Мишель Моран - Нефертари. Царица египетская

Я подняла глаза на Пасера. В его взгляде читалось некоторое сочувствие. Но мне не нужна была жалость. Сжимая пальцами тростниковую палочку, я писала твердо и быстро, как могла, а когда на папирус капнула слеза, засыпала мокрое пятно песком.

Вечером в Большом зале собирались придворные. Мы с Ашой ждали на балконе в уголке и шепотом обсуждали случившееся в эддубе. Заходящее солнце позолотило голову Аши мягким сиянием, лежащая на плече коса была почти такая же длинная, как у меня. Я сидела на перилах, глядя на товарища.

— Ты когда-нибудь видел, чтобы Исет так злилась?

— Нет. Правда, я вообще редко с ней разговариваю, — признался он.

— Мы же проучились вместе семь лет!

— Она только и умеет, что хихикать с подружками из гарема, которые всегда поджидают ее после уроков.

— Если она тебя услышит, ей не понравится, — предостерегла я.

Аша пожал плечами.

— Ей вообще мало что нравится. И уж ты-то точно…

— Я ведь ничего ей не сделала!

Но Аша не дал мне ответить: в двойные двери вбежал Рамсес.

— Вот вы где! — воскликнул он.

Аша тихонько предупредил меня:

— Про Исет помалкивай. А то Рамсес еще подумает, что ты ревнуешь.

Рамсес посмотрел на нас.

— Где вы пропадали?

— Это ты где пропадал? — возразил Аша. — Мы тебя не видели со дня коронации.

— И уже не надеялись увидеть.

Мои слова прозвучали излишне жалобно.

Рамсес обнял меня.

— Никогда не расстанусь со своей сестренкой!

— А как же твой колесничий?

Рамсес тут же меня выпустил.

— Так значит, уже все решено? — воскликнул он.

— Несколько часов назад, — гордо ответил Аша. — Завтра начнется мое обучение — я стану начальником колесничих фараона.

Я тяжело вздохнула.

— А мне ты не говорил.

— Хотел сказать сразу вам обоим.

Рамсес ободряюще похлопал друга по спине, а я воскликнула:

— Теперь я остаюсь одна в эддубе!

— Да будет тебе, — попытался утешить меня Рамсес, — не грусти!

— Как же не грустить? Аша уходит на службу, а ты женишься на Исет.

И Аша, и я выжидающе смотрели на Рамсеса.

— Да, мой отец сегодня об этом объявит. Он уверен, что из нее выйдет хорошая жена.

— А ты? — спросила я.

— Она ведь толком ничего не умеет, — признался Рамсес. — Ты же знаешь, учиться она не любит… Однако Хенуттауи советует мне сделать Исет главной женой.

— Но фараон не может выбрать главную жену, пока ему нет восемнадцати, — брякнула я.

Рамсес внимательно посмотрел на меня, и я покраснела. Желая переменить предмет разговора, я указала на висевшие у него на поясе ножны, инкрустированные драгоценными камнями, и спросила, что это такое.

— Меч.

Рамсес вынул меч длиной почти в два локтя.

Аша пришел в восторг.

— Никогда такого не видел, — заявил он.

— Хеттский. Сделан из металла, который называют железом. Говорят, железо тверже бронзы.

Такого острого лезвия мне видеть не приходилось, а по инкрустации на рукояти легко было догадаться, что стоит меч очень дорого.

Рамсес протянул клинок Аше, и тот поднес его ближе к свету.

— Кто тебе подарил?

— Отец, по случаю вступления на престол.

Аша протянул мне меч, и я сжала рукоять.

— Таким можно отрубить голову Муваталли.

Рамсес рассмеялся.

— Или хотя бы его сынку, Урхи.

Аша вопросительно смотрел на нас.

— Наследник хеттского престола, — пояснила я. — Сын царя Муваталли.

— Аша политикой не интересуется, — сказал Рамсес. — А вот если спросить у него про лошадей или колесницы…

Двойные двери снова распахнулись, и вошла Исет. Ее украшенный бисером парик был обвешан амулетами; глаза искусно подведены сурьмой, на веках — золотая пудра.

— Трое неразлучных, — улыбнулась Исет.

Я отметила, что она и говорить пытается, как Хенуттауи. Исет приблизилась к нам. Откуда у нее деньги на украшенные драгоценными камнями сандалии? Все средства, оставленные ей матерью, давно истрачены на обучение.

— Что это у вас? — Исет разглядывала меч, который я успела вернуть Рамсесу.

— Клинок, — объяснил Рамсес. — Хочешь посмотреть? Думаю показать Аше и Нефертари, как он рубит.

Исет сделала милую гримаску.

— Виночерпий уже разлил вино.

Рамсеса волновал аромат благовоний Исет, привлекала близость девушки. Ее туника подчеркивала все изгибы тела, и под тканью просвечивала грудь, красиво разрисованная хной. На шее у Исет блестело ожерелье из золота и сердолика — украшение царицы Туйи. Царица, которая знает, что мы с Рамсесом друзья с самых пеленок, подарила свое любимое ожерелье Исет!

Рамсес посмотрел на меня и Ашу.

— В другой раз покажешь, — пришел ему на выручку Аша.

Исет взяла Рамсеса под руку, и они удалились.

— Видел на ней ожерелье? — спросила я Ашу.

— Драгоценности царицы Туйи, — со вздохом ответил он.

— Почему Рамсес выбрал себе такую жену? Она, конечно, красивая. Только какой в этом смысл, если она не знает языка хеттов и даже не умеет писать клинописью?

— Смысл в том, что фараону нужна супруга, — мрачно сказал Аша. — Знаешь, а ведь он мог выбрать тебя, если бы не твои родные.

У меня вдруг перехватило дыхание, словно кто-то сильно ударил в грудь.

Вслед за Ашой я отправилась в Большой зал. В тот вечер объявили о женитьбе Рамсеса, и мне казалось, я теряю что-то такое, чего больше никогда не обрету.

У Исет не было родителей, которые радовались бы ее торжеству. Отца ее никто не знал, и ее мать, если бы не умерла родами, жила бы в великом позоре. И потому глашатай объявил имя ее бабки — той самой, которая раньше жила в гареме фараона Хоремхеба и вырастила Исет. Бабка уже год как умерла, но глашатай мог назвать только это имя.

Когда обед кончился, я вернулась в свои покои и села за эбеновый столик, что принадлежал еще моей матери. Мерит вытерла у меня с глаз сурьму, а с губ — охру и протянула мне ароматическую палочку. Я опустилась на колени перед наосом[22] моей матери. Большие наосы делаются из гранита, спереди они открываются, внутрь помещают статую бога, а еще в них есть специальная полочка для сжигания благовоний. У меня был маленький деревянный наос. Он принадлежал моей матери, еще когда она была девочкой, а раньше, наверное, и ее матери. Я встала на колени и вспомнила, что за деревянными дверцами — статуя богини Мут[23], в честь которой назвали мою мать. Богиня с головой кошки смотрела, как я смаргиваю слезы с ресниц.

— А если бы матушка не умерла? — спросила я у Мерит.

Няня присела на край постели.