Генрих Шумахер - Паутина жизни. Последняя любовь Нельсона

И вот однажды пришла весть, что дальний родственник матери Эммы умер, оставив ей в наследство значительную сумму денег. Теперь все наперебой стали заискивать перед той самой женщиной, к которой еще накануне относились с пренебрежением. Фермер повысил ее из прислуг в домоправительницы, самый уважаемый купец города уговорил ее вложить деньги под высокие проценты к нему в предприятие, миссис Беркер, директриса пансиона для благородных девиц, приняла Эмму в число своих учениц.

Через год купец обанкротился, и дочь прислуги была уволена из пансиона при язвительном хохоте высокорожденных сотоварок.

Ей пришлось поступить в няньки. А ведь у миссис Беркер ею овладела новая мечта, причем это уже не было желанием ребенка, подростка. Теперь эта греза звала ее в далекий, неизвестный мир, где много-много красоты и великолепия. Но для этого надо было приобрести знания, и Эмма училась, напрягая все свои силы. Однако и эта мечта теперь рассеялась как дым.

Люди преклоняются только перед деньгами! Перед богатым все открыто, перед бедным же все закрывается! Быть бедным — значит быть презираемым! Такова жизнь…

Эмма высказала все это эмоционально. Но ее жесты, мимика, хриплый голос — все выдавало ту горечь, которой переполнил девушку опыт ее юной жизни.

Мисс Келли нежно привлекла ее к себе и ласково погладила по голове:

— Бедный ребенок! Как рано вам пришлось испытать тяжесть житейских обстоятельств! Но для вас еще настанут лучшие времена. Раз девушка так красива…

— Какой прок для меня в красоте? — мрачно возразила Эмма. — Здесь никто не понимает красоты. Все меня презирают. А я — я знаю это! — я умру в нищете и…

— Вы чересчур скоропалительны, милая! — перебила девушку, улыбнувшись, мисс Келли. — Разве можно заранее знать, что выйдет из человека? Посмотрите на меня! Я не знаю, где родилась и кто были мои родители. Я выросла в ярмарочном балагане и еще в шестнадцать лет не умела ни читать, ни писать. А теперь!.. Теперь у меня есть дом в Лондоне, имение в Ирландии и капитал в Лондонском банке. Весь Лондон знает меня. Женщины завидуют мне и подкупают моих портных, чтобы получить модель моего платья. Мужчины бегают за мной и разоряются за одну мою улыбку А один из них… один… когда-нибудь он станет королем Англии, императором Индии и могущественнейшим государем Земли — люди называют его «джентльменом Джорджем», — ну а меня он любит, и потому он мой раб. «Маленький толстячок ты мой!» — так зову его я.

— Арабелла! — сердито крикнул Ромни. — Как вы осмеливаетесь?..

Мисс Келли передернула плечами:

— Мизантроп! Крошка сделает в Лондоне блестящую карьеру. Вы хотите испортить ее?

— Испортить? Ха!.. Кроме того, вы не понимаете собственной выгоды, милый друг. Если я приеду с этой девушкой в Лондон, то вы получите возможность нарисовать ее в двадцати — тридцати видах. Ведь вы только что хотели этого?

В глазах художника блеснул жадный огонек.

— Вы правы! С нею я побью Гейнсборо и всех других… — Ромни вдруг остановился и сказал после короткого раздумья, обращаясь к Эмме Лайон: — Не слушайте этой искусительницы, дитя мое! Оставайтесь здесь, у своей матушки. Здесь вы…

Мисс Келли перебила его невольным движением руки:

— Избавьте нас от ваших тирад, Ромни! Поговорим лучше о делах. Что вы дадите мисс Лайон за сеанс? Пять фунтов?

— Пять фунтов и гарантирую сто сеансов! — ответил художник, увлеченный красотой Эммы.

— Ну а я, — сказала мисс Келли девушке, — я приглашаю вас в качестве компаньонки с месячным содержанием в десять фунтов. Что вы скажете на это? Вы согласны?

Эмма растерянно огляделась по сторонам. Все это было так необычно, непонятно.

— Я не знаю… — пробормотала она. — Конечно, это было бы большим счастьем для меня, но…

— Вы говорите «но»? Или вам недостаточно того, что вам предложили? Какое княжеское содержание получаете вы в качестве няньки?

— Четыре фунта в год.

— И вы еще колеблетесь? Да в вашем возрасте я продала бы черту душу и тело на тех условиях, которые мы предлагаем вам!

— Моя мать… она любит меня… Если я покину ее…

— Ваша матушка будет только рада, что вы избавлены от нищеты. Ромни, дайте мне карандаш: я запишу мисс Лайон свой адрес.

Мисс Келли вырвала из этюдного альбома лист бумаги и твердым почерком написала: «Мисс Келли, Лондон, Арлингтон-стрит, 14», а затем внизу прибавила: «6 мая 1779 года».

Затем, подавая Эмме этот листок, она прибавила:

— Ну, так до свидания в Лондоне!

Она взяла Ромни под руку и, кивнув Эмме, пошла к барке. Ромни обернулся и, кивнув девушке в свою очередь, сказал с печальным, усталым видом:

— Я не говорю вам «до свидания», мисс Лайон. Для вас везде будет лучше, чем в Лондоне!

Эмма безмолвно смотрела им вслед. Вдруг мисс Келли резко высвободила свою руку и вернулась обратно. Ее глаза неистово сверкали, осматривая всю фигуру девушки, огненно-красной полоской горели полуоткрытые губы.

— Я не могу расстаться с тобой так, девушка! — прошептала она, тяжело дыша. — Ты красива… красива… а я… Вокруг меня много мужчин: они льстят мне и покорно повинуются. Но я ненавижу их, они мне отвратительны. Никого из них я не люблю, никого! Я так одинока, так одинока!.. Но если ты приедешь ко мне, мы будем как сестры… я на руках буду носить тебя, буду любить тебя… любить!..

Ее голос прервался, и она прижалась к Эмме, как бы ища опоры. И вдруг она наклонилась и, обезумев, несколько раз с жадной страстью поцеловала Эмму в самые губы. Затем, рассмеявшись, она вернулась обратно.

Гребцы взмахнули веслами, и лодка плавно двинулась в морскую гладь.

Эмма стояла словно оглушенная. Чудо свершилось. Внезапно открылось перед ней будущее… Лондон! Счастье!!

Детские голоса заставили ее очнуться. Она кинула еще один взгляд на море. Барка исчезла.

Молча повела Эмма детей домой.

Всю ночь Эмма не могла заснуть. Завтра все должно было решиться. Завтра у нее был отпускной день. В Гавардене был еженедельный базар, и Эмма каждый раз ездила туда, чтобы повидаться с матерью, торговавшей на рынке фруктами и птицей с фермы своего хозяина. И тогда у них было два счастливых часочка. Они разговаривали, смотрели друг другу в глаза, пожимали руки; они любили друг друга и были счастливы. В эти минуты они чувствовали себя уже не такими одинокими и потерянными в этом большом холодном мире.

«Впрочем, нужно ли говорить маме о случившемся? — подумала Эмма. — Ведь разлука растерзает ее сердце».

Эмма нетерпеливо дожидалась солнечного восхода и, когда вместе с первыми лучами солнца стала одеваться, все еще была в полной нерешительности, не зная, как поступить.