Светлана Бестужева-Лада - Фарфоровая кукла

Тем более что хлопоты о наследстве мне близки и понятны. Я не писал тебе, что Иван Иванович умер вскоре после твоего отъезда. Оказывается, старик все завещал мне, и теперь я являюсь еще и собственником квартиры в центре Москвы, битком набитой антиквариатом. Понятие не имею, что мне со всем этим делать, даже хотел просить тебя прилететь на несколько дней и помочь мне разобраться. Но это все пустяки и прекрасно потерпит, сколько угодно.

Спасибо за фотографию. Ты на ней еще прекрасней, чем в жизни, а наш сын… ну, это наш сын, все понятно. Я заказал своему приятелю, который писал портрет мамы, написать вас с этой фотографии, и теперь у меня в кабинете висит ваше изображение, с которым я не чувствую себя таким одиноким.

Ты помнишь о том, что я тебя люблю?

Целую тебя и нашего мальчика.

А.»

«Милый Андрюша!

В ближайшее время я вряд ли смогу выбраться в Москву: дела, мама, здоровье… Андре замечательно учится, прекрасно говорит на двух языках и великолепно рисует. К огромной радости деда собирается быть архитектором.

Ты задал странный вопрос в последнем письме. Как я могу забыть о твоей любви ко мне, если люблю тебя? Есть еще один фактор, который не позволяет мне забыть о нашей любви. Так что не терзайся понапрасну.

Целую тебя

Жанна»

«Малыш мой, вопрос не странный, а вполне целенаправленный. Если мы по-прежнему любим друг друга, то я совершенно официально прошу тебя быть моей женой. Если нужно — приеду просить твоей руки у твоих родителей.

Я не могу без тебя.

Не волнуйся, я не собираюсь заставлять тебя перебираться в Москву насовсем. Просто у тебя будет не два дома, а три: версальский, прованский и московский. Мы сделаем ремонт по твоему вкусу в квартире Ивана Ивановича, царствие ему небесное, и ты будешь жить так, как захочешь.

Ты же сама сказала: самолеты во Францию летают каждый день.

Жанна, сердце мое, согласна ли ты стать моей женой? Если нужно, я подожду, пока пройдет положенный там у вас срок траура. Только не отказывай мне.

Целую тебя и нашего мальчика

А.»

«Милый Андрюша! Любимый мой!

Я была бы счастлива стать твоей женой, тем более что из Москвы я привезла не только подарки и документы. Я на последнем месяце беременности. Подумай сам, как курьезно будет выглядеть такая невеста. Минимальный срок траура окончится как раз к моим родам.

Подумай, нужна ли тебе немолодая уже женщина с двумя маленькими детьми?

Трижды подумай, Андрюша. Как тебе известно, у нас, Лодзиевских, точнее, Лодзиевских-Лозье разводы не приняты.

Целую тебя очень, очень нежно

Жанна»

«Любовь моя!

Я вылетаю первым же рейсом. Надеюсь, где-нибудь найдется местечко для моего компьютера, чтобы мне не прерывать работу над важным заказом.

Глупенькая, неужели ты не знаешь, что беременная женщина угодна Богу?

Только… пришли мне свой адрес в Версале:)))). Иначе мне придется долго искать тебя в этом чудном городке.

Целую тебя и наших детей

А.»

К счастью, шенгенская виза была у Андрея еще действительна, а билет на самолет он раздобыл через одного из своих многочисленных влиятельных клиентов. Не на «первый же рейс», конечно, но через три дня он уже летел на Запад с целой кучей багажа против своего обыкновения путешествовать налегке. И большую часть этого багажа составляли подарки.

В аэропорту Шарля де Голля он взял напрокат неприметный серенький «Рено» и поехал навстречу своей судьбе и своей мечте. Он бы и пешком пошел, настолько было велико нетерпение увидеть, наконец, свою любимую.

На одной из тихих окраинных улочек города, заполоненного в эти часы туристами, он быстро нашел белый дом с зелеными ставнями и балкончиками, притаившимся в глубине сада. Вылез из машины, подошел к калитке и нажал неприметную кнопку звонка.

— Кто там? — спросил его искаженный техникой голос из невидимого динамика.

— Московский гость, — ответил Андрей голосом, искаженным уже от волнения.

Замок щелкнул, калитка отворилась. Андрей сделал несколько шагов по дорожке и увидел спешащую к нему навстречу немолодую, но миловидную женщину, в которой сразу же узнал мать Жанны, хотя видел ее только один раз, в период своего московского романа с Жанной.

Много лет назад. Совсем в другой жизни.

— Андрей? Я вас таким и запомнила, да и Андрюшенька-то — ваша копия. А мы не знали, в какой день вас ждать. А где ваши вещи? В такси? Его надо отпустить, сейчас я позову помочь принести багаж.

— Я на своей машине, мадам, — галантно склонился над ее рукой Андрей.

— Да какая я для вас мадам, зовите Анной Даниловной. Чай оба русские. Тогда я сейчас гараж отопру, машину туда поставите. Супруг-то мой только к вечеру будет, дела…

— А… Жанна? Как она? Она дома?

— Ой, Жанночку врач рекомендовал положить в госпиталь… она на сносях. Она так настрадалась, бедняжка, когда свекровь моя, Марина Ивановна погибла. А сама в положении. Потом вы пишете, что, мол, жди. А она — в слезы. Мы — к врачу, а врач ее — в больницу, от греха.

— Ее можно видеть?

— Да, конечно, мы ее каждый день навещаем, то отец, то я. Пойдемте сегодня со мной… Ой, да про машину-то забыла…

В конце концов, машина заняла свое место в гараже, горничная помогла внести и распаковать багаж, Андрея напоили чаем со свежайшими пирогами, каких он не пробовал со смерти своей Алевтины, в общем, все более или менее пришло в норму.

Но сам Андрей воспринимал происходящие события, как сквозь дымку, он никак не мог дождаться того времени, когда он сможет увидеть Жанну. Анна Даниловна повела его осматривать дом, добротный особнячок восемнадцатого века, капитально переделанный в соответствии с требованиями современности. Во всяком случае, ванные и туалеты были новехонькими, а коридоры были оснащены ковровыми покрытиями. Старинный паркет сохранился только в парадных комнатах.

— А вот это — комната Жанночки, — объявила Анна Даниловна, раскрывая белую лакированную дверь. — И ее любимица.

Любимица сидела в кресле у туалетного столика, лукаво глядя своими зелеными глазами на вошедших. Если бы Андрей не был уверен, что кукла осталась в Москве…