Ребекка Уинтерз - Принцесса и садовник

— Пока, Диноццо! — крикнул ему бармен на местном наречии.

Ночной воздух источал нежный аромат, но, слава богу, не был так напоен запахом цветов, как вокруг дворца. Никаких воспоминаний! Дицо забрался в грузовичок дяди и по старинным улицам города поехал к ферме, на которой вырос.

Он мог не глядя добраться туда. Всякий раз, когда Дицо приезжал сюда на несколько дней проведать дядю, он спал в задней спальне старинного дома с красной черепичной крышей. Но теперь он приехал не на несколько дней. Он приехал надолго, если не навсегда. Если завтра еще будет жив, он должен будет найти работу и жилье.

Последнее, что помнил Диноццо, это как повернул на дорогу, ведущую ко двору старой фермы.

— Дицо?

Нет, это не сон...

— Дицо, caro...[2]

Так его называл только один человек.

— Оставь меня в покое, Джаннина, — пробормотал он.

— Ты же знаешь, что не хочешь этого.

Он почувствовал, как она обнимает его. Ее пышные формы словно растаяли в его плотном теле. Эти губы, похожие на дикую красную розу, с жадностью искали его рот.

— Ты права, — лихорадочно воскликнул он. — Боже мой! Я так хочу тебя, что мог бы выгрызть сердце из твоего красивого тела.

— Сделай это, сокровище.

Он положил ее на спину и начал целовать так, как много раз проделывал это в своих снах. Только теперь все было словно наяву. Вместо того чтобы исчезнуть, она продолжала оставаться на месте и целовать его. Он переплел ноги с ее нежными ножками. Она доводила его до экстаза. У Диноццо было одно желание — чтобы это продолжалось вечно.

— Иди сюда, моя бесценная, обожаемая Джаннина. Ближе...

— Я люблю тебя, Дицо, и всегда буду любить.

— Не оставляй меня, любимая.

— Никогда. Не бойся.

Его охватывал восторг от каждого ее вздоха и ласки.

— Я хочу вот так ощущать тебя, пока не проснусь.

— Давай не будем просыпаться, — прошептала она. — Будем продолжать так бесконечно.

— Бесконечно? — хрипло прошептал он. — Этого мало. Если бы ты знала, сколько лет я ждал... и страдал.

Он слился с нею губами, упиваясь ее сладостью. Запустил руки ей в волосы, с удовольствием ощущая пальцами ее шелковистые густые локоны. Этот сон, это наваждение по-прежнему не уходило...

— Эй, Диноццо! — донесся визгливый голос. — Я хочу поговорить с тобой. Когда ты встанешь? Знаешь, что уже поздно?

Дицо понял, что его фантастический сон закончился. Выпитый им накануне алкоголь должен был все стереть из его подсознания. А вместо этого нежные руки вернули его туда, где он был как в раю.

Он начал со стоном подниматься, но почувствовал рядом с собой что-то мягкое, что мешало ему двигаться. Раскрыл глаза и обнаружил женское тело, лежащее рядом, лицом вниз. Шапка блестящих волос была до боли знакомой...

Он увидел свою разбросанную одежду, ее туфли и жакет, которые валялись на полу, образуя своеобразную дорожку от двери до кровати. Из-под простыни было видно, что на женщине, которую он, очевидно, подобрал около бара вчера вечером, была бледно-желтая с белым безрукавка. Дрожащими руками он перевернул ее.

Пресвятая Богородица! Джаннина...

Он не мог ни думать, ни дышать.

Она медленно подняла веки. На него смотрели знакомые карие глаза.

— Дицо! — воскликнула она. Словно кошка, она гибко потянулась и обвила его шею обеими руками. Он почувствовал ее теплое, сладкое дыхание. Потом сон снова продолжился, когда ее губы отправили его туда, откуда он не хотел уходить...

На этот раз раздался громкий стук в дверь и полностью разбудил его.

— Диноццо! Я беспокоюсь. Если ты не откликнешься на счет три, я войду.

Дьявол!

Не слишком нежно Дицо бросил Джаннину на матрас. В ту секунду, как он накинул ей на голову простыню, вошел его дядя.

— Твой папа уже дважды звонил. — Дядя только это и сумел выговорить. Он тут же оценил сцену с разбросанной по полу мужской и женской одеждой...

Их взгляды встретились, и дядя откашлялся.

— Я скажу твоему отцу, что ты позвонишь позже. — И он закрыл за собой дверь.

Бормоча ругательства, Дицо опустился на другую сторону кровати. Слава богу, он был в трусах. Пока он приходил в себя, Джина высунула из-под простыни голову. У него сильно забилось сердце, когда он увидел ее красивое, обрамленное густыми кудрями лицо.

Живое чудо...

Он пытался осознать своим одурманенным мозгом тот факт, что принцесса Реджина Скьяпарелли Витторио Кастельмаре провела остаток этой ночи с ним в постели. Если бы Диноццо не был так пьян, уйдя из таверны, то мог бы понять, что божественное наслаждение, которое она ему подарила, он испытал не во сне.

Откинув простыню, она стала вставать. Когда она поднялась, желтая юбка в тон безрукавке опустилась до колен. Ей шел любой цвет, придавая особую элегантность и изысканность. Диноццо был мужчиной, и в нем все трепетало при виде ее роскошной фигуры.

Нетвердой рукой он достал из ящика чистую футболку и натянул на обнаженную грудь.

— Объяснения последуют позже, — пробормотал он. — А сейчас тебе нужно исчезнуть отсюда, пока мой дядя не узнал, кто ты такая.

— Меня это совершенно не волнует.

— Ты не понимаешь, что говоришь, — раздраженно заметил он.

Она должна выйти замуж за короля Пердосы. Чтобы находиться рядом с нею, прикасаться к ней, нужно самому быть королевских кровей. Принцесса совершила то, что было запрещено. Это вбивалось в голову Дицо с того момента, как несколько лет назад его отец занял должность дворцового садовника.

До ее обручения много принцев, о которых знал Дицо, хотели завоевать внимание Реджины. Его братья сообщали ему дворцовые сплетни. По слухам, мать Джины всегда была благосклонна к принцу Николасу, ставшему королем Педросы после ухода своего отца.

Дицо видел, как он гулял с Джиной около дворца. Иногда они ездили верхом. Сколько раз Дицо желал, чтобы лошадь сбросила этого испанца и он сломал бы свою каталонскую шею!

В глазах Джины появилась боль.

— Ты просто не хочешь серьезных отношений со мной. Не потому ли, что женишься в конце лета? — С присущей ей прямотой она смотрела на него.

У него перехватило горло.

— Кто сказал тебе об этом?

— Твой отец. Это правда?

— Поговорим об этом позже.

— Значит, это правда? — спросила она дрожащим голосом.

— Джина... Не секрет, что мы всегда были привязаны друг к другу, но, кроме этого, не может быть ничего. Нам обоим надо жить своей жизнью, и сейчас это самое главное.

Уголки ее рта приподнялись в дерзкой улыбке.

— И как же ты предлагаешь мне удалиться из комнаты, чтобы твой дядя не увидел меня?