Елена Арсеньева - Любящие братцы (Мария-Антуанетта, Франция)

Мария-Антуанетта рыдала в своей комнате, видя в случившемся дурное предзнаменование. Оно оправдалось в ту же ночь, потому что Людовик опять не пришел.

И так она проводила ночи одна целых три года, оставаясь девственницей, виня себя, виня мужа, виня злую судьбу...

На самом деле винить нужно было только нерешительность Людовика и его врачей. Дело в том, что его детородный орган был словно бы связан некоей нитью...

Вот что писал в 1774 году граф д’Аранда, испанский посол:

«Одни говорят, что нить сдерживает лишь крайнюю плоть, которая не освобождается в момент проникновения и вызывает такую острую боль, что вынуждает Его Величество сдерживать возбуждение во время акта. Другие предполагают, что эта крайняя плоть слишком плотно прилегает к пенису и не позволяет ему войти в состояние полной эрекции.

Если речь идет о первом случае, то подобное случалось со многими и регулярно происходит во время первых опытов. Но они обладают бо́льшим плотским аппетитом, чем Его Величество в силу его темперамента и неопытности. При большом желании в порыве страсти нить обрывается полностью или, по крайней мере, так, что более или менее упорядочивает акт. Но когда объект так застенчив, вмешивается хирург, делает надрез и освобождает его от существующего препятствия.

Если речь идет о втором случае, то предстоит более болезненная и опасная в его возрасте операция, поскольку она требует чего-то вроде обрезания. Итак, небольшая хирургическая операция быстро привела бы все в норму, но трусливый Людовик-Август предпочитает ждать естественной развязки...»

А время шло. Мария-Антуанетта каждую ночь ждала, однако... Людовик или не приходил к ней, или, приходя, ровно ничего не мог и лишь попусту раззадоривал жену.

Она нервничала, раздражалась по пустякам, а порою отпускала такие шпильки... Однажды, когда придворные дамы стали отговаривать ее от поездки верхом, она воскликнула:

– Ради Бога, оставьте меня в покое! Я не принесу вреда здоровью наследника!

Ох уж эти бесплодные мечты о ребенке! Мария-Антуанетта прекрасно знала, чего от нее ждет все королевство. Но что она могла сделать? Потому она и написала матери, узнав, что герцогиня Шартрская, жена герцога Филиппа, родила мертвого ребенка: «Как это ни ужасно, я согласилась бы на это, я выдержала бы это».

Да, она готова была на все. Пусть мертвый ребенок, но все же ребенок! Он помог бы ей вырваться наконец из теперешнего недостойного состояния, стать настоящей, нормальной женщиной, покончить с невыносимым положением замужней девственницы.

Слова в письме матери вполне объяснимы, и все-таки жаль, что они стали известны герцогу Филиппу, который воспринял их как издевку. При всем своем бездушии, он тяжело переживал смерть младенца, на которого семья возлагала столько надежд. К тому же в глубине души он знал, что отчасти сам виноват в несчастье: не раз болел дурной болезнью, заразил ею жену... Слова Марии-Антуанетты ударили его в самое сердце и заставили еще больше возненавидеть молодую королеву.

10 мая 1774 года Шартр отказался участвовать в похоронах Людовика XV. Это добавило ему популярности у простолюдинов, ненавидевших и покойного короля, и вообще королевскую власть. В народе по наивности полагали, что герцог протестует против вызывающей роскоши двора. Однако отказ был всего лишь проявлением его бессильной ненависти и зависти.

Так или иначе, двери Версаля для Шартра закрылись. Людовик XVI вообще запретил герцогам Орлеанским появляться при дворе. Шартр, без преувеличения сказать, был в восторге от королевского решения, придавшего ему ореол политического мученика, и он превратил свой дворец Пале-Рояль в штаб мятежников. Недавно Шартр пустил в галереи дворца торговцев и трактирщиков – лавки с кофейнями сделались уютными явками для проведения мини-митингов. Давно вошло в традицию, что под деревьями Пале-Рояля проститутки назначали встречи своим клиентам. Теперь там кучковалась оппозиционно настроенная публика, которая между актами оживленно обсуждала распутство королевы, еще пуще возбуждаясь от занимательных бесед.

Филипп был, конечно, в курсе всех дел, творившихся в Версале. Он отлично знал о том, что разочарованная Мария-Антуанетта пыталась забыться в хороводе балов и празднеств. Разумеется, вокруг нее так и кружили настойчивые воздыхатели – опасное положение! Она ведь лишена любви! При дворе вовсю сплетничали, а персонажами сплетен были уже знакомые нам братья: граф де Прованс и граф д’Артуа.

Граф де Прованс успел жениться на дочери короля Сардинии Виктора-Амедея III – Луизе Савойской. И тем не менее он по-прежнему вожделел Марию-Антуанетту. О да, он был умный, образованный, начитанный человек, его насмешливый, коварный, эгоистичный ум, его тщеславие и скупость отвращали от него принцессу, и она все больше времени проводила с Карлом д’Артуа. Они были похожи: оба обворожительны, элегантны, остроумны, но в то же время легкомысленны и беззаботны. Карл был истинно влюблен (ну и что, что его тоже обвенчали с сестрой Луизы Савойской, Мари-Терезой?)...

Эти двое веселились очень легкомысленно: то прятались в кустах во время игр в парках Версаля, то катались на ослах. Причем Мария-Антуанетта почему-то с них все время падала так, что юбки ее самым нескромным образом задирались...

Прованс сходил с ума от ревности. Шартр сходил с ума от ненависти и бессилия. Они желали унизить женщину, которая оскорбляла их чувства. И оба, не сговариваясь, пошли одним путем: клеветы и оговоров.

В 1774—1789 годах Париж наводнили памфлеты, посвященные «многочисленным любовным похождениям нашей распутной австриячки». В выражениях авторы не стеснялись, и вот, например, только один отрывок из опуса некоего Гупи:

«Мария-Антуанетта на какое-то время, кажется, задержала свой взор на графе д’Артуа. Но очевидно, что этот принц, не способный, впрочем, ни на какую работу мысли, сообразил все-таки, что становиться ее любовником довольно рискованно. Из-за этого или из-за того, что он предпочитал беспутную жизнь необходимости сдерживаться и быть осмотрительным – к чему обязывало бы подобное положение вещей, – между свояком и свояченицей все свелось к ночным прогулкам и играм слишком невинным, чтобы кипящая энергией Мария-Антуанетта долго ими довольствовалась».

А вот что автор пишет от имени принцессы:

«Чтобы постоянно держать д’Артуа впряженным в мою колесницу, я не отказывалась от его ценных уроков и даже превосходила его. Его природное непостоянство взяло верх над моими бесконечными уступками. Он стал со мной небрежен. Я вынуждена была позволить ему насладиться другими удовольствиями и даже принять в них участие, чтобы не потерять его окончательно».