Мэри Спенсер - Поверь в любовь

– Натан чудесный, – вздохнула она. – Я очень люблю его... но не так, как тебя, Джеймс.

Он снова вздохнул полной грудью.

– Так, значит, ты согласна, Бет? Даешь мне еще один шанс? На губах ее заиграла лукавая улыбка.

– Ты ведь знаешь мои условия?

Совсем сбитый с толку, Джеймс опешил. И вдруг лицо его просветлело.

– Да, мэм. Разумеется, мэм: не пить, не ругаться, ходить в церковь и не валять дурака.

– И ты согласен?

Джеймс торжественно поднял руку:

– Клянусь!

Она ласково коснулась его щеки.

– Когда-то, – нежно прошептала Элизабет, – я отдала тебя другой, потому что искренне верила в то, что ты ее любишь. Но если мы снова станем мужем и женой, сэр, предупреждаю: если вы только глянете в другую сторону... – она больно потянула его за ухо, – клянусь, я сдеру с вас шкуру живьем! Бог свидетель, я так и сделаю!

– Милая! – С трудом высвободившись, Джеймс ласково поцеловал ее пальцы. – Клянусь, я буду смотреть только на тебя! Хочешь, могу поклясться на нашей семейной 4Библии! – Спустя мгновение он с готовностью предложил: – Могу начать прямо сейчас, но сначала я хочу услышать ответ.

Элизабет улыбнулась.

– Ну? Ты выйдешь за меня?

Она задумчиво уставилась в потолок.

– Скажи «да», – прошептал он, целуя ее, – ну же, давай!

– М-м-м...

– Ну, милая, не заставляй меня страдать! Господи, да эта женщина любого с ума сведет! Скажи «да», Бет, не то я умру! – Он прижался к ее губам, и она почувствовала его жаркое дыхание. – Скажи «да»!

– Да, – прошептала она, и он тотчас захмелел от ее слов.

Свадьба Джеймса и Элизабет – событие, которое надолго выбило из колеи всех жителей города, – была назначена на июнь. Впрочем, все с нескрываемым одобрением встретили это известие.

Элизабет, желая избежать очередной шумихи, то и дело возмущалась, ибо Джеймс чуть ли не каждый день преподносил ей подарок за подарком.

Он буквально устроил осаду ее дома, ухаживая за ней так, будто она была принцессой королевской крови.

Одним из первых подарков явилось обручальное кольцо с таким огромным бриллиантом, что Элизабет онемела, а потом робко намекнула, что он просто оттянет ей руку.

Затем одним прекрасным вечером Джеймс явился к Элизабет, поцеловал ее так, что у нее захватило дух, сунул ей в руки чудовищных размеров пакет, приподнял шляпу и, посвистывая, удалился. Разорвав пакет, она обнаружила там восхитительное подвенечное платье. Вообще-то она собиралась сшить его сама: что-нибудь простенькое, чтобы можно было надеть и потом. Но сейчас, глядя на это белоснежное чудо из шелка и кружев, она мечтала сделать в нем хотя бы шаг. За платьем последовали новые дары: прозрачная воздушная вуаль, белые перчатки, туфельки и белые шелковые чулки. И каждый раз, сунув ей в руки свертки, Джеймс уходил, решительно отказываясь переступать порог ее дома.

– Стоит мне только оказаться внутри, милая, и я уложу тебя в постель быстрее, чем тогда, в амбаре, на солому.

Вспыхнув до корней волос, Элизабет возмущенно запротестовала, но Джеймс только плечами пожал:

– Ничего не поделаешь, Бет. Вот погоди, дай только вернуться домой – сама увидишь!

Он часто водил ее в ресторан. И давно уже так не удивлялся, как в один прекрасный момент, когда, попробовав заказанное им шампанское, Элизабет вдруг удовлетворенно вздохнула:

– М-м-м... вкусно!

Джеймс тотчас решил заказать к венчанию целый ящик шампанского.

Счастье их омрачали только Натан и Мэгги.

На следующий же день после пикника Джеймс поскакал в Колд-Спрингс. Он припозднился – было воскресенье, и они с Элизабет ходили в церковь. Пришлось дождаться, пока не споют последний гимн, а потом терпеливо выслушивать поздравления знакомых.

Натана он нашел в доме в полном одиночестве. Тот уныло поглядывал на полупустую бутылку с виски.

Джеймс решил остаться. Натан не держал на него зла. Пожелав ему счастья, он просил лишь оставить его в покое. Со временем он придет в себя и тогда найдет в себе силы приехать к ним.

Джеймс рассказал об этом Элизабет, и она уговорила Вирджила Киркленда отвезти ее в Колд-Спрингс.

Ингвар, сокрушенно качая головой, проводил ее до конюшни. Натан чистил лошадей. Щетка выпала у него из рук, когда он увидел Элизабет.

– Зачем вы приехали?!

Она заплакала – на лице Натана была написана такая мука, что у нее защемило сердце.

– Я знаю, что вы не хотели меня видеть... но вы мой лучший друг! И я не хочу терять вас! Умоляю, простите меня!

Потом Натан долго держал ее в объятиях, до тех пор пока она не успокоилась. И сказал, что по-прежнему любит ее, любит и будет любить всегда, хотя и без всякой надежды. И пожелал ей счастья. А после повел ее в дом, который строил для нее.

Там еще не было мебели, ничего, кроме пианино – прекрасного старинного инструмента красного дерева.

– Я купил его сразу же, – объяснил Натан, откинув крышку и пробежавшись по клавишам. – Единственное, что выбрал сам. Надеялся, что моей жене доставит радость заказывать мебель для дома и все такое... Я приходил сюда по вечерам и играл. Все пытался представить, как потом буду играть для вас, Элизабет, и для наших детей.

Элизабет взяла его за руку.

– Но ведь в один прекрасный день так и будет, Натан. Вы найдете женщину, которая сделает вас счастливым, и станете благословлять тот день, когда Джеймс увез меня.

– Такой женщины нет на свете!

– Чушь! – решительно заявила Элизабет. – Вы просто ее не нашли. Но обязательно найдете, и тогда я буду счастлива за вас, Натан!

С Мэгги было сложнее.

Джеймс поехал к ней на следующий же день – поблагодарить за то, что она помогла ему и позаботилась о Натане. Мэгги встретила его довольно холодно.

– Не валяй дурака, Джеймс, не воображай, что моя жизнь кончена! И не вздумай благодарить меня за Натана! Он в порядке, и моей заслуги в этом нет!

Неприятно пораженный едкой горечью ее слов, Джеймс пригласил ее на свадьбу – Элизабет настояла. Но Мэгги с ангельской улыбкой посоветовала ему убираться к черту. Но тут же извинилась и объяснила, что с это – го дня не намерена терять ни минуты – она отправится путешествовать, прожигать жизнь и веселиться напропалую. А ему желает всяческого счастья с его «малюткой».

День свадьбы выдался как по заказу – солнечный и жаркий, впрочем, как всегда в это время. Сиявший от счастья Мэтью был шафером жениха, Энн Киркленд – подружкой Элизабет. Бен Симонсон, который всю жизнь мечтал о дочери, прекрасно сыграл роль посаженого отца: на каждом шагу он трубно сморкался и утирал слезы, а когда пришло время передать невесту жениху, сделал это с такой неохотой, словно она и впрямь была его дочерью.