Барбара Картленд - Цыганская свадьба

Маркиз рассмеялся.

— Ну, я вижу, мне пора уходить, — сказал он. И потом, тебе, конечно, хочется получше приготовиться к сегодняшнему вечеру, чтобы выглядеть как можно более привлекательно.

Он произнес эти слова почти издевательским тоном и Юдит, возмущенно встряхнув головой, направилась к двери.

— Я не стану уговаривать тебя остаться, — объявила она. — Надеюсь, что когда ты в следующий раз придешь ко мне — здесь или в Лондоне, — ты будешь в более приветливом настроении.

— Или, может быть, в более обходительном, — отозвался он. — Хочешь поцеловать меня на прощание, Юдит?

— Не могу придумать, чего бы мне хотелось меньше! — парировала она и, не дав ему времени еще что-нибудь сказать, открыла дверь, недвусмысленно давая понять, что ему следует уйти. — До свидания, Фабиус. Ты выводишь меня из себя. Ты всегда это делал. Могу только надеяться, что найдется когда-нибудь женщина, которая заставит тебя испытать все муки ада. Тебе это было бы весьма полезно!

— Твоя заботливость меня просто потрясает!

Оставив за собой последнее слово, маркиз вышел из потрясающего воображение дома Юдит — в свое время ее отец затратил на обстановку просто баснословные суммы — и забрался в свой высокий фаэтон.

Он приехал из Лондона в сопровождении одного только мальчика-грума, который сидел рядом с ним. Сейчас, когда Рэкстон взял вожжи, удерживавший лошадей под уздцы паренек отпустил их и в тот момент, когда экипаж тронулся, вскарабкался на свое место на запятках с ловкостью маленькой обезьянки.

Они покатили по подъездной аллее.

Маркиз вдруг почувствовал сильное желание как можно скорее оказаться в своем поместье.

Его вдруг ужаснуло то, что он сделал. Ведь он впервые в жизни сделал женщине предложение — и эта женщина совершенно откровенно заявила ему, что он ей очень неприятен!

Делая леди Уолден предложение, он считал, что было бы вполне разумно исполнить давнее желание отца и положиться на его суждение. Но теперь его ужаснул шаг, на который он решился.

Маркиз обладал немалым опытом, неплохо разбирался в женской психологии и прекрасно знал, что женщина способна сильно испортить жизнь мужчине, если считает, что он плохо обошелся с ней. По правде говоря, многие его любовные связи заканчивались достаточно неприятно — именно потому, что женщина была сильно влюблена в него, а он только притворялся, будто увлечен.

Он прекрасно понимал, что женщинам трудно бывает простить подобное. Для них невыносимо было знать, что они положили свое сердце к ногам мужчины, а он оказался неуязвим для всех их уловок и хитростей и так и не позволил поймать себя в сети.

«Но нельзя же влюбиться по заказу!» — почти с отчаянием подумал маркиз.

Обдумывая происшедшее, он понял, как сглупил, считая, что Юдит не поймет, что он просто хочет ею воспользоваться. И в то же время он не мог притворяться, будто любит ее.

В результате этих размышлений маркиз пришел к выводу, что свое первое предложение руки и сердца он сделал из рук вон плохо.

Больше всего он досадовал на то, что не только зал себя настоящим глупцом, но и очутился в таком положении, что, если герцог не пожелает сделать Юдит предложения, она еще может согласиться стать его женой! Злясь на себя, маркиз подхлестнул лошадей.

Маркиз Рэкстон великолепно правил лошадьми — среди друзей он считался «коринфийцем», так что мог справиться с самыми непослушными и горячими животными.

Кипя от ярости, он пустил свою четверку по дороге, соединявшей два поместья, с такой скоростью, что грум посмотрел на него с откровенным изумлением.

Лошади миновали ворота Рэкстона и понеслись по дубовой аллее так стремительно, что могло показаться, будто легкий фаэтон буквально летит по воздуху.

Они уже заканчивали короткий подъем, за которым начинался крутой спуск в долину, где стоял Рэкстон-хауз, но, когда фаэтон вылетел на самый верх, маркиз вдруг увидел на аллее впереди одинокую фигурку.

Это была женщина — и она стояла спиной к мчащимся лошадям!

Фаэтон ехал настолько быстро, что маркизу только оставалось попытаться в самый последний момент повернуть лошадей и пустить их по поросшей травой обочине. Он резко натянул вожжи — и при этом громко окликнул женщину, приказывая ей посторониться.

Она повернула к нему изумленное лицо, когда лошади были уже совсем близко от нее. И хотя маркизу нечеловеческим усилием удалось отвернуть животных в сторону, от неожиданности незнакомка потеряла равновесие, поскользнулась — и колесо задело ее.

Маркиз остановил лошадей и посмотрел назад, туда, где на дороге лежало неподвижное женское тело.

— О боже! — воскликнул он. — Кажется, я ее убил!

Грум бросился вперед схватить лошадей под уздцы, а маркиз выпрыгнул из фаэтона и поспешил по аллее туда, где лежала попавшая под колесо женщина.

Приблизившись к ней, он увидел, что она очень молода. Колесо ударило ее в левый бок, на лбу была кровь, белая блузка странного покроя разорвалась, и обнажилось плечо, из раны обильно текла кровь.

Маркиз наклонился, одновременно доставая из кармана дорожного сюртука чистый носовой платок. Потом, поняв, что девушка лежит без сознания, он посмотрел сначала на фаэтон, а потом на расстояние, остававшееся до дома. Оно было невелико, и он решил, что понесет ее на руках.

Он смутно помнил, что если у человека есть внутренние повреждения, то его опасно трясти и даже просто двигать, — но не мог оставить раненую девушку лежать на дороге.

Она была маленькая и худенькая, а на руках ее можно было переправить в дом с большей осторожностью, чем на фаэтоне, — тем более что при этом ему еще пришлось бы править горячими и испуганными лошадьми.

Маркиз очень бережно поднял беспомощную фигурку на руки. Она показалась ему невероятно легкой.

— Поезжай на фаэтоне домой, Джим, — приказал он груму, который наблюдал за ним от экипажа. — И скажи прислуге в доме, что произошел несчастный случай.

— Слушаюсь, милорд, — ответил грум и в следующую секунду уже покатил по аллее.

Медленно и осторожно маркиз направился следом за ним.

Шагая к дому, он взглянул на свою ношу и только теперь заметил, что, несмотря на кровоточащую ссадину на лбу, девушка необычайно хороша собой, но красота ее довольно странная и непривычная.

У нее была черные волосы — такие длинные, что маркиз решил, что они должны спускаться ниже талии. Закрытые глаза были окружены идеальной формы полумесяцами из длинных темных ресниц, казавшихся еще более яркими на фоне молочно-белой кожи.

На англичанку она была не похожа… И тут маркиз взглянул на ее наряд и понял, в чем дело.