Нежеланный рейс (СИ) - Ветрова Роза

Но весь мандраж исчезает, едва Виктор Александрович берет мою ладошку в свою теплую руку и ведет на танцпол. Я начинаю думать только о его прикосновении. В его руках хочется нежиться.

Музыка бьет по ушам с первых аккордов, Северов делает шаг, увлекая меня за собой. В последний раз я танцевала в паре на школьной дискотеке, но это не в счет. С тем конопатым мальчиком из параллельного класса мы просто топтались на месте, медленно и чахло двигаясь по часовой стрелке.

А вот такой танец с умелым партнером, который уверенно ведет за собой, пожалуй, и вовсе остался в детстве. С танцами мне пришлось завязать, я быстро росла, прилично обогнала своего партнера по росту, и его мамочка решила подобрать ему новую партнершу, оставив меня за бортом. Мальчишек в секции спортивно-бальных танцев по пальцам можно пересчитать (одной руки, причем), поэтому мои шансы найти среди этого «многообразия» партнера быстро приравнялись к нулю. Походив еще какое-то время, я вскоре бросила танцы, сосредоточившись на легкой атлетике.

Виктор Александрович уверенно кружил меня по танцполу, его руки скользили по моей спине, талии и бедрам и… Боже, помилуй, какой это был страстный танец!

Тело с легкостью вспоминало позабытые движения, я бесстрашно скользила черной туфелькой по ноге своего командира, глядя ему в глаза. Нам не нужно было играть. Воздух между нами накалился до предела, прошлые обиды и недомолвки тоже сыграли свою роль.

Совсем неожиданно в его руке появляется красная роза, которую он вкладывает мне в руку, продолжая вести за собой по танцполу. Откуда она у него? Прятал в кармане?

Острые шипы впиваются мне в ладонь, я хочу освободиться, но крепкая хватка моего командира не позволяет этого сделать.

Темные глаза пронзают насквозь, а губы так близко, что мне… хочется повторить ту ошибку. Поцеловать этого невыносимого мужчину.

Но музыка заканчивается, и наши движения тоже. Под бурные аплодисменты мы стоим, прижавшись друг к другу и пытаемся отдышаться.

— Откуда вы умеете танцевать танго? — спрашиваю, растерянно оглядывая зал.

— Выучил для собственной свадьбы.

— Вы женаты? — в ужасе попыталась отшатнуться, но Виктор Александрович не позволил этого сделать.

— Нет. Свадьба не состоялась, — ответил мужчина.

— Вот как… — Я не ожидала такого услышать, и теперь стояла, не зная, что ответить.

Его хватка вдруг расслабилась. Северов выпустил меня из объятий.

— Пойдемте за стол, нас ждут.

…Полет в холодный Дублин был спокойным и умиротворяющим. Все пассажиры залипали в окно, наслаждаясь огненным закатом, который просочился в салон, освещая макушки людей.

Я и сама нет-нет, да выглядывала в крохотное оконце, разглядывая оранжевые облака, несущиеся в неведомую даль, оставляя на сердце тянущее чувство. Так бывает, когда человек влюблен.

Ты грустно счастлив. Тебе нравится переполняющее тебя чувство, что при воспоминании о человеке рушится вниз, стягивая живот. И в то же время, тоска в груди удручает и печалит, потому что ты знаешь, что любовь твоя останется безответной.

Тогда за столом в ресторане я все время подглядывала за своим командиром, но его взгляд на себе больше не ловила. Экипаж кричал, какая бы замечательная вышла пара, и как потрясающе мы смотримся рядом. Виктор Александрович лишь отмахнулся, скривившись.

А меня наш танец оставил в прибитом состоянии. Я жевала свой ужин, пила вино, но вкуса даже не различила. Все мои мысли были заняты им.

Однако, я понимала всю безнадежность ситуации. Он меня терпеть не может. Поражается моей глупости и бестолковости. Да и разница в возрасте… Лариса сказала, что ему тридцать восемь. А мне вот-вот двадцать два будет. Между нами пропасть глубиной в шестнадцать лет. Когда он уже целовался с девочками, я только родилась. Ну смешно же, ей богу. Он на меня и не взглянет. Воспринимает меня как дитя малое.

Что сказать, наверное, и меня немного пугает такая разница. Пугает факт быть непонятой. Пугает снисходительное отношение. Ставки на возраст. Это все не так просто.

Ноги гудели после обслуживания, и присесть в свое кресло, пристегнуться ремнями безопасности вызвало облегчение. Откинувшись на жесткое изголовье, я задумалась, откровенно витая в облаках.

Мне нравилось летать, мне нравился тихий гул самолета осенним вечером. Мне нравился запах снаружи самолета, когда выходишь на трап, уставшая после рейса. Величественный внешний вид железной птицы до сих пор вызывает восторг. Огромные двигатели, в которых каждая стюардесса обязательно делает фото. Нравится весь процесс от а до я.

Даже планерки, на которых распекают за нерасторопность и жалобы пассажиров — и те нравятся. Я не готова уходить отсюда. Куда? Я же только пришла. Еще столько неизведанного, куча мест, где я еще не была. Столько рейсов, которые мне суждено сделать.

Увы, но даже если Виктор Александрович и обратит на меня внимание, нашим отношениям вряд ли суждено осуществиться в реальной жизни. Он пилот, а я стюардесса. Мы все время будем находиться на разных концах земли.

Наверное, суровый командир уже давно позабыл о глупенькой девочке, которая каждый раз только и ставит его в неловкое положение.

Когда мы летели назад, мне даже не удалось с ним перекинуться и парой слов. Он все время был в кабине пилотов (а где же ему еще быть?), а я носилась с тележкой по салону. Ответственным за пилотов на обратному пути назначили другую стюардессу…

Дублин встретил нас темно-синим небом и сильным ветром. Кутаясь в легкий плащ, я спускалась по трапу с остальными членами экипажа, в нос забился привычный и любимый запах аэропорта. Густой запах топлива, механики вперемешку с запахом чемоданов и приключений.

— Холод собачий, — простучала зубами старшая. — Почему нам только эти тренчи тонкие выдают? Закоченеть можно. И автобуса нет, как назло. Совсем озверели.

Мерзнувшей кучкой мы стоим у двигателя, получая тепло от остывающего винта. Жмемся друг к другу, вцепившись в свои одинаковые чемоданы.

Наконец по разлинованному полю к нам едет автобус.

— Наконец-то, — проворчал командир.

Сегодня это был седовласый коренастый мужчина, вечно всем недовольный. К середине полета даже старшая бортпроводница посылала в сторону кабины пилотов проклятия, когда сотый звонок оттуда оповестил о том, что кофе не пахнет кофе.

— Как будто он ни разу не пробовал самолетный кофе! — возмущалась она, успокаивая стюардессу в слезах, которая этот самый кофе делала. — Вот же зануда!

Сев в холодный непрогретый автобус, я прижалась носом к стеклу, разглядывая самолет на взлетной полосе. Он красиво и плавно поднялся ввысь, оставляя за собой белую полосу. Кто знает, может в нем сидит Виктор Александрович? Привычно хмурит брови, но держит все под контролем. У него не может быть иначе. Он лучший из лучших.

Грудь опять сжало тугим обручем. Я тяжело вздохнула.

**

Пожалуйста, поставьте звездочку, если вам нравится. Напишите комментарий. Это сильно мотивирует автора и является главным вдохновением!❤

Удивительно, но через месяц у нас снова был совместный рейс. Разворотный, к сожалению, в Костанай. Пересечься с ним вне планерки я и не надеялась. Обычно на таких рейсах стюардессы сильно загружены. Подать обед, чай и кофе. Затем убрать грязную посуду и остатки еды, распихать все по тележкам, которые потом заберут сотрудники кейтеринга в Москве.

Не успеешь и глазом моргнуть, как начинаются пассажирские звонки с мест. Кому плед, кому наушники, кому фильм включить. И бесконечные просьбы о кофе.

Ноги гудят от бесконечной беготни, покалывает икры, хочется упасть ничком в кровать и отсыпаться, отсыпаться, отсыпаться…

На планерке он не сводил с меня глаз. Мне даже стало неловко перед коллегами, потому что я начала ловить и их взгляды. Удивленные.

— Как у вас дела, Виктор Александрович? — спросила взволнованно, когда мы все шли к самолету.