Та самая встреча - Кайли Энтони

связаться, если ты не отвечаешь на мои звонки. Я потерпел неудачу как монарх, а теперь и как друг. Мне следовало прислушаться к твоему совету. Ты был прав насчет прессы. Так что же тебе нужно, чтобы покончить с этим расстоянием между нами? Потому что я скучаю по тебе. Ханна скучает по тебе.

Стефано остановился как вкопанный, не уверенный в том, что слышит.

— Это не может быть так просто.

— Я был взбешен, обижен и сбит с толку тем, что ты сделал. Ты застал меня врасплох. Но в конце концов, я многому научился у своей жены: любви, великодушию и прощению. Так, что простого извинения будет достаточно.

Из всех вещей, которые от него требовали, извинение было самым легким. Стефано подошел к Алессио и встал перед ним, склонив голову, выражая должное уважение своему монарху и другу, которого обидел.

— Мне очень жаль. Я сожалею о своих поступках каждый день с тех пор, как вышел из этой комнаты.

— Я догадался. Запереться в своем замке и отправиться к аристократии Лассерно, как ангел мщения, означало большое раскаяние. Но это уже в прошлом. Пришло время обратиться к настоящему и будущему. Теперь, когда ты сказал мне, чего хотят твои брат и сестра, чего хочешь ты? Твоя прежняя работа?

Стефано усмехнулся. Несколько месяцев назад он только об этом и молился. Теперь?… Теперь без Люси в его жизни все казалось неправильным.

— Нет.

Алессио вздрогнул, боль отразилась на его лице. Стефано не хотел снова причинять боль своему другу, но ему нужно было найти свое будущее, а не возвращаться в прошлое, а именно это предложил Алессио.

— То, чего я хочу, не в твоей власти исполнить…

— Мне кажется, я знаю, что с тобой, и сочувствую тебе, — сказал Алессио. — У меня есть просьба. Ханна должна родить со дня на день, и мы хотим, чтобы ты стал крестным отцом нашего ребенка. У меня есть подозрение, что она будет держаться до тех пор, пока ты не согласишься… пока я все не исправлю.

Бурлящие внутри Стефано эмоции утихли. Он никак не мог осознать реальность происходящего — такая привилегия, которую ему предложили после всего, что произошло между ними.

— А что, если я недостоин этой роли?

— Послушай, что я тебе скажу. — Алессио положил руку на плечо Стефано, утешая друга. — Ты стоишь больше, чем когда-либо думал. Мне жаль, что ты когда-то чувствовал себя хуже, но ты был и останешься моим самым близким другом. Меня не волнует ни твоя роль Щита Короны, ни твой титул. Мне нужна была твоя дружба, и ты неизменно давал мне ее. То, что ты сделал, — каким бы неуместным это ни было, — освободило меня, чтобы следовать зову сердца с Ханной. Твои намерения были хорошими, и, в конце концов, это все, что имеет значение.

«Намерение — это все».

То же самое сказала Люси в те последние минуты их общения. Почему же он не послушал ее?

Он не мог простить себя, поэтому так грубо отверг шанс быть прощенным ею. Она дала ему шанс на спасение, а он ответил жестокостью. Она отдала ему скрипку — самое дорогое, что у нее есть… Она отдала ему себя… А он оттолкнул ее, оскорбил, растоптал ее чувства.

Боль подкатила к горлу. Стефано не мог больше игнорировать правду. Он любит Люси.

Но после этого поступка… Нет, он ее не заслуживал.

Стефано поднял глаза и увидел теплый взгляд своего друга. В нем появилась робкая надежда… Если Алессио смог его простить, то, может, и Люси сможет.

Скрипачка стояла на сцене в Париже. В ее руках была скрипка Страдивари — не та. Другой изысканный инструмент того же автора, что и ее скрипка, оставленная в заснеженном замке. Скрипка, на которой она сейчас играла, была выставлена на аукцион, а Люси попросили перед аукционом продемонстрировать возможности инструмента. Для нее любая скрипка была произведением искусства и инструментом для создания чуда — музыки. Но для авторов аукциона скрипка была лишь товаром — вещью, за которую могли дать большие деньги.

Отношение хозяев аукциона задевало ее. Слишком сильно они напоминали ее отца, который так отчаянно бился за возможность получить ее скрипку при разводе. Люси была рада, что оставила свою скрипку в замке — пусть лучше она снова станет национальным достоянием, чем уйдет с аукциона. Тем не менее, она скучала по своему инструменту.

В звучании этой скрипки не было глубоких эмоций, которыми была богата мелодия скрипки ее деда. Но Люси вложила в игру всю свою боль, все свое горе — и ее эмоции наполнили мелодию.

Толпа аплодировала стоя.

Мелодия утихла, а боль и горе по-прежнему переполняли Люси. Она потеряла Стефано — на фоне этого расставания предательство Виктора казалось мелкой неурядицей. Она потеряла скрипку — пусть и обезопасив ее от попыток отца завладеть инструментом при разделе имущества. Что у нее осталось? Только музыка.

В том, что она осталась без своей скрипки, был один плюс: за прошедшее время она поняла, что может играть на любом инструменте. Ее музыка — не скрипка. Ее музыка — она сама. Она снова была первой скрипкой в своем оркестре. Оказалось, что поступок Виктора разозлил многих участников оркестра. К тому же он слишком заврался, и скоро стало ясно, что все слухи про Люси, которые он распускал, — ложь. Коллектив с радостью встретил Люси, и оркестр стал еще одним местом, которое она вернула себе после разрыва с Виктором. Но сейчас это было уже не особо важно.

Все больше дней проходило с того момента, когда она покинула величественные стены замка. Она старалась жить дальше, пыталась привести свою жизнь в порядок. Но возвращение в оркестр не дало ей облегчения. Каждую ночь она вспоминала Стефано, замок, бескрайние белые снежные равнины. Она вспоминала музыкальную комнату и оранжерею… звезды, которые он ей подарил на крепостной стене. Казалось, настоящая жизнь осталась там. Так что же она делает здесь, в своем оркестре, на этой сцене?

Люси поклонилась и ушла за кулисы. Кругом были радостные лица: она обменялась комплиментами со своим ансамблем, встретила фанатов за дверью и раздала автографы. А внутри у нее была пустота, такая же бескрайняя, как снежная равнина вокруг замка в Лассерно. Она хотела быстрее выйти на улицу и пешком пойти в гостиницу, чтобы вечерний холод окутал ее и слился с холодом внутри.

Толпа фанатов редела, чуть в стороне остался один человек. Люси повернулась