Дочь нечестивца (СИ) - Жнец Анна

Лёгкая парусная лодка причалила к пристани. Гладко отполированная пирамида сверкала на солнце так, что при взгляде на неё начинали болеть глаза. После ритуала «открытия рта», когда жрец приподнял крышку саркофага и дотронулся до подбородка мумии теслом, символически возвратив покойному способность есть, видеть и разговаривать, похоронная процессия во главе с Рахенемом двинулась ко входу в гробницу. Теперь Нейт шла впереди, и стражники подталкивали её в спину. Девушка попыталась запомнить дорогу на случай, если придётся выбираться из пирамиды самостоятельно, но быстро поняла: человеческая память несовершенна, не способна вместить такое количество нужных поворотов и направлений. Чем дальше углублялись они в лабиринт, тем стремительнее росла паника и тяжелее становилось дышать. Разреженный воздух камнем оседал в лёгких. Процессия двигалась медленно. Отчасти — из-за того объёма вещей, которые были необходимы номарху в загробной жизни: мебель, еда, одежда, сундуки с золотом и ушебти, саркофаги с мумиями людей и животных. Отчасти — потому что все до ужаса боялись угодить в расставленные ловушки и не сводили глаз с Рахенема — единственного, кто знал безопасный путь. Нейт снова спросила себя, придёт Диктис за ней или нет.

Минула вечность, прежде чем они достигли входа в погребальную камеру. Саркофаг номарха торжественно поместили в базальтовую нишу и накрыли плитой, а затем уже более небрежно сгрузили и остальные вещи, свалив вдоль стен в беспорядочном и шатком нагромождении. Рахенем подвёл Нейт к её собственному приглашающе распахнутому саркофагу. На него девушка и уселась, наблюдая, как один за другим тонут во тьме факелы удаляющейся процессии и слушая затихающие шаги. Спустя время до неё донесся оглушительный звук удара: рухнула каменная глыба, окончательно замуровавшая коридор. Нейт осталась одна в темноте, похороненная заживо под сотнями тонн гранита. От свободы её отделяли полный опасностей лабиринт и неподъёмный каменный блок, перекрывший вход. Девушка глубоко вздохнула, пытаясь побороть приступ паники. Оставалось только надеяться и ждать.

Ра вступил в свою еженощную схватку с чудовищным змеем Апопом, когда нубиец прижался щекой к холодному камню, замуровавшему вход в гробницу. Гиант до боли напрягал слух в безнадежной попытке что-то услышать, и временами ему казалось, что тишину лабиринта прерывает то горестный всхлип, то плач. Там, в глубине пирамиды, была заживо похоронена его любимая, одинокая и сходящая с ума от страха. Каково это — сидеть в непроглядном мраке, всеми покинутой и забытой, судорожно глотая тяжёлый воздух, которого с каждым часом становится меньше и меньше? В темноте оживают самые страшные ночные кошмары. Тут и там чудятся странные звуки и шорохи. Кто угодно может внезапно наброситься, выпрыгнув из чернильного мрака, — любое воображаемое чудовище.

Что сейчас делает Нейт? Как долго продержится, если помощь не придёт или опоздает? Сколько растянувшихся на вечность минут истечёт, прежде чем её рассудок окончательно помутится? Решит ли она попытать удачу, от безысходности вступив в лабиринт, полный смертоносных ловушек?

Гиант в отчаянии ударил кулаком по каменной глыбе. Проклятый разбойник, этот паршивый скорпион, не сказал ему ничего, а ведь он, отбросив ревность и гордость, на коленях умолял о помощи! Красивое лицо бандита оставалось бесстрастным, и только в глазах вспыхнул и погас странный огонь.

Гиант царапал ногтями массивный блок, словно надеясь его раскрошить или отодвинуть. Казалось, если бы путь в лабиринт был открыт, он бы сам отправился навстречу опасностям, только бы избавиться от сводящего с ума ощущения собственного бессилия. Рассуждать так было лёгко, пока огромный кусок гранита загораживал вход, исключая возможность выбора.

Гиант не знал, почему в эти страшные часы вспоминал последнюю проведённую вместе ночь. Нубиец привычно пытался прикрыться. (Все эти шрамы, убогое отверстие мочеточника в том месте, где у мужчины должен находиться гордо стоящий член. Такая беспощадная нагота была выше его сил). Но Нейт ничего не хотела слышать, ничего не хотела понимать, и в конце концов ласками и словами заставила Гианта забыть о своём увечье. Она подарила ему несколько бесценных минут, в течение которых жалкий скопец ощущал себя нормальным, полноценным мужчиной. Она ласкала чувствительную кожу вокруг уродливого отверстия сначала пальцами, затем языком, и на её лице — Гиант специально приподнялся, чтобы проверить — не отражалось брезгливого отвращения. Гиант не понимал, как можно спокойно выносить это уродство, но был благодарен любимой за то, что она не пошла на поводу у его стыда. В ту ночь Нейт его исцелила. Пусть ненадолго, пусть временно. Но Гиант навсегда запомнил охватившее его в тот момент чувство безмятежного счастья: счастья, не омрачённого ни стыдом, ни мыслями о собственной ущербности. Вот за что он любил Нейт. За что вообще можно кого-то любить. В чужих глазах ты отражаешься, как в полированной бронзе, но только от смотрящего зависит, каким ты себя увидишь: ничтожным и жалким или прекрасным и полноценным. Да, Нейт не любила Гианта, но обладала удивительной способностью не замечать его недостатков и делать так, чтобы и сам он о них забывал.

Евнух сполз на колени, утыкаясь лицом в гранит. Он никогда не увидит Нейт, даже если той удастся спастись. Девушка либо умрёт, присоединившись к похоронному кортежу номарха, либо навсегда покинет Египет с человеком, которого действительно любит. Гиант останется один. Нет — уже остался.

Каждый уважающий себя кладбищенский вор первым делом задаётся вопросом, как проникнуть в запечатанную гробницу. При других обстоятельствах Диктис не один день ломал бы над этим голову, но в своём письме Нейт рассказала о тайном проходе, скрытым под облицовкой, которую с лёгкостью можно пробить киркой. Неизвестно, как в одной из граней пирамиды образовалась эта узкая щель шириной в локоть. Была ли то ошибка строителей, или виной всему разнородность грунта, на котором возводилась гробница, из-за чего её стороны осели неравномерно? Рабочие не стали заделывать трещину и уж тем более не сообщили о ней номарху, рискуя поплатиться жизнями за такую оплошность, — просто спрятали образовавшийся вход под облицовочным слоем так, чтобы со стороны его не было видно. Действительно, стоя перед гигантской каменной глыбой, Диктис наблюдал лишь идеально гладкие грани, отполированные сотнями рук рабов до такой степени, что они отражали скупой свет луны. Если бы не письмо Нейт, он бы никогда не догадался, что под тонким слоем известняка прячется тайный вход.

Девушка не написала, где именно находится трещина, поэтому шестнадцать сообщников Диктиса, разделившись на четыре равные группы, простукивали сейчас каждую грань пирамиды, пытаясь определить, которая из плит скрывает под собой пустоту. Сердце главаря разбойников колотилось в груди, как бешеное. Мужчину охватил привычный азарт, не дававший ему спокойно наблюдать за работой своих людей. Подгоняя их, он нервно мерил шагами землю вокруг гробницы, бросая тревожные взгляды в сторону города, видневшегося вдали. В десяти локтях от него мирно паслись привязанные к палке верблюды, дожидаясь, когда на них погрузят тюки с украденными из пирамиды сокровищами. Ночная пустыня дышала холодом, но Диктис не замечал, что дрожит. Сам он считал, что его колотит от предвкушения, от желания отомстить. О Нейт он почти не думал.

Наконец скрытый под облицовкой проход был найден, и Диктис сам взял в руку кирку, не в состоянии доверить это дело кому-то другому. Звуки ударов далеко разносились в ночной тишине, заставляя верблюдов нервничать. Казалось, этот оглушительный грохот способен разбудить не только спящий город, но и недавно почившего номарха. Наконец облицовка рухнула, обнажив зияющую чернотой дыру, узкую настолько, что протиснуться в неё мог лишь человек худощавый и только боком. Диктис лез первым, предварительно сняв и бросив на песок шерстяной плащ, защищавший от холода. Острые выступы царапали обнажённую спину. Зажав в руках масляные светильники, мужчины с трудом протискивались в щель между блоками, оставляя на стене кровавый след с ошметками содранной кожи. Проход не становился шире, и в какой-то момент Диктис испугался, что они здесь застрянут, не в силах двинуться ни вперед, ни назад. Ему даже пришлось задержать дыхание, так крепко стиснули рёбра каменные стены гробницы. На этом особенно опасном участке дороги тишину разрезали испуганные вопли и плач — шлюхи, которых бандиты украли, чтобы пустить впереди себя, задергались в панике, рискуя задохнуться и погубить их всех. Если хотя бы один из них застрянет, остальные будут обречены. Идущим позади разбойникам с трудом удалось утихомирить кричащих женщин и заставить их двигаться дальше.