Ирена Гарда - Мессалина. Трагедия императрицы

— Я тоже не поеду, — пробасил Каллист, потирая поясницу. — У меня недавно был приступ радикулита, и я просто не выдержу длинный путь в повозке. Деньги мне, разумеется, жаль, и быть распятым не хочется, но если меня хватит паралич, тогда мне не понадобятся никакие сестерции, а о смерти я буду молить, а не бегать от нее.

С этими словами он медленно опустился на кушетку и, вскрикивая и постанывая, растянулся на ней. Нарцисс понял, что никакие слова не заставят императорских советников выехать из Рима. Придется опять делать все самому. Заскрипев зубами от досады, он злобно посмотрел на безмятежные лица своих компаньонов:

— Ладно, ларвы вас забери, я поеду к Клавдию, а вы тут присматривайте за Мессалиной, и если что — высылайте мне вслед курьера с последними новостями. Не могу допустить, чтобы вот так, на глазах у всех, попирались римские обычаи и нравы. Но с сегодняшнего дня вы оба — мои должники!

— Как скажешь, уважаемый Нарцисс! — покладисто согласился повеселевший Каллист, радуясь, что ему не придется заниматься столь скользким делом. — Хочешь, я тебе подарю прекрасного арабского жеребца или отличного гладиатора?

— Заткни себе этого жеребца знаешь куда? — вызверился Нарцисс. — А гладиатора туда же, но с другой стороны!

С этими словами он оставил своих коллег обсуждать возможные последствия своей миссии, а сам поспешил к своим носилкам. Дорога была каждая минута, и, обдумывая на ходу, как преподнести неприятную новость принцепсу, он уже прикидывал, как Клавдий отблагодарит его за это. Не может быть, чтобы он не оценил усердия своего секретаря!

Не прошло и трех часов, как из Вечного города вылетела повозка и помчалась по дороге, ведущей к Остии, а Мессалина в это время только открыла сияющие глаза и, перевернувшись на живот, склонилась над улыбавшимся ей Силием. Лучи солнца заливали комнату, освещая тело атлета, вызывавшее в ней почти божественный трепет. Его мышцы рельефно вырисовывались под кожей, не имевшей ни капли жира, но, в отличие от тел греческих атлетов на краснофигурных вазах, не вызывали ощущения «перекачаности». Выросшая в окружении прекрасных вещей, Мессалина очень остро чувствовала красоту, будь то безупречные пропорции храмов или гармония обнаженного тела. Силий, с ее точки зрения, был само совершенство.

— Доброе утро, дорогой! С первым днем нашей семейной жизни! — проворковала она, прижимаясь щекой к его груди.

Когда Нарцисс в запылившейся тоге ввалился в покои Клавдия, тот только что успел пообедать и пребывал в отличном настроении. Реконструкция остийского порта шла полным ходом и перевалила уже за середину. Горожанки были очень милы и любезны, а их мужья хлебосольны и покладисты.

И тут его настроение было безнадежно испорчено вестями из Рима. Не успел раб-именователь прокричать: «Тиберий Клавдий Нарцисс!», — как тот уже ввалился в императорские покои, тяжело дыша и хватаясь за сердце. При виде запыленного лица своего секретаря, с которого градом катил пот, Клавдий в испуге вскочил на ноги. В голове сразу пронеслись мысли о восстании, нашествии варваров, смерти любимой кошки и прочих ужасных вещах:

— Что случилось? Что в Риме?

— Беда, цезарь! — едва дыша, пробормотал вестник. — Императрица…

— Умерла? Заболела?

— Вышла замуж!

Несколько мгновений властитель огромной империи изумленно смотрел на своего секретаря, пытаясь усвоить полученную информацию:

— Чья императрица?

— Твоя, принцепс! Валерия Мессалина!

— А я что, уже не ее муж? Мы в разводе? Я хоть остался принцепсом и императором?

— Остался, остался! Но если не принять срочные меры, то, возможно, не надолго.

Новость была настолько чудовищна, что не укладывалась в голове Клавдия, и он остолбенело смотрел на Нарцисса, который отвечал ему таким же взглядом. Вопросы бывшего хозяина ставили вольноотпущенника в тупик: он что, не понимает, что под ногами горит земля?

Когда прошел первый шок, перепуганный Клавдий снова превратился в невозмутимого принцепса и, опустившись на нагретое место, кивнул «черному вестнику»:

— Начни снова и без лишних эмоций.

Пришлось Нарциссу, с трудом сдерживающему ненависть к Мессалине, пересказать последние события, приведшие к тому, что он, забыв обо всех делах, примчался в Остию, чтобы спасти своего повелителя. За компанию досталось и Каллисту с Паллантом, о которых их коллега отозвался в весьма уничижительных тонах.

Поняв, что произошло, Клавдий задумался. Он по-своему любил свою жену и принять решение, которое ожидал от него Нарцисс, было выше его сил, тем более что отношения с римской аристократией и так не складывались, а на свадьбе его жены, как выяснилось, было много представителей нобилитета. Но и оставить без наказания Мессалину тоже нельзя: в Риме много приверженцев республиканской морали, и если он простит свою жену, то они решат, что новый принцепс, как и Калигула, погряз в разврате. Боги свидетели, он долго терпел все капризы своей супруги, даже проклятого Силия, особняк которого завален мебелью из дворца, которую тот выклянчивает у обезумевшей от любви Мессалины. Говорил же он ей, дуре бестолковой, что любовь — разрушительная сила, так нет, не послушала. Что делать? Нарцисс, вон, смотрит на него собачьими глазами, ждет, что принцепс прикажет…

— Ну и до чего вы дорешались? Что хочет мой канцелярский «триумвират»?

— Закон Августа требует, чтобы мужья разводились с неверными женами, — уклончиво пробормотал Нарцисс, проклиная себя за то, что ввязался в это гиблое дело. — Но он не касается императорских особ.

— Да ну? А кого он касается?

Показалось Нарциссу или нет, что в голосе Клавдия прозвучали ехидные нотки?

— Римского народа, цезарь! Но квирины будут счастливы, если ты, принцепс, покажешь им пример и будешь более строг в понятиях нравственности, чем пастух, легионер или торговец.

— Ты что, предлагаешь мне убить императрицу, мать моих детей?!

От окрика Клавдия у Нарцисса перехватило дух: а что, если принцепс желает предать этот случай забвению? А что, если они в порыве верноподданнического рвения влезли в сферы, которых не могли касаться? Вольноотпущенник почувствовал, что у него стали мокрыми ладони и на висках выступил пот:

— Разве мог я дать такой совет, принцепс?

— Разве нет? И что ты мне тогда посоветуешь?

Нарцисс всегда знал, что его патрон не любил брать на себя ответственность и всегда принимал решения, которые ему подсказывали советники, и сам не раз пользовался этой слабостью, но сейчас она была очень некстати. Игра «в поддавки» продолжалась, набирая обороты. Недовольный упорством своего секретаря, Клавдий начал злиться, но всегда покладистый Нарцисс стоял до последнего, не желая становиться «козлом отпущения». Если бы он был твердо уверен в том, что Клавдий поддержит любое его начинание, то давно бы арестовал голубков, но патрон так часто менял свое мнение, что брать на себя труд по разрешению его семейных проблем было смерти подобно, тем более что Мессалина дама злопамятная, что доказывала не раз.