондон, чтобы самому убедиться, что для нее сделано все, что могут дать материальные средства и врачебное искусство. Он лихорадочно боялся какого-нибудь упущения со своей стороны, которое могло бы оказаться роковым для ее жизни.