Карин Эссекс - Лебеди Леонардо

— Ах да, картина. Не тревожьтесь, я еще изображу вашу красоту во всем ее великолепии, но пока прошу вашу милость потерпеть.

— Вы уверены насчет позы, magistro? Именно в профиль?

Так традиционно, так обыденно! Ее редкую красоту нельзя изображать в профиль! Трудно уловить душу модели, если ее голова повернута в сторону от зрителя.

— Только в профиль, ваша милость. На рисунке вы должны смотреть вперед, в будущее.

Леонардо улыбнулся — не заискивающе, как простой художник улыбается заказчику или знатной даме. На мгновение он дал Изабелле понять, что видит ее душу насквозь. Именно это и прочел художник в ее душе — она из тех, кто всегда смотрит вперед.

— Возможно, это качество у нас общее, magistro. Наверное, именно поэтому мы сейчас здесь, в то время как другие, менее удачливые, менее предусмотрительные, затерялись в прошлом.

— Большая честь для меня, ваша милость.

Опустив глаза вниз, он мгновение помедлил, затем черный мелок заскользил по бумаге. По спокойному лицу magistro невозможно было прочесть его чувства.

Она хотела поговорить с Леонардо о будущей картине, но не осмеливалась. Изабелла изо всех сил пыталась казаться спокойной и задумчивой, чтобы художник передал в рисунке присущие ей ум и достоинство. Если кто и был способен изобразить эти столь редкие качества, то этим художником был именно Леонардо. Изабелле не хотелось, чтобы портрет передал властную сторону ее натуры. Пусть ее запомнят как женщину будущего, женщину-видение, а не жесткую правительницу, которой она иногда себя ощущала.

Ах, если бы она могла позировать Леонардо и одновременно наблюдать за работой из-за его плеча! Позируя другим художникам, Изабелла никогда не испытывала подобного желания. Всем было известно, что если маркизу не удовлетворял результат, она лестью или угрозами добивалась, чтобы художники вносили в картину изменения. С Леонардо все было по-иному. Изабелла не сомневалась, что художник закончит рисунок и ускользнет от нее прежде, чем она вымолвит хоть слово. Поистине, этот человек неуловим!

Так она и сидела, ощущая тепло и мягкость своих рук, лежащих одна на другой, и надеясь, что воплощает само Достоинство. Неожиданно художник объявил, что сеанс завершен, и, прежде чем Изабелла успела опомниться, спрятал рисунок.

— Разве вы не дадите мне посмотреть?

— Нет-нет, он еще не завершен. Доработка займет несколько дней, затем я уеду.

— А как же картина маслом?

Изабелла надеялась, что ее недоверие не слишком явно читается на лице.

— Я намерен сделать с рисунка копию и забрать ее с собой. Вам останется оригинал.

И после этих слов художник вместе со своим подмастерьем и музыкантами удалился.

Три дня спустя Изабелла получила рисунок. Она поинтересовалась, где сам художник, и узнала, что на рассвете он оставил Мантую. Что ж, этого следовало ожидать. В письме Леонардо рассыпался в благодарностях за гостеприимство, обещал заняться ее портретом в красках, когда закончится его служба у венецианцев. Он снова ускользнул от нее, не пожелав выслушивать комментарии и просьбы переделать рисунок или, еще хуже, нарисовать новый. Изабелла не спала полночи, готовясь попросить художника об этом одолжении, если рисунок ей не понравится. Она проявила бы сугубую осторожность, была бы честна, но не требовательна. Она похвалила бы художника, но твердо выразила бы свое желание. На крайний случай оставались деньги — с их помощью художниками так легко управлять! Небольшой аванс, обещание заплатить остальное, когда рисунок будет готов, — и дело сделано.

Изабелла взяла у посыльного рисунок, упакованный между двумя толстыми листами пергамента, и поспешила в свои покои. Сердце выпрыгивало из груди. Изабелла положила рисунок на стол и развернула. Лицо было изображено в профиль, торс — прямо. Похоже, Изабелле не удалось до конца скрыть от художника свою властную натуру. Женщина на рисунке словно придирчиво вглядывалась в заказанную ею картину и не могла решить, нравится та ей или нет. Возможно, художник думал, что так же она будет всматриваться и в этот рисунок. Женщина на рисунке, казалось, была не в ладу с самой собой. Художнику вполне удалось передать ее ум. На рисунке Изабелла выглядела одновременно невозмутимой и властной. Мягкими, нерезкими штрихами Леонардо очертил ее лицо и волосы. Даже крупные полосы на платье не выделялись, смягченные изгибом груди. Изабелла не сомневалась, что на самом деле вырез должен располагаться гораздо ниже. Леонардо не стал подчеркивать ее чувственность, отдав предпочтение невозмутимости и спокойствию. Все в этом рисунке льстило самолюбию Изабеллы, хотя надо будет сказать художнику, что вот эту крошечную складку жира под подбородком совершенно незачем переносить на портрет! Больше всего ее потрясли руки со слегка разведенными средним и указательным пальцами. Расслабленные, непринужденно сплетенные кисти — казалось, что женщина с портрета что-то прячет в ладонях.

Как хотелось Изабелле поговорить с художником! Она не стала бы требовать исправлений, чего он так стремился избежать, на рассвете оставив Мантую. Она сказала бы ему, что рисунок превзошел все ее ожидания. Нет, так говорить нельзя, иначе он никогда не напишет ее портрет маслом!

Изабелла не догадалась, что Леонардо может передать рисунок через посыльного. Ей следовало предвидеть его уловку, тем более что он и раньше отказывался от вознаграждения. На сей раз magistro даже не дал ей возможности предложить ему деньги. Рисунок стал платой за ее гостеприимство.

Изабелла без конца обдумывала способы заставить Леонардо написать ее портрет в красках. Если он не вернется в Мантую, она непременно разузнает, кому художник решил продать свои умения. Если magistro думает, что сможет укрыться от Изабеллы в Венеции, то сильно ошибается. Старый дож готов есть из ее рук. Но что ей делать, если Леонардо поступит на службу к какому-нибудь иностранному правителю? Что, если ради осуществления своих фантастических проектов он окажется при дворе турецкого султана? Только султан способен заплатить за те чудеса, которыми владеет magistro. Как ей тогда поступить? Изображать мегеру перед варварами? Какие аргументы найдутся у нее перед лицом правителя иностранной державы? Леонардо снова проскользнул у нее между пальцев, словно вода. Бедная Изабелла! Внезапно помимо ее воли на лице Изабеллы проступила улыбка. Только вообразите себе, ее, Изабеллу д'Эсте, маркизу мантуанскую, дочь самого коварного человека в Италии, смог обвести вокруг пальца живописец!

Невероятно.

Изабелле так много нужно было поведать Беатриче, так во многом покаяться! Беатриче не предаст, ничего не расскажет ни врагам, ни тому, кто предложит за откровения сестры хорошую цену. Как привыкла Изабелла скрывать свои чувства, особенно в последние годы! Какое облегчение, стоя на коленях перед застывшей каменной формой Беатриче, откровенно высказывать то, что наболело. Сколько пустых лет они с сестрой потратили на бесславное соперничество! Как бы ей хотелось, чтобы сегодня Беатриче была рядом в тех тайных и явных войнах, которые приходилось вести Изабелле для того, чтобы выжить. В тишине церкви раздался шорох ткани и приглушенный кашель. Свита устала ждать свою госпожу. Неужели она здесь так давно? Наверное, им не терпится донести королю, что маркиза, несмотря на заявления о желании стать благоразумной француженкой, медлит перед гробницей герцогини Сфорцы. Кто в ее окружении окажется Иудой? В наше время доверять можно только мертвым. Изабелла продолжала шепотом: