Сказка для Несмеяны (СИ) - Дмитриевна Алёна

— Может, травку какую, — решила помочь она. — Мне бабка Марфа говорила, бывают такие, если мужчина силу теряет…

Светозар рассмеялся.

— Ты что же, совсем не против?

Она покачала головой.

— И не неприятно тебе? А может быть… ты бы с любым так же смогла? — резко посерьезнел он.

С любым… Вспомнились мужики на дороге и чужие пальцы, схватившие за руку. Может, и смогла бы, только мерзко было бы. Попыталась представить сейчас в этой постели кого-то из деревенских парней. С ними тоже не хотелось. А Светозар был свой. И с ним было спокойно.

— С тобой хочу, — решила Несмеяна. — И чтобы ребеночек был на тебя похож. Ты хороший. Добрый. Умный.

Он приподнялся, сел рядом, погладил её по щеке, улыбнулся грустно, а потом неуверенно поцеловал.

В их первую и единственную ночь он целовал её много, и поцелуи эти были совсем другие, она помнила.

«Мужчины, что дети» — снова услышала Несмеяна слова Настасьи. А что любят дети? Ласку и внимание. Она аккуратно погладила его по волосам: приятные, гладкие. Губы на её губах замерли. И тогда Несмеяна догадалась поцеловать сама. Вспомнила, как целовала мужа её свекровь.

Она совсем-совсем не умела, но наука оказалась нехитрой. Прошлась ладонями по плечам, как делала это Настасья. И Светозар ожил. Рывком привлек ее к себе за спину и за талию, немного напугав, но, услышав ее вздох, замедлился, слегка разжал руки, давая ей свободу.

— Я люблю тебя, — прошептал он, и было в этом что-то отчаянное.

«Люби», — подумала Несмеяна, она ж не была против.

Но он ждал ответа. И этот ответ был важен для него и для его решения. А он и правда был хороший. И свой. И теплый. И сказки рассказывал замечательные. И рядом с ним было почти как дома. И он мог дать ей то, что ей было нужно.

— И я тебя люблю, — ответила Несмеяна.

И в этом была правда, пусть и ее собственная.

***

К колодцу Несмеяна теперь предпочитала ходить рано-рано, пока деревня еще только просыпалась. И этим утром шла она к нему совсем счастливая. Улыбалась новому дню. Казалось ей, что день этот принесет ей только хорошее.

— А если не получится, — спросила она ночью Светозара, — мы попробуем еще раз?

— Попробуем, — пообещал он, и потом, правда, почему-то засмеялся, но какая разница, почему, если главной своей цели она достигла.

А еще Светозар обещал сегодня вечером прийти в опочивальню пораньше и рассказать ей еще одну сказку. Так что все у нее теперь будет.

Замечтавшись, Несмеяна почти не видела пути, по которому прошла, и не заметила поджидавшую в конце его опасность. Очнулась только, когда ее резко схватили за руку.

Матрена. В этот раз одна, без прихлебателей, но выглядела она уж больно злобно. Вспомнилось, как свекровка на днях обмолвилась, что Матрену замуж выдают. Судя по всему, никакой радости от предстоящего супружества та не испытывала.

— Довольна? — зашипела Матрена. — Ты разрушила жизнь и мне, и Светозару. Ведьма! Пьешь из него соки. То-то он такой бледный ходит, от людей шарахается. Пригрели они тебя, змеюку подколодную, а ты за это решила их сына со свету сжить!

Это была неправда. Гадкая, грязная ложь. И потом, этой ночью, да и утром, Светозар улыбался ей светло и радостно и смеялся совсем как раньше, до свадьбы.

— Ведьма! — продолжала шипеть Матрена, и глаза ее горели ненавистью. — Я всегда знала, что в тебе дурная кровь, и все это знают.

Она сжала пальцы сильнее, стало больно, и Несмеяна слабо пискнула, а Матрене, видать, только того и надо было.

— Вот подниму народ, и придем за тобой с вилами! — выдала она вдруг довольно, и красивые полные красные губы растянулись в некрасивый оскал. — Придем, да и наденем тебя на них. Прямо в живот воткнем.

В живот…

Оцепенение мигом слетело с Несмеяны. Матрена могла сколько угодно угрожать ей, но сейчас она угрожала той жизни, что, возможно, все-таки зародилась в ней этой ночью. Она угрожала ее ребенку. Хотела и его надеть на вилы…

Такую угрозу нельзя было снести.

Что-то нужно было делать. А что Несмеяна могла? Почти ничего. Но всё же все в деревне знали, что для Матрены дороже всего.

«Не боишься?» — спросил ее Финист, когда ложка сама прыгнула Тихомиру в ладонь. Спросил, потому что знал: остальные боятся и не потерпят такой опасности рядом.

Несмеяна склонила голову на плечо, взглянула на Матрену исподлобья.

— А и ведьма, — негромко и очень спокойно произнесла она. — И первая приду за тобой ночью. Отниму твою красоту. Отстригу косу да сварю ее в котле…

Противные, грязные, мерзкие слова. Несмеяна и не знала, что в ней такие есть. И она не хотела их говорить, но не сказать было нельзя.

Матрена побледнела.

— Я расскажу… Всем расскажу…

— А коли скажешь кому, в тот же момент обратишься в старуху, — спокойно закончила Несмеяну. — Гадкую, сморщенную, скрюченную… В лягушку обратишься. В жабу.

Матрена отдернула руку. Сделала шаг назад.

— Ты не посмеешь, — в ужасе выдохнула она.

— Отчего же? — спросила Несмеяна.

Матрена сделала шаг назад. Потом еще. А потом кинулась бежать. Скрылась за поворотом. Несмеяна постояла немного, приходя в себя, затем опустила ведро в колодец, вытащила полное и умылась из него на несколько раз, прося у воды смыть ту ложь, что она только что произнесла. Стало полегче, но все равно сказанное жгло язык и сердце. Стыд опалил лицо. А если ребеночек уже внутри и услышал?.. Она не хотела так…

Но вилами в живот…

Туда, где ее дитя…

А если и его…

И Несмеяна вдруг осознала: ради своего ребенка она сможет убить. И лучше Матрене было узнать об это заранее.

Она выплеснула воду в кусты, набрала новую, отнесла в дом, а потом снова вышла за ворота и направилась на кладбище. Там в земле лежало два важных для нее человека. Первой она навестила бабку Марфу. Рассказала, что замуж вышла, что в новом доме ее не обижают, что муж хороший и ребеночка ей обещал.

— Бабушка, — шепнула она, — я злые слова сегодня сказала. Не себя защищала, дитятко. Как теперь быть?

Подул ветерок, и на могилу опустилась белая голубка. Курлыкнула, поклевала что-то на земле и улетела. И Несмеяна решила, что это добрый знак. Попрощалась и пошла дальше.

Над могилкой матушки росла рябинка. Раскидистая, она склонялась, прикрывая ее от дождя, снега и летнего зноя. Сюда Несмеяна ходила только с хорошими новостями, чтобы матушку зря не расстраивать. Она ведь и так все видит, так пусть думает, что дочь плохого не замечает, от того всем легче.

Посидела в тишине, послушала шелест листьев, шмыгнула носом и утерла выступившие слезы. Все слова, что надумала, пока шла, куда-то исчезли, словно ветер унес. И все, чего теперь хотелось — снова оказаться в материнских объятиях.

— Светозар мне сказку рассказал, — наконец сказала Несмеяна. — Матушка, я тебе ее тоже расскажу.

Положила руку на живот.

— Испекла бабка колобок…

Первенца они назвали Климом. Имя предложил Светозар, но Несмеяне оно очень понравилось. «Милосердный».

Ходила она с ним легко. Настасья все удивлялась и, кажется, по-началу даже не верила, что так бывает. А Несмеяне не верилось, что бывает по-другому. Роды стерпела стоически. Ни разу не вскрикнула. И может быть и была после них слаба, но Светозар пришел, обнял, прошептал что-то в лоб — Несмеяне показалось, внутри теплее стало, — и на следующий день она уже готова была вспорхнуть с кровати, но получила увещевание от всей семьи. Пришлось полежать еще седмицу.

Сына она любила до одури. Ни на минуту не спускала его с рук, благо свекровь от работы ее почти освободила. И даже когда он засыпал, часто не могла заставить себя переложить его в люльку, что зимой смастерил Светозар. А если и перекладывала, то оставляла рядом какую-нибудь из своих кукол, чтобы ее ребеночку не одиноко было и чтобы охранял его кто. Клим рос пухлым, розовощеким, здоровым младенцем со смешными встопорщенными светлыми с рыжиной волосиками — как у отца. А глаза ему достались не отцовские — серые, а ее — голубые. Несмеяна смотрела и не могла насмотреться в эти глаза. Ей казалось, не было ничего прекраснее них.