Олег Евсеев - Осеннее наваждение

Задержавшись в полку — шла подготовка к торжественной встрече из российского вояжа государя-императора — я поспел лишь на вторую половину представления. С трудом протискиваясь меж сидящих, рассыпаясь в бесконечных извинениях — особливо дамам, я отыскал свое место и облегченно вздохнул, выпустив изо рта облачко пара. Было уже весьма прохладно, а, как я уже заметил выше, внутри цирка климат стоял почти такой же, как и снаружи, ежели не считать острого запаха навоза и конского пота. Шло выступление канатоходцев Кириани — на высоте в четыре человеческих роста по канату расхаживали двое мужчин в обтягивающих белых с блестками костюмах. Они натужно улыбались, балансируя на ниточке каната, и производили странное впечатление какого-то обмана, словно все это не стоило им никакого труда, и только пот, обильно выступавший на их лицах, говорил об обратном. От пояса младшего Кириани за его спиною тянулся страховочный трос, поэтому, когда по канату передвигался он, мужчины недоверчиво хмыкали, а дамы ахали много меньше, чем когда по канату шел быстрый, как кот, старший Кириани.

Зевнув, я небрежно похлопал, когда они ловко спустились на арену, и стал дожидаться выхода шталмейстера, что-то внушавшего усталым канатоходцам у выхода с арены. Наконец, он в последний раз энергично махнул им рукою, под аплодисменты вышел на середину, развел руками, словно юбиляр, приветствуемый явившимися на торжество гостями, и громогласно, отчаянно картавя, на плохом русском объявил:

— Дами и госпот! А сейчас известнеши маг и гипнотизер месье Мариус покажет на ваше внимание свой чудо-сеанс! Особо чуствительни просим покинуть зал!

Свет немедленно погас, какая-то «особо чуствительни» дама от неожиданности взвизгнула, на нее немедленно цыкнули сразу с нескольких сторон, и возникший одинокий луч осветил на арене высокую прямую фигуру в ярко-синей атласной переливающейся накидке. Мариус небрежно покивал головою во все стороны, давая любопытным рассмотреть себя во всех подробностях. Это был человек неопределенного возраста с длинной седою гривою волос, при бороде и усах грязно-белого цвета и в черных круглых очках, так что, собственно, разобраться в его физиономических особенностях не представлялось решительно никакой возможности. Дождавшись, наконец, молчания зрителей, Мариус скрипучим как несмазанная калитка голосом произнес, выказав недурное знание языка, сохраняя, впрочем, легкий акцент:

— Благодарю всех, оставшихся оценить мое искусство. Особо хочу подчеркнуть, что во всем, что вы увидите сейчас, нет никакого обмана — это плоды моего долгого труда над своими способностями и сотрудничества с известнейшими профессорами медицины ведущих европейских университетов.

Сидящий неподалеку от меня франтоватый господин с тонкими усиками насмешливо фыркнул при этих словах, недоверчиво процедив при этом достаточно громко: «Ишь ты… ведущих университетов…» Мариус поднял руку, и луч осветил лицо недовольно прищурившегося господина.

— Не угодно ли вам выйти ко мне, чтобы убедиться в справедливости моих слов? — холодно молвил гипнотизер.

Зал взорвался аплодисментами, и недоверчивому зрителю пришлось пробираться к выходу вниз. Оказавшись рядом с Мариусом, он принял горделивую позу, одним своим видом выражая все, что думает по поводу мага и его искусства.

— Скажите, сударь, я слыхал, что в России очень любят собирать грибы. Вы давно в последний раз собирали грибы? — проскрипел Мариус.

— Я?! Грибы?! — оскорбился господин. — Да что вы себе позволяете?

— Простите иностранца, я не хотел вас обидеть. — Мариус ловко взял его под руку и развернул таким образом, чтобы тот стоял спиной к входу в служебные помещения и, таким образом, лицо его было бы видно всем зрителям, в то время как сам гипнотизер стоял к ним спиною.

— Грибы! — все не мог успокоиться франт. — Еще бы про ягоды спросил! Вы бы, господин ведущий маг, сперва научились бы… — И внезапно осекся. Я отчетливо видел, как лицо его, выражавшее секунду назад крайнее возмущение, вдруг переменилось, приобрело умильность и самую добрую улыбку, на которую, вероятно, он был способен. Мариус резко отодвинулся от него, быстрым жестом водрузив на нос свои черные очки, и, театрально вытянув руки, представил публике недоверчивого господина, расхаживающего по арене и, казалось, что-то отыскивающего на ней. Господин негромко бубнил себе под нос и пребывал в самом лучшем расположении духа. Вдруг он издал громкий радостный крик, кинулся к какой-то крошке на полу арены, с усилием, словно выдергивая, подобрал ее и, подняв кверху, как драгоценность, с блаженною улыбкою стал изучать. Зал взорвался хохотом, но господин этого, как и не слыхал, очевидно пребывая сейчас рассудком в полном одиночестве в каком-нибудь сосновом бору. Положив найденный гриб в корзину, очевидно висевшую у него на левой руке, он продолжил свои поиски, усиленно шаря глазами по арене. Публика заходилась в истерике, умильно глядя на своего любимца-гипнотизера, с самым невозмутимым видом созерцавшего сбор грибов. Наконец, он хлопнул в ладоши, призывая всех к тишине, подошел к франту, до крайности увлеченному своим занятием, и, коротко вскинув на лоб очки, придвинул к себе лицо грибника. Буквально через несколько секунд, господин, хлопая глазами, будто только очнулся и, покачиваясь, послушно побрел на свое место, сопровождаемый смешками из зала. Раздались дружные овации, и Мариус, раскланявшись, спросил:

— Не угодно ли еще кому-нибудь из уважаемой публики убедиться в чудесах гипноза? Прошу вас не бояться, это совершенно неопасно… Может быть, вы? Или вы? Мадемуазель, прошу вас!..

Никто не выходил, очевидно, из опаски оказаться в нелепом положении на глазах у всех. Мариус пожевал губами, пребывая, казалось, в затруднении.

— Прошу вас, нет ничего страшного! Это просто фокус…

Из второго ряда, очевидно, после долгих уговоров полной дамы, верно, жены, поднялся немолодой флотский офицер с изрядной лысиной на всю голову и, шагнув на арену, громко заявил:

— Извольте, попробуйте проделать это со мною, но прошу учесть — едва ли у вас что-то выйдет!

— Возможно, — не стал спорить Мариус, склонив голову, верно прикидывая, что бы сделать со строптивцем. Жестом пригласив его занять место возле выхода, он поднял очки и впился во флотского офицера взглядом. Тот лишь улыбнулся и сказал:

— Вот видите, сударь, ничего у вас не выходит. Ничего у вас не выходит. Ничего у вас не выходит. Ничего у вас не выходит. Ничего у вас не выходит… — Он повторял эту фразу еще много раз, пока публика, наконец, не поняла, в чем соль следующей выходки Мариуса. Хохот стоял поистине гомерический, пузатая фигура офицера и впрямь была комична: глядя пустыми глазами куда-то внутрь себя, он повторял одно и то же, совершенно не слыша ничего вокруг. Мари-ус раскланялся, проделал над несчастным ту же операцию, что и над его предшественником, и легонько подтолкнул его на место. Флотский вздрогнул и, обернувшись к гипнотизеру, резко выпалил, к удовольствию всех зрителей: