Наследник для чемпиона (СИ) - Тодорова Елена

Черт, давно не чувствовала такой выкручивающей тело неловкости… Сердце вот-вот выскочит из покореженной груди.

Ей-богу, какая-то идиотка… Стоило Тихомирову объявиться, и моя тихая размеренная жизнь взрывается фейерверками.

— Что ты здесь делаешь, Птичка?

Этот вопрос по новой дух вышибает.

— Очевидно же, что работаю, — сердито выговариваю, поднимая глаза как раз в тот момент, когда его взгляд скользит вниз по моей проститутской униформе.

Если бы существовал шанс провалиться сквозь землю, я бы им воспользовалась.

Хотя нет, конечно… Плевать, что Тимур обо мне думает. Дома меня ждет сын. Его улыбка стоит всего, чем я здесь жертвую.

— Как Артур это допустил?

Вздрагиваю, едва сдерживая подступающие слезы. Говорить о брате до сих пор тяжело. Наверное, я все еще живу в отрицании. Строю иллюзии, что он в очередной командировке… Да, это очень больно. Едва ли не впервые мне приходится самостоятельно озвучить жестокую правду:

— Артур погиб полтора года назад.

Тихомиров не знал. Вижу это и по каким-то причинам выдыхаю свободнее. Я не должна думать о нем лучше, чем он того заслуживает, но эта новость все же дает серьезный перевес.

— Почему ты не сообщила мне?

Тон, каким Тимур задает этот вопрос, подчеркивает — он привык, что с ним все считаются и обо всем докладывают.

Я начинаю серьезно злиться.

Умышленно перевожу взгляд на его спутницу. Красивая укладка, идеальный макияж, шикарное платье — мне такой никогда не быть. Просто потому, что я не имею ни лишних средств, ни свободного времени. Ничего для себя. Постоянно в движении. Бегу, бегу… А потом, случается, упаду на кровать через двенадцать-четырнадцать часов после ночной смены и как разрыдаюсь.

— А должна была? Ты, когда уезжал, вроде как не рвался продолжать общение. С Артуром в том числе.

Тихомиров поджимает губы и, стискивая челюсти, сужает глаза. Злится? А мне-то что? Пошел он к черту! Только вот, вопреки всей моей защитной браваде, подспудно пугаюсь той природной мощи, что он в себе таит. При желании Тимур Тихомиров способен меня уничтожить.

— У тебя был мой номер.

Да, был… Знал бы он, сколько раз я его набирала, но так и не решалась нажать кнопку вызова.

— Прости, мне нужно работать, — тараторю, снова утыкаясь взглядом в планшет. — Давай-те, — приходится сделать паузу и совершить вдох, потому что выговорить на одной волне не получается. — Давайте, я расскажу о наших лучших напитках и закусках. Виски — не советую…

— Нет, не нужно, Птичка. Переоденься. Ты здесь больше не работаешь.

Что? Да что он, мать его, себе позволяет?

Птичка

Полина четырехгодичной давности, та самая Птичка, на этот властный тон растеклась бы лужицей и без промедления поскакала за Тихомировым домой. Она последовала бы за ним на край света! Но у сегодняшней меня это запоздалое вмешательство вызывает очередной прилив злости.

— Прости, сейчас я сама решаю, где мне находиться, что делать и когда идти домой.

Тихомиров молчит. Кажется, мое уверенное заявление не вызывает у него никаких эмоций. Вероятно, выказал заботу по привычке, я ее отклонила, и он вполне доволен тем, что нет нужды лезть из кожи вон. Раньше разошелся бы… Медведь, блин.

Нет, на самом деле отлично, что удалось так легко закрыть эту тему и плавно перейти к работе. Мне ведь нужно, чтобы Тимур ушел из «Меркурия» довольным. Тогда почему, когда он, наконец, делает заказ, я испытываю едкое разочарование?

Его девушка все время молчит. Должно быть, боится лишний раз рот при нем раскрыть. Не говоря уже о том, чтобы хоть как-то возмутиться из-за того, что ее мужчина столько времени потратил на препирательства с какой-то голозадой официанткой.

Полночи, что я их обслуживаю, Тихомиров за мной пристально наблюдает. Не просто внешне оценивает. Он как будто задался целью понять, что я собой сейчас представляю. Что ж… Да, я заметно изменилась за прошедшие годы. И горжусь тем, что эти метаморфозы заключаются не только в размере груди, которая вот-вот пуговицы на рубашке отщелкнет. Именно благодаря внутренним изменениям мне удается отключить эмоции и обслуживать Тимура с тем же спокойствием, с которым я обычно работаю в общем зале.

Еще никогда ночь не ощущалась столь затяжной, попросту бесконечной. Кто бы знал, каких сил она мне стоит. Не позволяю себе расслабиться даже после ухода Тихомирова. И не зря. Едва сознание не теряю, когда полчаса спустя снова вижу Тимура. Теперь он один и… он выходит из кабинета управляющей.

Боже… Что он там делал? Это связано со мной? А если наводил обо мне справки? Знает ли Инга Игоревна о Мише?

Одергиваю себя до того, как здравый ум охватывает паника.

Какая чушь! Слишком много чести для девочки из прошлого. Конечно же, он был там по вопросам, никак не связанным со мной. Боже мой… Что, если Тимур жаловался на плохое обслуживание?

От досады впору разрыдаться. Приходится напомнить себе, что я уже выплакала из-за него максимальное количество слез. Хватит. Пошел он к черту!

Ловить взгляд Тихомирова, в надежде что-то понять, нет нужды. Он сам инициирует зрительный контакт. Только я в тот момент забываю, что собиралась в нем разглядеть. Снова проваливаюсь в прошлое. Грудь опаливает жгучим жаром. В голове становится пусто, лишь «сверчки» в ушах поют, и в висках тарабанит.

…— Поцелуй меня, Птичка… Нет, не так… — хрипловатый смех Тимура вызывает у меня очередной слёт мурашек-активистов. За чьи права они сражаются? Мои или его? Мне все равно. — Иди сюда… Расслабься, маленькая… Расслабься, Птичка… Чего так дрожишь? Боишься?

Мотаю головой так же отчаянно, как и четыре года назад. Только тогда я испугалась, что он остановится, а сейчас пытаюсь избавиться от этих воспоминаний. От тех реакций, которые они вызывают.

Хуже всего то, что не успеваю я восстановить нормальное сердцебиение, Тихомиров сокращает расстояние. Подходит настолько близко… Все, что я могу видеть — ворот его белоснежной рубашки и смуглую шею. Резко вдыхаю, неосознанно принимая в себя его запах.

— Еще не передумала?

Поднимаю взгляд, чтобы увидеть, как движутся его губы.

Внизу живота формируется огненный клубок, а я ведь полагала, что после родов утратила чувствительность и больше не испытаю подобного.

— На счет чего? — спрашиваю зачем-то, будто не понимаю, что он имеет в виду.

— Едешь со мной?

— Нет, — отвечаю быстро, не позволяя себе думать и сомневаться. — Никогда я с тобой никуда не поеду.

И в этот момент он вдруг прикасается ко мне. Сжимает подбородок, вынуждая поднять лицо и встретиться с ним взглядом.

— Ты передумаешь, Птичка, — выдыхает со знакомыми вибрирующими интонациями и проводит большим пальцем по моей нижней губе.

Не знаю, чего больше в этом заявлении — угрозы или обещания. Отмереть и продолжить функционировать получается, лишь когда Тихомиров отходит и направляется к выходу. Ну, а полноценно расслабиться удается только в конце смены, когда Инга Игоревна, смерив меня каким-то странным взглядом, вручает конверт с премией.

Я справилась. Тихомиров на меня не жаловался.

Домой несусь едва ли не вприпрыжку, обдумывая на ходу все, что нужно успеть сделать за день.

Несмотря на раннее утро, мама встречает в своем лучшем луке: синий велюровый халат, объемные бигуди, которые она иногда попросту забывает снимать, и горящий энтузиазмом взгляд.

Раз, два, три…

— Доня! Я такой сюжет придумала — вот это точно станет бестселлером!

Сколько раз за последние месяцы я слышала нечто подобное? Не сосчитать. Мама каждую свою книгу начинает с таким рвением и воодушевлением. А потом оказывается, что полученный гонорар не покрывает расходов на графику и редактуру. Про рекламу, которой она периодически балуется, и вовсе молчу.

— Мам, ну ты снова всю ночь просидела за ноутбуком? — устало ругаюсь я. Устало, потому что это повторяется каждый день. — Тебе что врач сказал?