Мэри Бэлоу - Певцы Гимнов с Бонд-Стрит

Таким образом, он заинтересовался вдовой, которая скоро снова выйдет замуж. Вдовой с двумя маленькими детьми. Он никогда не ухаживал за чужими женщинами и редко связывался с вдовами. Слишком многие из них желали вернуться в замужнее положение. Он всегда избегал женщин с детьми. Ему нравилось обладать безраздельным вниманием тех женщин, с которыми он спал.

Кроме того, миссис Берлинтон была горда, надменна и даже враждебно настроена по отношению к нему. Опыт подсказывал, что ей нелегко будет пойти на любовную связь просто ради собственного удовольствия.

Он знал это еще до того, как ее пригласил.

– Нет, – сказал он теперь экономке, которая прервала его размышления вопросом, не хочет ли он, чтобы развесили омелу. Никакой омелы. Сама мысль об этом заставила его вздрогнуть. Если он собирался ее поцеловать, то не путем подобного обмана.

Если?

Все его раздражение вернулось. Этот день он тщательно планировал уже несколько месяцев, он ждал его больше остальных со времени своего последнего концерта. Он хотел сосредоточить все свои мысли, энергию и эмоции на той музыке, что должна была этим вечером вознести души его гостей до невиданных высот. Он хотел с нетерпением предвкушать тот фурор, который, без сомнения, произведет голос мальчика.

Он не хотел, как похотливый школьник, думать о поцелуях, украденных у красивых вдов.

И он не хотел помнить, подумал он с гримасой, что его концерт должен был завершиться выступлением хора, исполнявшего святочные гимны, энтузиазм и добрые намерения участников которого никоим образом не могли исправить того факта, что они своим исполнением губили все исполняемые ими произведения. Но такова была цена его мальчика-сопрано – и его красивой вдовствующей матери.

Мэттью один раз стошнило утром, и он стал таким беспокойным от нервной энергии, что его няня послала за Фанни и спросила, не следует ли им вызвать врача. Фанни посадила сына к себе на колени, что он редко позволял делать, поскольку ему было уже восемь, обняла его и спросила, не хочет ли он, чтобы она отправила лорду Хиту записку о том, что он не будет петь на этом вечернем концерте.

– Ты не должен чувствовать, что обязан это делать, милый, – заверила она его. – Никто не собирается тебя заставлять петь против твоей воли.

Кэти стояла рядом с ними и молчала, широко распахнув глаза, словно тоже став младше на пару лет. Она засунула в рот большой палец и сосала его.

Но тут Мэттью испугался, решив, что она запретит ему петь.

– Я хочу, мама, – завопил он, – больше всего на свете. Я хочу понравиться ему. Он разбирается в музыке и понимает меня. – Фанни была вынуждена признать, что он прав. Лорд Хит выказал неожиданную проницательность накануне, успокоил Мэттью и помог ему несколькими тщательно подобранными словами. Ее он не успокоил, особенно когда она увидела его с Кэти на руках, но это к делу не относилось.

И вот они снова были в доме лорда Хита, и репетиция Мэттью быстро закончилась. Теперь, когда они были уже здесь, он был расслабленным и уверенным в себе, его волнение улеглось. Экономка лорда Хита увела детей, чтобы они попили чаю и отдохнули, а Фанни должна была пить чай в гостиной с остальными гостями, остававшимися на вечер. Но лорд Хит не спешил вести ее в гостиную. Снующих слуг и гостей, которых он только вчера обещал, в музыкальной комнате было не видно. Он сел на стул рядом с ней.

Фанни тайком огляделась в поисках омелы, но не смогла ее отыскать среди венков из остролиста, сосновых веток, лент и бантов, которыми обильно была украшена комната. Похоже, Рождество уже пришло сюда, подумала она и на мгновение ощутила необоснованный укол совести, вспомнив, что всего через пару дней она будет отмечать Рождество в доме Джона наедине с детьми.

– Ваш сын очень талантлив, мэм, – сказал лорд Хит. – Но уверен, вы и так это знаете. У него не только чистый и уникально красивый голос, но и редкое чувство музыки. Его голос, увы, поменяется через несколько лет, но музыкальность останется и, возможно, его взрослый голос тоже будет красив. Он демонстрирует способность к какому-нибудь музыкальному инструменту?

Дочери Джона брали уроки фортепьяно, но Мерси была подвержена мигреням, и Джон постановил, что эта привилегия не полагалась больше никому, включая его собственного сына.

– Я не знаю, – ответила Фанни.

Он долго и пристально смотрел на нее. Его ярко-голубые глаза и близость заставляли ее нервничать, как и окутывавший его еле уловимый запах какого-то дорогого одеколона. Она старалась дышать ровно. Как унизительно будет, если у нее перехватит дыхание, а он заподозрит, что она находит его привлекательным. До такой степени, что у нее подгибались колени.

– Он берет уроки вокала? – спросил барон.

– Мой деверь считает, что мальчиков нужно воспитывать по-мужски, милорд, – ответила она. – Он опекун моего сына. – Она старалась скрыть горечь в своем голосе. Джон всегда говорил, что любовь Мэттью к музыке должна быть подавлена, иначе над ним будут смеяться, когда он пойдет в школу. Кроме того, у Мерси были мигрени...

– Понятно. Но разве вы не являетесь также его опекуном, мэм? Разве вы не могли по крайней мере организовать ему прослушивание в каком-нибудь уважаемом церковном хоре? Например, в Вестминстерском аббатстве? Там он будет среди таких же мальчиков и не будет казаться странным или менее мужественным, чем они.

Фанни разозлилась. Как он посмел взять на себя роль советчика или предположить, что она не полностью контролирует процесс воспитания своих детей. Его правота не смягчила ее гнева.

– Он ребенок, – ответила она. – Я не позволю его эксплуатировать.

– Он любит музыку, мэм, – парировал он. – Полагаю, он ничего не желал бы сильнее, чем поощрения своего таланта… и своей мечты.

– Милорд, – сказала она, больше не пытаясь скрыть свой гнев, – вы полагаете, что знаете моего сына лучше меня? – Однако в его словах была доля истины. Да, он был прав. Возможно, Борис бы понял. Возможно…

Она удивленно посмотрела на ухоженную и очень мужественную руку с кольцом, которая накрыла обе ее ладони, лежавшие у нее на коленях, и, подняв взор, утонула в его голубых глазах.

– Позвольте мне, – тихо попросил он, – поговорить с вашим деверем. Полагаю, это старший сын больного виконта Милфорда? Уверяю вас, мое мнение относительно музыки кое-чего стоит, и при этом никто не усомнился в моей мужественности. По крайней мере, не напрямую.

Двое мужчин будут решать судьбу ее сына? Ноздри Фанни затрепетали. Но гнев был смешан с желанием. Он так и не убрал свою руку.