Светлана Берендеева - Княжна

– А голову зачем? – спросил он, указывая на платок.

– Как же, – ответила она гордо, – я ведь теперь баба, непристойно с непокрытой головой.

Он рассмеялся, подхватил на руки.

– Баба ты моя!

Внизу на вопрос о яишне корчмарь осклабился.

– Уж какая теперь яишня, ясновельможный пан, обедать пора. Вот, не изволите ли, есть уха куриная, рыба фаршированная, мозги телячьи, бараний бок…

Александр нетерпеливо кивнул.

– Княгине подайте. И всё, что надобно для неё.

Он значительно глянул на кланяющегося еврея, и тот ещё пуще закланялся, закивал, забормотал угодливо.

Мария всплеснула руками – как же он поедет голодный!

Сказала корчмарю:

– С собой заверни что-нибудь. Жаркое, хлеба.

Торопливо, чтобы Саша не успел возразить, зачастила:

– На ходу жевать можно. Сытому ведь и дорога короче.

Когда Александр уже засовывал в седельную сумку собранный хозяином перекус, она, глядя в сторону, попросила:

– Ты не слушай там никого. Возьми у Вареньки платье, а у Марьи Васильевны, у княгини Долгорукой, мою шкатулку, она знает. А больше ни с кем про меня не говори. Ладно? А то там… сплетни всякие…

Она робко подняла на него глаза.

Он был уже в седле. Соскочил, обнял крепко.

– Любушка моя! Да как же я могу, после всего… Ты не тревожься. Какие нравы при польском дворе, это все знают. И злословие придворное тоже известно. Ты не тревожься.

Он легко коснулся губами её щеки, не дотронувшись до стремян, взлетел в седло.

– Я быстро. Завтра утром тут буду.

Сжал коленями конские бока и умчался.

Марии захотелось заплакать, но она не стала, а ушла в дом.

На столе уже стояло всё, что перечислил корчмарь.

– Что изволит кушать ясновельможная пани?

Мария тоскливо посмотрела в улыбающееся морщинистое лицо с вислым носом. Целый день! Хозяин нетерпеливо переминался.

– Может быть пани угодно вина?

– Студню бы горохового, – сказала Мария рассеянно, – с конопляным маслом.

– Горохового… с конопляным… У нас нет! Сожалею.

Но он быстро пришёл в себя и бойко проговорил:

– Как раз поспела гороховая похлёбка со свининой, сейчас принесу. После похлёбки не угодно ли тёртой редьки?

Марии стало весело.

– После похлёбки угодно бламанже.

У хозяина опять открылся рот, он вышел в полной растерянности.

Гороховая похлёбка была невкусной – жидкая и полна сала. Пришлось приняться за рыбу. Ах, как делали гороховый студень дома! Он подрагивал на блюде, упругий, переливающийся блёстками масла. Его расчерчивали ножом на клеточки и посыпали жареным луком с морковкой. Как-то там сейчас? Качели, поди, уже повесили.

Сейчас Саша, верно, проезжает развилку, где распятие.

Она съела ещё что-то, не чувствуя вкуса, походила по двору, поднялась в свою комнату и посидела у окна.

Сейчас он подъехал к броду. Не споткнулся бы конь – там такие камни под водой.

Ах, забыла совсем – постель же переменить надо. Она спустилась. Внизу сидела ватага шумно переговаривающихся мужиков, хлебали гороховую похлёбку. Подскочил хозяин со своим «что изволит ясновельможная пани?»

– Пришли ко мне жену твою, – сказала Мария.

– О, пусть пани скажет мне, что ей угодно, жена по-русски не знает.

Мария повторила раздельно:

– Мне нужна хозяйка.

Корчмарь закланялся, забормотал, быстро привёл за руку свою хозяйку.

– Я объясню ей, что угодно пани, – сказал он, держа жену за руку.

– Мне нужно переменить постель, – высокомерно сказала Мария, сердитая от смущения.

В комнате она откинула покрывало, показала испачканную простыню. Женщина ахнула, уставила на Марию карие глаза, потом улыбнулась всем круглым лицом, кивнула и, споро собрав всё, что надо, вынесла за дверь. Тотчас вернулась и принялась раскладывать чистое, пахнущее вольным воздухом полотно, то и дело ласково взглядывая на Марию.

День был с целый месяц, а вечер – и того длиннее. Она два раза навещала Зорьку, смотрела, как доят коров, пила тёплое пузырчатое молоко, ужинала, снова ходила к Зорьке, а солнце даже не ушло за кромку деревьев. Она отчаялась обмануть время каким-нибудь занятием и теперь просто сидела в общей комнате у очага и смотрела на огонь.

Наверное, сейчас он уже доехал. Как бы царь опять не придумал какую-нибудь каверзу…

В комнате толклись люди, покрикивали то и дело:

– Моисей того… Моисей сего…

Хозяин носился, как белка, всё слыша и всё успевая. Раза два или три кто-нибудь пытался подсесть к Марии, но хозяин перехватывал его ещё на подступах, негромко и быстро говорил что-то на ухо и усаживал на место. Потом все разошлись. Стало слышно потрескивание огня и звяк посуды за перегородкой.

– Грушевый сидр хорош в этом году. Пани попробует?

Мария оглянулась – хозяин протягивал ей большую глиняную кружку. Она отпила. Было похоже на слабую брагу, но вкуснее и пахло спелыми грушами и мёдом.

– Ну как?

Мария кивнула и отхлебнула снова.

– Отменно.

Лицо хозяина собралось в довольные морщины.

– Мой сидр знаменит на всю округу! Пани позволит присесть рядом?

– Садись, Моисей.

Он резво приволок себе табурет, примостился у самого огня с кружкой.

– Старые кости просят тепла даже летом.

Он покряхтывал тихонько, подставляя огню разные части своего тщедушного тела, прихлёбывал из кружки, поглядывал на Марию сквозь прищуренные веки. Было уютно и тихо.

– Пани не рассердится, если я скажу? – осторожно начал Моисей. – Сначала я принял пани за простолюдинку. Такой костюм и простое поведение… Но потом я увидел, что пани из благородной семьи.

Мария слушала. Сидр сделал своё дело – ей было славно, и не хотелось шевелиться. Моисей продолжал.

– Пани так молода и так прекрасна. Я счастлив принимать её в своём доме. У нас есть поверие, что дому, где нашли первый приют влюблённые, даётся благословение. Пан поручик благородный человек и относится к пани с должным почтением.

Корчмарь говорил вкрадчиво, осторожно роняя слова, и после каждой фразы испытующе взглядывал на Марию.

– Но благородные родители пани, конечно, волнуются. Может быть, стоит сообщить им, что вы в безопасности? Пан поручик сумеет заслужить их расположение.

Мария непонимающе уставилась на хозяина.

– О чём ты, Моисей? Родители… Расположение… Никак в толк не возьму. Скажи яснее.

Корчмарь наклонился к ней.

– О, я понимаю, пани увлеклась. Молодой человек так красив. Но, поверьте старику, молодая любовь бывает непрочной. Сейчас вам кажется, что он будет любить вас вечно, он и сам так думает. Но послушайте моего совета. Я не хочу, чтобы такая красивая пани стала несчастной – сходите с ним в церковь. Я могу договориться с нашим святым отцом на завтра. Пан поручик приедет – а у нас всё готово.