Симона Вилар - Коронатор

На следующий день собрался парламент, который вновь провозгласил королем Генриха VI, а Эдуарда объявил узурпатором, незаконным сыном герцога Ричарда Йорка, и осудил его за то, что он в нарушение всех обычаев обвенчался с Элизабет Грей. В этом последнем пункте обвинения проявилась личная обида Уорвика, мстящего за оскорбление, нанесенное его дочери. Он объявил в парламенте, что незамедлительно отправится сражаться с узурпатором Эдуардом Йорком и не будет считать свою миссию завершенной до тех пор, пока в Англии не останется только один государь.

А что же Эдуард? О постигших его бедах он узнал лишь на подступах к Ноттингему. Новость потрясла его. В полной растерянности Эдуард оглядывал ряды своих сподвижников.

– Милорды… Видит Бог…

Он не находил слов, и самые преданные отводили взгляд. Лишь один из них смотрел Эдуарду прямо в лицо, и в его глазах читался вызов. Это были зеленые, чуть раскосые глаза младшего брата Делателя Королей.

– Лорд Монтегю… Сэр Джон! Вы принесли священную клятву… Наши дети помолвлены. Могу ли я рассчитывать на вас?

– О мой король!..

Монтегю низко склонился. Этот ответ, не означавший ничего определенного, озадачил короля, но он не стал настаивать, а лишь повторил:

– Помните же, сэр Джон! Принцесса Элизабет все еще наследница английской короны и невеста вашего сына.

Монтегю вторично поклонился.

В это время вперед выступил лорд Гастингс, ровесник и друг короля.

– Ваше величество, я думаю, нам предстоит бой с проклятым Невилем. Поэтому позвольте мне отправиться к вашему брату Глостеру за подкреплением.

Эдуард печально усмехнулся:

– И ты, Гастингс, друг мой, покидаешь меня…

– Нет. Я делаю то, что сейчас важнее всего. Я уверен, что герцог Глостер приведет с собой свежие силы и мы сможем дать бой Медведю.

Эдуард сжал пальцами виски, потом резко вскинул голову.

– Да, Гастингс, ты прав. Мы дадим Невилю бой. Ты отправишься к Дику[3] и приведешь его. Мы с ним скверно расстались, но он неглуп и сам поймет, что сейчас не время сводить счеты. Каков бы он ни был, но он не оставит меня.

Потом он обратился к брату королевы:

– Граф Риверс! Вы будете нашим послом и без промедления поедете навстречу Уорвику, дабы договориться с ним о месте и времени битвы. Передайте ему мой вызов.

И он протянул Риверсу перчатку. Тот, нерешительно шагнув вперед, принял ее. Ни для кого не было секретом, что этот брат Элизабет Вудвиль не отличался особой отвагой. Видимо, подумал об этом и Эдуард, глядя, как смущенно теребит его шурин королевскую перчатку. Но менять свое решение он не стал.

– Ну же, сэр Энтони! Я доверяю вам вести переговоры. А теперь, милорды, полагаю, нам следует стать лагерем и сделать необходимые приготовления. Что же касается меня, то я решил дать обет.

Он вскинул голову и торжественно поднял правую руку:

– Клянусь благополучием королевства и короной, что не буду знать ни отдыха, ни сна, пока либо я, либо Уорвик не падет!

– Аминь! – единым дыханием отозвались присутствующие.

Король поглядел на них. Кто-то отводил взгляд, кто-то хмурился, кто-то отрешенно размышлял о своем. Эдуард вздохнул. Кому из них он мог верить?

– Барон Майсгрейв! – обратился он к высокому воину с ниспадавшими до плеч светло-русыми кудрями. – Я желал бы видеть вас в эти часы рядом с собой.

Войска Эдуарда сделали остановку в небольшой деревушке на берегу затянутого ряской пруда. Стояла удивительно тихая ночь, мириады звезд смотрели вниз. Дожди прекратились, но в воздухе уже чувствовалась прохлада приближающейся осени.

Эдуард, не доверявший никому, выбрал для ночлега домик, выстроенный на сваях посередине пруда, куда вел шаткий мостик. С ним остался один только Филип Майсгрейв.

Вглядываясь в окружающий мрак и огни костров, вокруг которых грелись солдаты, король думал о непостижимости Божественного промысла, пославшего ему это испытание. Вдали затихал шум. В открытое окно вливался сырой ночной воздух. Король плотнее закрыл его, но в последнюю минуту задержал свой взгляд на стоявшем на мостике Майсгрейве. Люди непредсказуемы. Мог ли он предполагать, что человек, которого он считал своим соперником, проявит такую преданность? Мог ли он думать, что этому рыцарю, вызывавшему прежде раздражение, он станет доверять больше, чем другим приближенным? А ведь когда-то он безумно ревновал к нему Элизабет. Элизабет! Разве не счастье уже то, что она успела укрыться в аббатстве, избежав, быть может, страшной кончины. Господи, воистину нет предела твоим милостям!

Король встал на колени перед походным аналоем и опустил голову на сложенные ладони. Он молился…

Эдуард не заметил, как заснул. Усталость и тревога сделали свое дело. Данный всего час назад обет растворился в сумраке сновидений…

Короля разбудил свет дня. Он вздрогнул и резко поднялся. Что-то было не так. Что? Тишина! Он не слышал привычного гомона походного лагеря!

Резко распахнув дверь, король вышел.

Филип Майсгрейв стоял на мостике спиной к нему. Он спокойно оглянулся и отступил в сторону. Эдуард замер. Лагерь был пуст. Впрочем, не совсем. Несколько человек бродили среди погасших костров и брошенных палаток. Отставшие от войска маркитантки, переговариваясь и посмеиваясь, укладывали на тележку свои пожитки. Из деревни пришли крестьяне и понуро ожидали в стороне, пока место стоянки совсем не опустеет.

– Майсгрейв! – воскликнул пораженный король. – Что это значит, Майсгрейв?

– Разве ваше величество не слышали?

Эдуард не мог признаться, что нарушил данный им обет и беспробудным сном проспал эти роковые часы. Он промолчал. Тогда Майсгрейв неторопливо заговорил:

– Первым лагерь покинул Монтегю. Он промчался во главе своего отряда с пылающим факелом в руке и кличем: «Да здравствует король Генрих!» Весь лагерь всполошился, но никто не преградил ему путь. Потом ушел Стэнли, следом Ормонд с войском…

– Замолчи! Почему ты не позвал меня? Я бы вышел к ним. Я бы заставил их вспомнить о клятве!

Смуглое лицо Майсгрейва осталось непроницаемым. Он спокойно глядел на короля.

– Если бы вы слышали, государь, их возгласы и хвалы Делателю Королей, то отказались бы от этой мысли. Мне пришлось всю ночь простоять здесь с обнаженным мечом, ибо я опасался, что кто-нибудь из них поспешит доказать свою преданность Алой Розе иным способом. – Глядя на сникшего Эдуарда, он добавил: – Вы хорошо сделали, что не вышли, государь. Не стоит забывать, что живая собака лучше мертвого льва.

– А почему остался ты?

Майсгрейв ничего не ответил, но король и не нуждался в его словах. Они стояли лицом к лицу – король и его вассал, бывшие соперники, ставшие в это утро близкими людьми. Их так и схватили вместе. Но вскоре по приказу Делателя Королей Майсгрейва отпустили, и он так и не узнал, насколько бурной была встреча Эдуарда Йорка с человеком, который сначала подарил ему, а теперь отнял у него трон. Им было о чем поговорить, и их беседа протекала столь эмоционально, что, не вмешайся брат Уорвика епископ Йоркский, павшему венценосцу не сносить бы головы. Впрочем, впоследствии граф был благодарен брату за то, что тот удержал его от варварского поступка, не дав повода для злословия его врагам. Однако оставлять Эдуарда в живых он не собирался. Поручив его епископу Невилю, Уорвик повелел заточить незадачливого короля в замок Мидлхем.