Сабрина Бродбент - Если в сердце живет любовь

Обещанное мороженое казалось слишком заманчивым, чтобы продолжать плакать. А главное, я почему-то всегда чувствовала, что мама мне не принадлежит. Она казалась слишком далекой. По утрам нас будила не мама, а няня Бетти. И в парк водила тоже не мама, а Бетти. И когда я падала и разбивала коленку, жалела меня не мама, а все та же Бетти. Бетти принадлежала мне — в этом сомневаться не приходилось.

Папа тоже не слишком часто появлялся рядом, но все-таки оставался моим. А я всегда была его дочкой. Он очень любил это повторять. Нас связывали совершенно особенные, нежные и в то же время дружеские чувства.

— Кто папина дочка? — спрашивал папа.

— Я, Перл, — с гордостью заявляла я. — А кто дочкин большой папочка?

— Я, глупышка! — радостно смеялся мой папа.

Незачем даже и говорить. Сама знаю, что трусиха. Утром, одеваясь и красясь, вовсе не собиралась в решающий момент прятаться в кабинете. И вот сейчас Бретт Эллис оказался совсем близко — можно сказать, за дверью. Очень стыдно, но ничего не могу с собой поделать. Выйти не в состоянии — ноги не слушаются.

— Как дела, Мария? — слышится жизнерадостный голос Бретта.

— Дерьмово, как всегда. День за днем одно и то же, — сурово отвечает экономка.

В припадке малодушия я попросила Марию принять гостя. Вообще-то провожать клиентов в офис Стивена — моя прямая обязанность, но сегодня почему-то не нашлось сил ее исполнить.

— Выглядишь еще лучше, чем обычно, — продолжает ворковать Бретт. Ничего не скажешь, когда хочет, умеет казаться очаровательным. — Где твой начальник?

— У себя, — отвечает Мария. — Сюда, пожалуйста.

Шаги стихают возле картины Дэвида Хокни на западной стене. Это означает, что Бретт остановился в нескольких метрах от меня. Если подойти к двери и глубоко вдохнуть, наверное, можно будет ощутить запах парфюма. Интересно, он до сих пор любит «Л'Омм»? Сейчас наверняка стоит перед картиной с умным видом, чуть прищурившись. Ему всегда нравилось считать себя знатоком искусства. Наконец стук шагов по мраморному полу возобновляется и теряется в офисе Стивена. Раздаются фальшиво радостные приветствия; слышно, как хозяин и посетитель хлопают друг друга по плечам.

Стивен просит Марию принести кофе. Дверь закрывается, и теперь уже слов не разобрать — доносится лишь невнятный гул голосов.

Печально вздыхаю. Жалкая и презренная. Да, это обо мне. Жалкая и презренная.

Никогда не думала, что после рождения Тэкери вернусь на работу. Но в этом году сын пошел в школу, и пришлось чем-то заполнять свободные часы. «Всегда надо заглядывать на следующую страницу», — любил повторять папа, имея в виду новые проекты. Он всегда настаивал, чтобы мы шли своей дорогой, как и он сам. Адам тоже советовал найти себе дело. Правда, он руководствовался меркантильными соображениями: прекрасно знал, что избыток свободного времени приведет к непомерному разбуханию счетов от Фреда Сегала, владельца моего любимого торгового дома. Конечно, работу у Стивена нельзя считать воплощением честолюбивых стремлений. Главным образом приходится выполнять различные житейские поручения. Но существует и компенсация: мне нравится читать киносценарии, а через мой стол их проходит великое множество.

До беременности я проработала в качестве ассистента Стивена Шо целых два года. Для босса это рекордный срок — большинство сотрудников сбегают месяца через два, потому что вспышки дурного настроения для всемогущего голливудского агента столь же естественны, как для верблюда. Мистер Шо владеет самым крупным в Лос-Анджелесе агентством по работе с талантами и считает, что обладает властью не меньшей, чем Опра Уинфри и президент США, вместе взятые. Однако общение с трудными людьми можно считать моей узкой специализацией — на жизненном пути довелось повидать их немало, — а потому, услышав, что Стивен ищет ассистента, я позвонила и изложила собственные условия возвращения на прежнюю должность. Условия заключались в следующем: два свободных утра в месяц для посещения благотворительных ленчей, а также непременное окончание рабочего дня к трем часам, чтобы можно было самой забирать сына из школы. Никаких исключений и отклонений от графика.

Решив вернуться на прежнюю работу, я не продумала должным образом единственное, но весьма существенное обстоятельство: киноактер Бретт Эллис — один из главных и основных клиентов Стивена. Конечно, в глубине души я об этом помнила. Ведь благодаря мне они и познакомились. Но, как правило, клиенты Стивена редко появляются у него дома, так что я решила, что ничего страшного не случится. Второй ассистент, Фрэнк, обычно принимает посетителей на девятом этаже здания с гордым названием «Шо-тауэр». Для Бретта сегодня сделали исключение.

С другой стороны, пребывание мистера Эллиса в Лос-Анджелесе тоже нетипично. Перейдя с ролей второго плана на главные роли в блокбастерах, актер работает без остановки, снимаясь в одном фильме за другим. Теперь он звезда первой величины и просто переезжает с одного места съемок на другое: заканчивает один успешный проект и сразу переключается на следующий — еще более успешный. Вероятность встречи всегда стремилась к нулю — до сегодняшнего дня.

Спустя десять минут дверь открывается.

— Перл, будь добра, принеси, пожалуйста, папку с рецензиями на фильмы Бретта, — просит Стивен.

Папка лежит на моем столе. Собираюсь с духом, однако дрожь каким-то таинственным образом пробивает самообладание, и газетные вырезки рассыпаются по полу. «Ну же, ты сможешь! — подбадриваю я себя. — Ты красива, умна и уверена в собственных силах. Сосредоточься на деле и иди прямо в офис. Ничего не бойся».

Несколько раз глубоко вздыхаю, собираю вырезки и отправляюсь в путь.

Мы с Бреттом Эллисом расстались шесть лет назад, и за это время я успела придумать столько изощренных способов мести и убийства, что сама удивляюсь, почему до сих пор разгуливаю на свободе. Да, сознаю, что кровавые фантазии смешны и нелепы. Но предательство мерзко и отвратительно. Если близкого человека отнимает смерть, остаются горькие сожаления и добрые воспоминания. А вот измена мгновенно превращает все хорошее в мучительные сомнения, лишает веры в возможность искренних отношений и угрожает рассудку, растлевая ум разочарованием и безысходным гневом. Бесплодная ярость разъедает изнутри и лишает покоя и сна. Внезапно одолевает страшная разрушительная болезнь, и главным ее симптомом становится бессонница. По ночам я мысленно совершаю страшные преступления. Однако здравый смысл, не говоря уже о психоанализе, приказывает принять то, что свершилось, и жить дальше. По утрам я так и делаю.