Дениза Робинс - Жонкиль

У Роланда в то время был жизнерадостный, искренний, но вспыльчивый нрав. Приближался неизбежный конец. В глазах дяди Роланд перешел все границы: наделал долгов в Оксфорде, вращался в кругу очень современных молодых людей, которых мистер Риверс называл «прожигателями жизни», и был замешан в небольшом скандальном приключении с известной хористкой. Ничего особенного, мальчишеская глупость. Грехи молодости.

Вместо того, чтобы обойтись с ним мягко, дать ему хороший совет, Генри Риверс осудил Роланда без всякой пощады. Молодой человек разгорячился, стал вести себя вызывающе. Затем, после короткой, но бурной ссоры, и несмотря на все усилия бабушки успокоить сына и показать, что Роланд не совершил ничего плохого, просто в нем играет молодая кровь, Генри выгнал племянника из дома — навсегда.

С того дня Роланд ни разу не видел дядю Генри и не поддерживал связи с семьей.

Он уехал в Южную Африку и в течение девяти долгих лет изгнания стремился заработать деньги. Он сталкивался с горечью поражения, голодом, неприятностями, которые преследовали «паршивую овцу», вынужденную искать забвения и удачи в колониях. И все это время лелеял ненависть и желание отомстить человеку, который причинил ему такую боль. Роланд чувствовал именно ужасную боль. Он вырос с мыслью, что унаследует деньги и поместье. А вместо этого оказался выброшенным в мир без гроша в кармане, без всяких надежд, без профессии.

Он попытался заняться фермерским хозяйством в Родезии, но потерпел неудачу — скорей из невезения, чем по своей вине... Далее — внезапное банкротство компании, в которой он служил... В Англию он вернулся с пятьюстами фунтами капитала в кармане, намереваясь начать новую жизнь.

Эти девять лет наложили на Роланда Чартера свой отпечаток. Он стал жестким, циничным, безрассудным. Он уже не был тем мальчиком, в котором бабушка души не чаяла, тем жизнерадостным добрым мальчиком, чей дух Генри Риверс всеми силами пытался сломить. И если он стал несколько безнравственным, это была вина человека, который обошелся с ним так сурово. В глубине души Роланд до сих пор был честен и чист. Попади он в соответствующее окружение, он бы полностью выпрямился.

Роланд так и не простил дяде Генри его нетерпимости. Тяжелые испытания и неудачи на чужбине не давали заглохнуть старой обиде и желанию нанести ответный удар.

У него никогда не было намерения вернуться в Риверс Корт или обратиться к дяде Генри за помощью, но когда вернулся в Англию, он навел справки о мистере Риверсе и услышал о девочке, Жонкиль, которую его дядя удочерил и которая теперь была наследницей Риверс Корта.

«Невероятно повезло, — думал он, — что я сегодня встретился с Жонкиль Риверс». Ему не терпелось познакомиться с ней. И вот она сама попалась в его сети; доверчивая и невинная девочка, которая сильно облегчит его задачу.

Он хмуро посмотрел на нее... эта девочка, которая заняла его место, когда-нибудь наследует громадные деньги и станет хозяйкой Риверс Корта...

На какое-то мгновение детское прелестное лицо Жонкиль в обрамлении темных волос как бы растворилось в тумане. Он вновь почувствовал жгучую тоску по дому и горе, которое охватило его, когда он был изгнан оттуда. Горе перешло в холодное бешенство. Как он мечтал найти способ заставить дядю заплатить за все!

Генри Риверс наверняка боготворит эту девчушку, которую считает своей дочерью. Вероятно, возлагает большие надежды на ее будущее, лелеет мечты о ее замужестве. Может быть, в глубине души он даже надеется, что она получит титул. Он воспитывал ее так строго — сурово — держал ее в невинности, если не в невежестве. Несомненно, боялся, что она может наделать глупостей, дать волю неустойчивости, свойственной ее полу, и разочарует его так же, как и «мальчик» Роланд, разочаровал его.

Губы Чартера изогнулись в улыбке. Можно ли придумать лучшую месть, чем расстроить надежды, которые дядя лелеет в отношении Жонкиль? Это заставит его страдать... глубоко страдать.

«Жонкиль не знает, кто я, — размышлял Роланд мрачно. — Она слышала о распутном племяннике, но не знает его имени. Она простодушный ребенок, и с ней будет легко справиться. Я мог бы заставить ее влюбиться в себя... уговорить ее выйти замуж за меня, тайно... а затем сообщить моему дорогому дядюшке... потом...»

Почему бы и нет? Это была бы хорошая месть. Конечно, это несправедливо по отношению к девушке. Она не причинила ему никакого вреда. Зачем причинять вред ей?

«Но я не сделаю ей ничего плохого. Я буду добр к ней, — говорил Роланд себе. — Мне скучно с ней, но она хорошая малышка, к тому же очень миленькая».

Замысел развивался в его мозгу и волновал. Он рисовал в своем воображении ярость дяди и досаду, что его любимая приемная дочь вышла замуж за «паршивую овцу». Это было бы гениально... Ничто не могло бы расстроить Генри Риверса больше. А что потом? Он не допустит, чтобы Жонкиль голодала... он простит ее... будет вынужден простить и его, Роланда, который таким образом вернет все, что у него так несправедливо отняли.

Эта мысль ни на минуту не покидала Роланда и, наконец, завладела им полностью. Он должен заставить Жонкиль полюбить себя... Почему он сомневается? Почему мысль о невинности и счастье Жонкиль должна удерживать его? Он будет добр к ней... многие женщины любили его и желали его до сумасшествия. Ну, если он заставит Жонкиль полюбить себя, он женится на ней, он позаботится, чтобы она была счастлива...

Жонкиль еще безмятежно ела мороженое, не подозревая о сомнительных замыслах, зреющих в голове «самого привлекательного мужчины в Лондоне», а Роланд уже составил план действий. Жребий был брошен... И если Роланд Чартер решал что-то, он никогда не отступал.

Он взял у Жонкиль тарелочку из-под мороженого и протянул руку.

— Пойдемте еще потанцуем, — сказал он.

Ее глаза заблестели.

— О, вы действительно хотите снова танцевать со мной? Но я так — так плохо танцую.

— Ерунда. Вы слушаетесь меня и вы легкая, как перышко, — сказал он. — Пойдемте.

Когда Роланд своим властным голосом говорил «пойдемте», какая женщина могла отказать ему? Конечно, не Жонкиль, которая видела очень мало мужчин и никогда не встречала такого, как Роланд. Старая миссис Риверс внушала ей необходимость быть твердой и благоразумной. До сегодняшнего вечера она была почти бесполым существом, просто ребенком. И какие шансы были у нее устоять перед чарами глаз и ласкающего голоса Роланда Чартера? Более опытные женщины поддавались его обаянию, а он разбудил в ней все романтические чувства, все опасные мечтания, которые дремали в ее душе.

Танец еще не кончился, а Жонкиль уже была влюблена в Чартера, взволнована его улыбкой, легким прикосновением его руки к ее талии, а также фейерверком веселых, циничных шуток, которые так и сыпались из него и которые приводили ее в восторг, хотя она едва ли понимала их.