Елена Езерская - Бедная Настя. Книга 3. В поисках счастья

Никита усмехнулся и вкрадчиво спросил:

— Карл Модестович, как вы насчет того, чтобы фальшивую бумагу по-быстрому составить?

— Что ты, Никитушка! — Модестович остановился и с наивной улыбкой захлопал рыжими ресницами. — Это грех большой перед Богом!

— Так я не о грехе, я об услуге прошу. За деньги.

— Об услуге? Да какая же это услуга, если деньги предлагаешь? — Модестович укоризненно покрутил головой и театрально повращал глазами. — Обидел ты меня, Никитушка… Пойду к себе, полью на окошке цветы — у меня там такая герань распустилась…

— Хватит пугало из себя корчить! — взорвался Никита и, схватив управляющего руками за горло, для пущей убедительности сжал пальцы. — Веди себя, как человек, Карл Модестович, а то мое терпение лопнет, и я доложу барину, какой ты на самом деле юродивый!

Модестович захрипел и знаками стал умолять, чтобы Никита ослабил хватку. Тот понимающе улыбнулся и отпустил свою жертву. Модестович сначала закашлялся, а потом повернулся к Никите — злой и совершенно нормальный.

— Напугал кота сметаной! Откуда у тебя деньги-то на фальшивую бумагу, конюх жеребячий?

— Я у Долгоруких расчет получил.

— Врешь! — не поверил Модестович. — Чтобы княгиня кому заплатила за работу по справедливости?

— Не княгиня, Андрей Петрович со мной рассчитывались.

Модестович призадумался.

— Это другое дело… Ты ко мне завтра приходи, я подумаю, что можно сделать.

— До завтра мне ждать некогда, сейчас пошли!

— Да где же я тебе нужную бумагу возьму? — оторопел от его напора управляющий. — Мне сначала на образец посмотреть надо. Примериться.

— А я тебе свою вольную покажу, но в руки не дам. Сам рядом сяду, и следить стану, как ты рисовать начнешь.

— Больно ты, Никитка, прыткий, — Модестович с подозрением уставился на Никиту. — А зачем тебе вольная? Ты ведь уж давно от барина свободу получил?.. А, кажется, я догадался! Опять с Анькой бежать надумал? Да полно тебе, не сердись! Мне на вас обоих плевать, у меня свои планы есть, а в них деньги играют роль немаловажную. Сделаю я все для тебя, только уговор — деньги сейчас, и чтоб я видел, что они у тебя есть.

— Хорошо, — кивнул Никита и снял с шеи нагрудный мешочек, в котором хранил заработанные у Долгоруких ассигнации. — Вот, все, что под расчет получил.

Модестович хмыкнул и принялся ловко пересчитывать бумажки, потом удовлетворенно облизнулся и, скрутив деньги бочонком, быстро спрятал их в потайной карманчик сюртука.

— А вольная-то хороша будет? — словно между прочим поинтересовался Никита.

— Не сомневайся, — самодовольным тоном заявил Модестович, — никто не заметит, что подделка. У меня глаз-алмаз и твердая рука. А имя какое вписывать будем?

— Не надо имени, сам потом впишу.

— Дело твое, — пожал плечами управляющий. — Желание клиента — закон!

Никита понял, что Модестович подумал об Анне, и не стал его разубеждать. Они с Варварой договорились, пока Анна в себя не придет, никому о ее вольной не рассказывать. Вот самой полегчает, пусть все и объявит!

— Так пошли, что ли? — заторопил управляющего Никита.

— Как скажешь, — улыбнулся тот и с величайшей вежливостью указал ему на дверь, пропуская вперед.

— Э, нет! — хмыкнул Никита. — Мы с тобой, голубчик, рука об руку пойдем, чтоб вернее было.

— Недоверие для художника оскорбительно! — возмутился Модестович.

— Да какой ты художник! Ты — мошенник и вор!

— А Чего же ты тогда мошенника просишь о помощи?

— Надо! — нахмурился Никита.

— Ох, темнишь ты! — снова погрозил ему пальцем Модестович и подумал: «Но я твою тайну разгадаю!»

Конечно, вряд ли управляющий имел право называться художником, но каллиграф он действительно оказался отменный. И, глядя на то, как умело Модестович подделал почерк Корфа и срисовал виньетки, накрученные нотариусом, заверявшего подлинность документа, Никита уверовал в свою удачу. Ему было не жаль потраченных денег — теперь он мог отвести от Анны самую близкую беду, избавить поместье от присутствия Полины.

В то, что Полька польстится на эту бумагу, Никита не сомневался. Конечно, в глубине души он понимал, что его благие намерения достигаются далеко не чистыми средствами, но цель спасти Анну оправдывала для него все. Никита был готов принять на себя грех обмана — ведь не невинную душу он соблазняет! Полина сама, кого хочешь, обманет и оболжет. И потом — уж очень хороша была подделка, ни за что не скажешь, что документ только-только высохнуть успел. Ни дать ни взять, самолично барином подписанная вольная.

Никита еще раз внимательно сравнил свою вольную с той, что подал ему Модестович, и с облегчением вздохнул — как близнецы! Даже и не угадаешь, какая из них настоящая.

— Нравится? — ухмыльнулся Модестович.

— Ничего, — буркнул Никита, пряча от него довольно блестевшие глаза, и тут же бросился на поиски Полины.

Она, по обыкновению, толклась в гостиной, высматривая молодого барона.

— Твоя вольная, — тихо сказал Никита, подойдя к ней и протягивая документ.

— А где имя-то мое? — недоверчиво спросила она, развернув вольную.

— Сама впиши, ты же говорила, что тебе имя твое не нравится. Придумай новое, покрасивее.

— Значит, мне теперь прямая дорога в Петербург? — растерялась Полина.

— Да хоть в Париж! — кивнул Никита.

— Спасибо, — растроганным голосом сказала Полина. — Вот уж не ожидала, что ты самым верным окажешься — как сказал, так и сделал. И когда успел?

— Она у меня давно была, — не моргнув глазом, соврал Никита, — я ее у барина для Анны просил. Но тебе ведь важнее! У нее и так все есть.

— И то правда, — глаза Полины загорелись особым, мстительным светом. — Значит, ей — ничего, а я теперь — совсем свободная?

— Так и есть.

— Ах, как хорошо! — разулыбалась Полина. — Уела я Аньку! А ты, Никитушка, молодец, я ведь думала — врешь все, чтоб от зазнобы своей мою обиду отвести. Хочешь, я тебе заплачу?

— Что ты, что ты! — Никита заволновался и отодвинулся от опасно близко придвинувшейся к нему Полины. — Я же от чистого сердца, помочь тебе хотел… Из неволи вызволить, чтобы новая жизнь у тебя началась.

— Новая жизнь? — спохватилась Полина. — И в самом деле! Чего это я? Меня господа бароны да князья ждут, а я тут с тобой прохлаждаюсь, время теряю на прислугу всякую! Посторонись-ка, идет новая звезда императорских театров!

Никита церемонно поклонился Полине, и та прошествовала мимо него, точно и впрямь сию минуту воцарилась, если уж не на престоле, то — на сцене.