Горький шоколад (СИ) - Воробьёва Татьяна

Королева пожелала узнать о состоянии здоровья своей фрейлины. Мари-Аньес велела передать, что она чувствует себя хорошо, но собирается удалиться в монастырь. Эта как будто шутливая угроза оказалась более серьезной, чем можно было предположить вначале. Мари-Аньес упорно отказывалась кого-либо видеть, погрузилась в изучение посланий Святого Павла и постоянно посещала мессы вместе с Анжеликой.

Анжелика была очень рада тому, что у нее хватило мужества исповедаться Раймону. Это позволило ей без тайных терзаний и ложного стыда вновь предстать перед алтарем Господа и со всей полнотой исполнять роль дамы из квартала Маре. Она с удовлетворением погрузилась в атмосферу долгих служб, наполненную запахом ладана и звуками органа.

Самым утешительным было то, что теперь у нее было время молиться и думать о своей душе. Слух об их обращении вызвал целый поток негодующих посетителей Отеля Ботрейи. Поклонники Анжелики и бывшие любовники Мари-Аньес возмущенно протестовали.

— Что такое мы слышим? Вы занимаетесь покаянием? Вы удаляетесь в монастырь?

Мари-Аньес в ответ на все расспросы молчала с непроницаемой презрительностью маленького сфинкса. В большинстве случаев она предпочитала вообще не показываться гостям или демонстративно раскрывала свой молитвенник. Анжелика же, со своей стороны, усиленно опровергала такие слухи. Момент был совсем для них неподходящим. Поэтому, когда мадам Скаррон взяла ее с собой к своему духовнику, достопочтенному аббату Годину, Анжелика даже упоминания о власянице слышать не хотела.

В тот самый момент она оживленно строила планы, как ей выйти замуж за Филиппа дю Плесси-Бельер, и она совсем не собиралась портить кожу и соблазнительные изгибы своего тела колючим поясом и прочими атрибутами покаяния. Ей требовалось все ее обаяние, все чары для того, чтобы нарушить безразличие этого странного молодого человека, который со своими белокурыми волосами и светлыми атласными костюмами казался закованным в лед.

Филипп был весьма частым гостем в Отеле Ботрейи. Он появлялся с безразличным видом и почти ничего не говорил. Когда Анжелика смотрела на его презрительную красоту, к ней вновь возвращалось смешанное чувство унижения и восхищения, которое она испытывала когда-то маленькой девочкой, благоговея перед высоким, элегантным кузеном. Потом в ее памяти всплывало другое, неприятное воспоминание, тем не менее вызывавшее у нее какую-то чувственную дрожь. Она вспоминала белые руки Филиппа на своих бедрах, царапины от его колец… Теперь, когда он был таким холодным и далеким, она иногда даже испытывала сожаление о своем избавлении. Филипп и не подозревал, что это она была той самой женщиной, на которую он набросился в таверне «Красная маска».

Каждый вечер, когда она знала, что он появится среди гостей, Анжелика с особой тщательностью выбирала свой туалет, прическу, украшение — все. На каждом шагу мужчины осыпали ее комплиментами, целовали руки. Женщины украдкой спрашивали, где ей удалось достать такой чудесный материал для своего платья. И Анжелика чувствовала себя неотразимой, пока не замечала взгляд Филиппа, равнодушно скользящий словно мимо нее, и ее охватывало неприятное ощущение, что он просто не замечает ее красоты.

Он никогда не делал ей комплиментов, даже самых банальных. И однажды Анжелика все же отважилась заговорить с ним.

— Добрый вечер, маркиз. Рада видеть вас у себя в гостях.

— А, мадам Шоколад! — он даже не повернул головы в ее сторону.

Кровь ударила Анжелике в виски, и она, сделав реверанс, ехидно ответила:

— К вашим услугам, дорогой кузен.

Брови Филиппа сдвинулись:

— Ваш кузен? Мне кажется, мадам, вы заговариваетесь.

— Разве вы меня не узнали? Я ваша кузина, Анжелика де Сансе де Монтелу. Когда-то мы играли у вас в замке дю Плесси-Бельер. Как поживает ваш отец, почтенный маркиз, и ваша матушка?.. — Она говорила что-то еще, потом осеклась, поняв, что говорит глупости. Анжелика прекрасно знала, что его отец давно умер, а мать ушла в монастырь Баль де Грасс, и молодой человек проматывал состояние. Король, любивший его за отвагу и красоту, часто делал ему подарки, но тем не менее репутация маркиза слыла скандальной.

— Простите мне мою бестактность, — она вспыхнула и смущенно опустила глаза.

Молодой человек холодно улыбнулся.

— Мне безразлично, что вы говорите, — заявил он, и в голосе его прозвучала откровенная скука. — Продавайте себе ваш шоколад, мне все равно.

Анжелика отошла в сторону, еще более обозленная, говоря себе, что больше не будет обращать внимания на своего кузена с ледяным сердцем. Но это было легче сказать, чем сделать…

— Ты так смотришь на красавца Плесси, что это начинает меня тревожить, — обратилась однажды вечером Мари-Аньес сестре. — Только не говори мне, Анжелика, что ты, самая разумная из всех женщин, которых я знаю, позволила себе попасть под чары этого…

Она как будто подбирала какой-нибудь уничтожающий эпитет, и, не найдя подходящего, заменила его гримасой отвращения.

— Что ты против него имеешь? — удивленно спросила Анжелика.

— Что я против него имею? Ну, только вот что: он, такой красивый, такой привлекательный, даже не знает, как нужно брать женщину в объятия. Я думаю, ты согласишься со мной, что это имеет большое значение?

— Мари-Аньес, это весьма фривольный предмет разговора для молодой особы, собирающейся уйти в монастырь!

— Вот именно. Поэтому давай будем ковать железо, пока оно еще не остыло. Я всегда оцениваю мужчину по тому, как он обнимает меня. Его властные и одновременно нежные руки… Ах, что за удовольствие чувствовать себя в этот момент хрупкой и слабой!

Ее красивое, словно вырезанное резцом скульптора личико с глазами жестокого котенка смягчилось, и Анжелика улыбнулась, увидев на нем мимолетное выражение чувственного восторга, которое обычно видели только мужчины. Потом девушка нахмурилась.

— Я должна признать, что очень немногие мужчины обладают этим талантом. Но они, по крайней мере, пытаются сделать все, что могут. А Филипп даже не пытается. Он знает только один способ обращения с женщинами: он швыряет их на пол и насилует. Должно быть, он учился любви на полях сражений. Даже самой Нинон не удалось добиться от него чего-нибудь. Возможно, он приберегает ласки для любовников!.. Все женщины ненавидят его тем больше, чем больше их разочарование в нем.

Анжелика, наклонившись над огнем, в котором она жарила каштаны, почувствовала, что слова сестры вызвали в ней гнев, и сама рассердилась на себя.

Она решила выйти замуж за Филиппа дю Плесси. Это было самым лучшим выходом, который мог все уладить. Но ей хотелось сохранить некоторые иллюзии насчет человека, которого она выбрала в качестве второго мужа. Ей хотелось, чтобы он оказался заслуживающим любви, и тогда она имела бы право полюбить его.

Сен-Круа зашел в один из салонов, где подавали это новое лакомство: горячий шоколад. Однажды, попробовав этот напиток — сладкий, терпкий, тягучий — он возненавидел его. И сейчас мужчина пришел сюда не из-за него, а из-за той, что его продавала. Разные слухи ходили о мадам Моран, но среди них не было ничего предосудительного. Никто ничего не знал ни о ее семье, ни кто отец ее детей, лишь то, что у нее были связи с Двором чудес, но в этом не было ничего странного — благотворительность среди богатых и сильных мира сего была обычным занятием. Сент-Круа хотелось своими глазами посмотреть на мадам Шоколад, оценить, насколько она опасна для них с Мари. Но появляться на одном из вечеров, что она устраивала у себя, и представляться ей официально ему не хотелось.

Входная дверь стукнула и в салон вошла она — мадам Моран. Поздоровавшись с посетителями и персоналом, молодая женщина прошла за дальний столик, куда ей тут же принесли чашку горячего шоколада.

Годен никогда не встречал ее лично, но сразу понял, что это она — сколько достоинства и природного аристократизма было в каждом ее движении. Несмотря на всю свою привлекательность, мадам Моран ему не понравилась: светловолосая, с тонкой кожей, будто излучающей свет, и тонкими чертами лица ботичеллевской Мадонны — совсем не в его вкусе. Нет, ему больше по нраву были дьяволицы со жгучими черными глазами и крутым нравом. Как его чертовка Мари…