Кэтрин Коултер - Магия лета

Двадцать семь лет. До смерти брата он служил в армии.

Разумеется, граф и не подумал упомянуть о том, что еще пять лет назад маркиз намеревался женить на одной из его дочерей именно старшего сына. Он понятия не имел, почему ситуация радикально изменилась еще при жизни Невила.

— Хм… а у тебя есть его портрет?

— Не говори ерунды, Виола, — сказала Фрэнсис с раздраженным смешком. — Ты что, не знаешь, как это бывает с портретами? Когда Анна Клевская послала свой Генриху VIII, тот сразу в нее влюбился, а она возьми да и окажись неуклюжей близорукой коротышкой…

— Хотелось бы знать, достаточно ли у него интересное лицо для портрета, — вдруг сказала Клер, заставив графа поморщиться.

— Но хоть какие-то подробности ты знаешь, папа? — не унималась Виола, рассеянно накручивая на палец темно-рыжий локон (без сомнения, еще один хорошо отрепетированный жест). — Например, какой тип женщин он предпочитает?

Александр Килбракен не мог не подумать о том, насколько различен ход мыслей его дочерей. Он честно постарался припомнить, что писал ему на этот счет маркиз.

— Хм… он предпочитает женщин с чувством юмора, живых и веселых, полных очарования и, конечно, красивых.

— Ах, как чудесно! — воскликнула Виола, заливаясь своим самым живым, веселым и очаровательным смехом.

— Каждая из вас достаточно хороша собой, чтобы привлечь внимание графа Ротрмора. Можно не опасаться, что он будет разочарован, — добавила София. — Остальное — дело его личного вкуса. И вот что, девушки: кого бы он ни выбрал, остальные не будут ревновать. Надеюсь, это ясно?

Обсуждение продолжалось так долго, что Фрэнсис начала бояться, что не выдержит и закричит. Как только граф отпустил дочерей, она, натянув мужские сапожки, идеально подходившие для длительных прогулок, покинула замок, направившись к озеру.

Сидя на согретом весенним солнцем камне, она спросила себя, чего, собственно, ей бояться. Граф и правда мог выбрать любую из ее сестер. Виола, пусть еще совсем девчонка, была на редкость хорошенькой и полной того самого очарования, которого так жаждал новоявленный жених. Клер в свои двадцать один сохранила всю све жесть юности и вопреки ее постоянной тяге к живописи обладала драгоценным качеством — покорностью. Разве не покорности ждет от жены любой мужчина, даже тот, кому нравится блеск остроумия?

— Как это все некстати, — сказала Фрэнсис вслух, и птица откликнулась с ближайшего дерева пронзительным верещанием.

Вдруг ее осенило, да так внезапно, что она вскочила, словно ужаленная.

«Ему нужна очаровательная, остроумная, веселая леди? Что ж, я сделаю так, что он шарахнется от меня, как от привидения! Я превращу себя в серую мышь: скучную, бессловесную, безликую. Я превращу себя в ничто».

На миг ей стало смешно. Чего ради такие усилия? Он и без того сделает выбор получше, чем она. Но на всякий случай… мало ли что…

Фрэнсис погрузила пальцы обеих рук в роскошную гриву волос, вьющихся крупными кольцами. Отец как-то сказал, что их цвет — это цвет осени Высокогорья: смесь золотого, рыжего и каштанового. Он и сам носил на голове шапку локонов того же редкого цвета и, вполне возможно, втайне этим гордился. Но что же делать со всем этим изобилием? Пучок — вот что поможет. Тугой невыразительный пучок на затылке! Интересно, где то серое муслиновое платье, которое она износила еще до того, как из него выросла? При одном взгляде на него у графа разольется желчь. А если к этому добавить пяльцы с вышиванием… кажется, лет десять назад она засунула их за комод в детской, получив от Софии разнос за нежелание учиться тому, что должна уметь каждая леди.

Все это не означало, конечно, что она намеревалась расстроить отцовский план. Из Клер и Виолы должны были выйти прекрасные жены — не то что она. Она даже помогала графу сделать правильный выбор, отбросив неподходящую кандидатуру.

Фрэнсис пошла вдоль берега через густой сосновый лес, весело улыбаясь. Бедняга граф Ротрмор не знал, что должен благодарить ее за эту затею. К тому же ей еще предстояло сэкономить ему немало денег, отказавшись выехать в Лондон на пресловутый сезон для ловли мужа.

— Эти круглые холмы — вроде тех, португальских, — сказал Граньон.

Вместо ответа граф пробормотал очередное проклятие и отпустил поводья, предоставив жеребцам самим выбирать дорогу между колдобинами.

— Посмотрите-ка, майор Хок! Во-он там, вдали, это ведь озеро Лох-Ломонд? Тогда, выходит, этот замок и есть «Килбракен».

— Я вне себя от счастья… — буркнул граф, щурясь из-под ладони на сооружение из серого камня, с амбразурами в широких квадратных башенках. — У этого замка такой вид, словно он вот-вот рухнет. Теперь я убежден, что семнадцать лет назад у отца случился преждевременный приступ старческого маразма.

В своем возмущении он не обратил внимания на то, что камердинер назвал его майором, как поступал только в моменты глубочайшего волнения.

— Его светлость не видел замка, — справедливо заметил Граньон, — но страна и правда бедная.

В другом состоянии духа Хок мог бы возразить, что местность еще и прекрасна дикой, почти нетронутой красотой, но он до предела устал, пропотел и пропылился (не говоря уже о постоянной тревоге за отца и общей подавленности перед предстоящим испытанием) и не сумел бы наскрести в себе сил для разговора о красотах природы. Чем дальше к северу, тем меньше встречалось людей, а деревни вдоль дороги, казалось, опустели от нынешнего времени на столетие. Если Шотландия и напоминала Португалию, то лишь своей крайней бедностью. Никогда еще Хок так не сожалел о том, что оставил армейскую службу. Где бы он ни находился в роли майора Хока, все было бы лучше того, что ожидало его сейчас.

Неудивительно, что открывшаяся вскоре панорама озера Лох-Ломонд нисколько его не тронула. И величайший пресный водоем Шотландии, и величественная цепь гор, протянувшаяся вдоль его северного побережья, были для него всего лишь знаком того, что немилая ему цель уже близка.

Граньон притих, изредка бросая сочувственный взгляд на угрюмый профиль хозяина. Они столько пережили вместе, он и майор Хок! В те времена, когда граф был просто лордом Филипом Хоксбери, Граньон пять лет служил у него ординарцем. В бою, если удача была под сомнением, на кого обращал с надеждой взгляд Веллингтон?(Веллингтон, Артур Уэлсли (1769-1852) — английский фельдмаршал, в войнах против наполеоновской Франции командовал союзными войсками на Пиренейском полу острове. — Примеч. ред.). На майора Хока, разумеется. В свои двадцать семь он видел столько смертей и мучений, что хватило бы на целую жизнь. И вот этот достойнейший человек попал в эдакий переплет, притом не по своей воле! Мало того, в «Чендозе» его светлость маркиз лежал на смертном одре, и кто мог сказать, позволит ли судьба отцу и сыну еще раз свидеться…