Светлана Берендеева - Княжна

– Давай их распустим, – сказал Александр, – быстрее высохнут.

– Так надо из воды выйти, а то больше намокнут.

Она стояла в воде по грудь и смущённо смотрела на мужа.

– Ну, пойдём, – он лукаво улыбнулся.

Она не двигалась, и он, подхватив её, понёс на берег. Она чувствовала себя ужасно голой, и когда он, поставив её на траву, принялся вынимать из её волос гребни и шпильки, не могла пошевелиться от смущения.

Освобождённые волосы упали и покрыли её спину до подколенок. Александр отступил на шаг и молча смотрел на неё без улыбки.

– И ты моя жена, – сказал он тихо. – Даже страшно.

Она перекинула часть волос на грудь с обеих сторон и почувствовала себя почти одетой.

– Так тоже красиво, – сказал он. – Пойдём обедать.

Возле поваленного дерева на солнечном месте уже было расстелено одеяло, приготовлена торба с припасами. Одеваться они много не стали, сели – она в сорочке, он в коротких исподних штанах.

– Я с тобой совсем стыда лишусь, – с наигранным упрёком сказала Мария.

– Со мной – можно.

При этих словах Александр так глянул на неё, что внутри сладко потеплело и захотелось целоваться. А он целоваться и не думал, раскладывал пироги и сыр, разливал из баклажки молоко. У неё пропал аппетит. Пожалуй, волосы слишком хорошо её укрывают. Она собрала их все в один пучок и принялась, не спеша, заплетать косу, перекинув её через плечо. А с другого плеча сама собой спустилась лямка, но она не могла её поправить – руки заняты. Краем глаза увидела, как Саша взглянул на неё и замер с ножом в руке. Она немного прогнулась в стане, так что сорочка натянулась на бедре, и закинула заплетённую косу за спину. От резкого движения сорочка сползла ещё ниже и задержалась лишь на остром кончике полушария груди.

– Ешь, – сдавленным голосом сказал Саша, пододвинул к ней кружку и отвёл глаза.

Она подняла лямку и прикусила губу в неожиданной досаде.

– Саша, – спросила она вкрадчиво, – а откуда ты всё знаешь?

– Что всё? – ответил он, не поворачиваясь.

– Ну, всё это… У тебя с италианками амуры были, да? Мне, значит, только с тобой можно, а тебе и с другими, да?

Он посмотрел на неё из-под опущенных век.

– Ешь!

– Я не хочу!

– А что ты хочешь?

Его взгляд стал тяжёлым, а голос чужим. Ох, как она пожалела, что начала этот глупый разговор! У неё задрожали губы, и голос прозвучал робко:

– Хочу, чтобы ты меня поцеловал.

Вихрь, молния – и она уже у него на руках.

– Дурочка ты моя маленькая.

Он побаюкал её, как ребёнка, а когда она протянула ему губы, поцеловал осторожно и нежно. Ей хотелось не так, и она поцеловала его сама. Он замычал удивлённо и принялся за дело как следует. Потом спросил:

– Мы обедать будем?

– После.

Она подвинула руку, чтобы ему удобней было гладить её грудь.

– Ну, правда, Саша, там в Италии?..

– Да, – ответил он коротко, и его руки остановились.

– Ты их любил? – спросила она напряжённым голосом.

– Нет.

– А как же?..

– Ты не поймёшь, это мужское… А любил я тебя.

Она выпустила набранный воздух.

– Правда?

Он повернул её к себе лицом.

– Глупышка ты, разве я могу любить кого кроме тебя? А теперь и подавно.

– Почему «теперь»?

Она пропускала между пальцами чёрные завитки на его груди.

– Это ты сама знаешь.

– Не знаю.

Он ткнулся губами в её ухо.

– У тебя любовный талант.

– Как это?

– А вот так, что если ты сейчас не уберёшь свою руку, я за себя не отвечаю!

Она сделала непонимающие глаза, но руку не убрала.

– И что будет?

Он сжал её руку, не пуская.

– Уймись. Тебе поесть надо.

– Не надо.

– Ага, а потом с лошади свалишься.

Он был непреклонен, и она, надувшись, принялась жевать.

– Молоко кислое уже, – сказал он, отхлебнув из кружки, – будешь?

Она отрицательно помотала головой.

– Есть ещё вино, но оно тебе крепковато. А, хотя мы как древние греки его будем пить – разбавим. Знаешь, – принялся он рассказывать, – у них вина было – залейся, там же виноград хорошо растёт. Но сами они вино пили только с водой, чтоб не пьянеть. Пьянство же почитали дикостью, достойной варваров и рабов.

Он налил в кружку воды, добавил остро пахнущего вина из сулейки, попробовал и протянул Марии. Сам же принялся уписывать сложное сооружение из хлеба, сыра и ветчины, увенчанное разрезанным вдоль огурцом.

– Это тебя в Италии так есть научили?

– Так в море едят, когда камбуз не работает. А в Италии больше всего макароны едят. Трубочки такие из теста варёные, на червяков похожи.

Мария хихикнула.

– Поди, противно червяков в рот брать.

– Сначала многие брезговали, – кивнул Александр, – но потом попривыкли, человек ко всему привыкает. А вот что там отменно, так это сыр, совсем не такой, как у нас. И разные сорта того сыра, у каждого свой вкус. И каждый сорт свой мастер делает, а мастерство в секрете держит, только сыну передаёт. А вот мяса там мало едят. Может, от бедности? Земля там богатая, солнца много, а народ бедно живёт, многие впроголодь. А ещё там, знаешь, есть такое кушанье – равиоли…

Он говорил и говорил. Это было так занятно, что Мария умяла за разговором большущий пирог с капустой, и порядочный ломоть ветчины, и почти все яйца, запила всё это кружкой разбавленного вина, в самом деле вкусное питьё, но захмелеть всё же можно. Александр и сам такого выпил, хотя воды себе меньше добавил.

– Наелась?

Он по-хозяйски оглядел порозовевшую Марию.

– Иди ко мне.

– Зачем? – она сделала удивлённые глаза, – Нам ехать пора. Дай мне юбку.

– Та-ак!

Он стал нарочито медленно подниматься.

– Опять мужу перечишь?

У неё всё задрожало внутри от вида его надвигающейся фигуры с выпуклой грудью и сильными, круглыми от мышц руками. Она убрала руки за спину, чтобы случайно не обнять его и упрямо сказала:

– А я теперь не хочу.

О посмотрел на натянувшуюся на её груди сорочку и улыбнулся.

– Ну, это мы сейчас поправим.

Он медленно положил ладони ей на плечи и медленно сдвинул с плеч лямки сорочки. Она опять зацепилась за грудь, и его ладони сдвинули её и оттуда, отчего у Марии окончательно ослабели колени, и ей пришлось ухватиться за него руками. Он подхватил её и подбросил вверх, так что она оказалась сидящей на его руках и прижатой к его груди так плотно, что её ноги соединились у неё за спиной.

Эта была невозможная сладость и невозможная мука. А он шептал, кусая её ухо:

– Ты не хочешь? Ты совсем не хочешь?

Она изгибалась в его руках, а он требовал, мучитель:

– Скажи, ты не хочешь?

– Хочу! Хочу! – сдалась она.

И тогда он урчаще засмеялся и перенёс её на своих руках туда, где она могла утолить свою пылающую жажду.