Коварный искуситель - Моника Маккарти

в чувство, окатив холодной водой, было искаженное страданием лицо Беллы, когда его тащили прочь. Ему надели кандалы, а потом он почувствовал взрыв боли за ухом. Судя по тому, как раскалывалась голова, он предположил, что его ударили сзади боевым молотом или рукоятью меча.

Ледяная вода быстро вернула его к действительности. Лахлан сел, но когда попытался повернуться, ему стало дурно и его вырвало на мокрый пол. В глазах двоилось.

– Кажется, он очухался, – раздалось откуда-то сверху.

Подняв голову, Лахлан увидел человека, который смотрел на него из квадратного отверстия в потолке. Это был единственный источник света в черной яме, где он находился, и Лахлан, прежде чем ответить, попытался запомнить, сколько здесь места. Он знал: как только люк закроют, тут будет темным-темно, как в преисподней.

К горлу опять подступила желчь, но Лахлан не мог позволить себе такой вид облегчения. Нужно побороть страх, но паника неумолимо овладевала его сознанием. Казалось, стены смыкаются вокруг него, он уже задыхался и с трудом прогонял воздух сквозь легкие.

Каменный мешок, футов десять на пятнадцать, был грубо вырублен в скальной породе явно не человеком, а самой природой: пол – неровный камень, грязный песок. Кости, ошметки старой соломы и затвердевшие человеческие экскременты были старательно задвинуты в угол – очевидно, предыдущим постояльцем. Лахлан пока не видел крыс, но мог поклясться, что слышит, как они скребутся и пищат.

На холодном как лед лбу Лахлана выступил пот. «Сохраняй спокойствие. Думай!»

Он нашел то, что искал, в дальнем углу.

Когда Лахлан не отозвался, стражник вылил на него второе ведро ледяной воды.

На этот раз он действительно осознал ужас своего положения. Вода обожгла голую кожу. Перед тем как бросить сюда, его раздели донага, не оставив ни лоскутка одежды. У него не было при себе абсолютно ничего.

Как же, к дьяволу, ему освободить руки?

Он инстинктивно тряхнул кандалами, которые сковывали руки за спиной. Железные обручи на запястьях неожиданно затянулись туже и сильнее впились в кожу. Теперь он точно знал, что открыть замки не сможет.

Приступ паники подступил ближе, стая бешеных собак только и ждала, чтобы вырваться на свободу.

Лахлан потряс головой, прогоняя дурные мысли, так что с мокрых волос полетели капли воды, и крикнул:

– Благодарю за ванну! Не будете ли так любезны в следующий раз сбросить мне мыло? – Он повел носом. – Здесь ужасно воняет.

Тюремщик засмеялся:

– Скоро тебе будет все равно. Это хорошо, что ты в столь благостном настроении. Для тебя приготовлено кое-что особенное. – Он помолчал для пущего эффекта. – Мясник собственной персоной! Надеюсь, ты о нем слышал.

Кровь застыла в жилах. Мясником называли самого жуткого из всех палачей английского короля: говорили, что он может развязать язык даже глухонемому.

Ум Лахлана живо принялся за работу, воскрешая воспоминания о том, через что ему уже пришлось пройти, и слухи, которые доходили до него уже после заточения.

– Он только зря потратит время на дорогу сюда: таких ребят, как он, я уже видел.

Лампа была за спиной у мучителя, поэтому Лахлан почти не видел его лица, но догадался, что тот улыбается.

– Я слышал, что ты очень упрям, но он тащится в такую даль не только ради тебя. – Он обернулся. – Давайте ее сюда!

Господи, нет! Сердце Лахлана стучало как набат, каждый мускул рвался в бой, но он знал, что не должен показывать истинные чувства.

– Остановитесь! – закричала Белла. – Куда вы меня тащите?

Страх в ее голосе резал как нож по сердцу, но он знал, что сделать ничего не сможет.

Сверху слышались приглушенные звуки борьбы: двое мужчин приволокли упиравшуюся Беллу. Лахлан заставил себя лежать совершенно неподвижно, когда они насильно наклонили ее голову в отверстие, откуда она могла его видеть.

– Лахлан! О боже, Лахлан! Что они с тобой сделали?

Его лицо исказила злая гримаса:

– Уберите отсюда эту суку!

Она вскрикнула, съежившись, как от удара.

– Лахлан, умоляю! Я ничего не могла сделать! Мне очень жаль!

– Думаешь, мне интересно слушать твои объяснения? Ты меня предала! – Он зло сплюнул. – Уберите ее к черту, с глаз моих долой!

Она зарыдала, и мужчины оттолкнули ее от ямы. В груди жгло как огнем. Когда в отверстии снова появилось лицо первого стражника, Лахлан добавил:

– Очень хочу видеть, что ваш гость придумал для нее! Жду не дождусь! А когда закончит, пусть даст попробовать и мне.

Рыдания Беллы разрывали ему сердце. Он слышал, как ее уводили.

Стражник нахмурился – дело явно обернулось не так, как он ожидал.

– Я думал, вы любовники.

– Это из-за нее я здесь. Да делайте вы с ней что хотите, мне плевать!

Стражник наверняка ожидал другого ответа: на это и был расчет Лахлана, – и покачал головой:

– Ты хладнокровный негодяй, Макруайри. Однако у тебя будет время подумать: Мясник прибудет на раньше, чем завтра ввечеру.

И прежде чем Лахлан успел что-нибудь ответить, крышка люка с грохотом упала, оставив его в непроглядной тьме.

Лахлан понимал: что рассчитывать на то, что они поверят ему, нельзя. При одной лишь мысли, что они могут сделать с Беллой, чтобы заставить его говорить…

Живот свело судорогой. Ему долго не продержаться. Была надежда на то, что с помощью лжи можно получить некоторую отсрочку, но надолго ли? Долго ли им придется ждать, что он выберет: смотреть, как издеваются над женщиной, которую любит, или предать своих друзей?

Следовало трижды подумать, прежде чем безрассудно бахвалиться перед Брюсом, будто он может выдержать любую пытку. У каждого есть свой предел, даже у него, а у Беллы – дочь. Разве можно винить ее за то, что сделала выбор в ее пользу? Как еще она могла ее защитить? На минуту он поверил в ее предательство, а потом понял, когда узнал правду. Можно лишь догадываться, чем они ей угрожали, чтобы вырвать согласие.

И каково ей сейчас, когда она снова оказалась за решеткой?

Нужно выбираться отсюда, и как можно скорее. Мозг лихорадочно работал. Было так темно, что Лахлан не видел собственных ног. Было и хорошее в том, что стражник проболтался: страх за Беллу оказался сильнее страха оказаться в очередной вонючей яме.

Он стал обшаривать пол своего узилища и очень скоро наткнулся на гору костей. Было непросто – со скованными за спиной руками, – но он покопался в зловонной куче, отбрасывая слишком крупные кости, и в конце концов ему попалась кость – длиной и размером примерно с его мизинец, – из которой могло получиться то, что нужно.

Лахлан встал, нашел скальный выступ нужной высоты и, как