Катриона Флинт - Утраченное сокровище

Выйдя на Маркет-стрит, Форчун оказался перед трехэтажным зданием, где располагалась контора адвоката. Почти все окна были темными. Он попросил кэбмена обождать на всякий случай. Сдерживая одышку, он поднялся на третий этаж и разыскал Дженкинса, секретаря адвоката.

— О, как я рад вас видеть, мистер Форчун. Я уже собирался уходить домой…

— А Сэмпсон еще в офисе?

— Нет, сэр. Он вынужден был уехать.

— Какого черта! Разве он не получил мою телеграмму?

— Да, конечно, сэр. Он был очень расстроен, что не смог вас дождаться, он оставил записку и просил разыскать вас в гостинице, где вы обычно останавливаетесь. Мистер Левин хотел бы встретиться с вами в восемь часов в театре «Мажестик», он забронировал ложу.

Форчун был вне себя от злости, он просто не мог поверить, что его так примут. После всего случившегося с ним за этот день ему только в театр пойти и не хватало.

Свет в зале погас и, горящие факелы осветили сцену, когда Уинслоу Форчун, отодвинув тяжелые портьеры, тихо вошел в обитую деревом ложу театра «Мажестик» и оказался за спиной человека, пригласившего его на это представление. Он, молча смотрел на декорации горы Олимп. Начиналось театральное действо, зрителем которого Форчун быть не собирался.

Сэмпсон Левин не только не заметил его прихода, но и не почувствовал его присутствия. Форчуну уже осточертела эта игра, он хотел знать, зачем его сюда вызвали.

— Что за дурацкие штучки, Сэмпсон? — Звуки оркестра перекрыли злой шепот Форчуна.

Изысканно одетый человек даже не оторвал глаз от сцены, не говоря уже о приветствии. Он явился на премьеру сезона и не собирался пропускать ни одной реплики со сцены.

— Я подумал, что вам хорошо бы немного отвлечься, — произнес он таким тоном, что было ясно — эта встреча не имела для него никакого значения.

— Проклятье! — терпение Уинслоу лопнуло, ему только развлечений в жизни и не хватает. Может, еще и в ладони похлопать по поводу этой бездарной пьески?

— Вы нашли для меня ту женщину или нет? Ответьте хотя бы на этот вопрос. Я заплачу столько, сколько скажете, она нужна мне…

Сэмпсон, наконец-то, соизволил повернуться к нему.

— Хорошо, что, кроме меня, этого никто не слышит. У любого другого возникли бы сомнения в ваших мужских достоинствах.

Форчун уже готов был кинуться на адвоката с кулаками, но сдержал себя.

— Вы знаете, что я имею в виду. Сэмпсон согласно кивнул.

— Если вы не научитесь расслабляться, вам не дожить до получения наследства вашего дедушки.

— Если вы не нашли учительницы для моей школы, то какого черта вы вызвали меня сюда?

— Поймите, это очень удобное место для разговора. Присаживайтесь и успокойтесь, — Сэмпсон теребил свои рыжие усики. — Я с таким трудом достал два билета, а вы даже не поблагодарили меня.

Форчун плюхнулся в кресло рядом и уставился на обильные женские формы, метавшиеся по сцене. «И это — Афродита? Богиня любви? Чудовищно!»

Ярость Форчуна, похоже, стала веселить Сэмпсона, но он сдерживался, чтобы не выдать своих чувств. Непристойная шутка, вертевшаяся на языке, могла просто взорвать этого крупного лесозаготовителя.

Форчун вкалывал за десятерых, Сэмпсон знал, что его клиент действительно нуждался в отдыхе. Что может быть лучшим отдыхом, нежели объятия страстной женщины?

Он же думал совсем о другом. Единственные его родственники, двое двоюродных братьев, делали все, чтобы ограбить Уинслоу, лишить его наследства в восемь миллионов долларов. Не сами деньги так волновали его. Они загубят дело его жизни, его труды. Глядя на древние Афины, вернее на декорации театра «Мажестик», все эти имитации мраморных колонн и обнаженных статуй богов, спустившихся на землю, он далеко витал в своих мыслях, за тысячи миль отсюда.

Тут на сцене появилась актриса в легкой тоге, почти голая. Уинслоу попытался сосредоточить внимание и разобраться, что же происходит на сцене.

«Боже, да ведь она так хороша собой! Я хочу ее!» — эта мысль потрясла его. Уинслоу никогда так не возбуждался от зрелища обнаженной актрисы на сцене. Это может взволновать мальчишку, а он взрослый мужчина, правда, голодный мужчина. Настолько голодный сейчас, что мог бы взобраться на сцену и взять ее прямо среди колонн и светильников.

Он впился в нее глазами. Произносимые ею слова будоражили мозг. А ведь это всего лишь комедийный фарс. Реплики были пустыми и совершенно не смешными.

— Что я здесь делаю? — он схватил адвоката за рукав. — Я приехал сюда не для того, чтобы лицезреть дурное действо!

Сэмпсон Левин тоже больше не мог сдерживать себя, пьеса закончилась. С сожалением он оторвал взгляд от богини любви. Она обождет. Он поднялся с кресла и жестом пригласил Форчуна следовать за ним.

— Кончается уже четвертый год тяжбы. Осталось еще двенадцать месяцев, и мы узнаем окончательную волю вашего дедушки. Приготовьтесь к худшему. Один из моих информаторов сообщил мне, что Роквеллы собираются убить вас, если вы не оставите своих претензий.

— О, Боже… Мои братья?

— Они хотят выиграть.

— Я не позволю им этого!

— Как вы остановите их? Везде полно их шпионов. А теперь они еще и убийцу наняли.

— Им не удастся меня победить, Сэмпсон. Все, что мне нужно, это продать мой лес на рынке.

Сэмпсон выбрал место, где их не могли подслушать. Конечно, за ними могли вести наблюдение, ведь на карту поставлены миллионы долларов. Никакая осторожность не помешает.

Четыре года Уинслоу Форчун работал день и ночь, чтобы выполнить условия, поставленные в завещании его дедом.

«Найдите возможность использовать великую американскую реку в коммерческих целях, — говорилось в нем. — И тогда все, чем я владею, будет вашим. В противном случае все отойдет бесполезным отпрыскам моей сестры».

Уинслоу попытался выполнить условие Аарона Форчуна. Он создал целую империю в Калифорнии. Оставалось только продать заготовленный им лес, но на его пути встало зияющее ущелье и братья Роквеллы, «дорогие кузены».

Шелдон и Хэрлен Роквеллы были как раз теми самыми бесполезными ублюдками его двоюродной бабушки. Они ненавидели его с детства и старались всячески подставить, но он и не подозревал, насколько велика их ненависть, пока дед не умер.

С того дня, как было зачитано завещание, мечта Аарона стала целью жизни его внука. Он боготворил деда, который так отличался от отца Уинслоу, чопорного и строгого священника. Он готов был на все ради выполнения завещанного ему дела. Поэтому и старался не вспоминать о братьях Роквеллах, которые занимались лишь тем, что отращивали задницы в Сан-Франциско и при любой возможности вредили ему.