Кэтрин Спэнсер - Мой нежный цветок

— Я возьму отпуск, а тебя оставлю разбираться с Нунцио.

— Я отвечаю за снабжение, а реклама и клиентура — по твоей части, Касси.

— Тогда я буду заниматься всем по телефону или через электронную почту.

— Ты бредишь! Нунцио ждет персонального подхода, твоего личного присутствия, как и раньше. Его траты дают ему право на это. Мы не можем позволить себе его разочаровывать. Тут дело не в тебе одной. Ты должна думать о будущем ребенка, а дети нынче недешевы.

— Чего ты мелешь, Патриция, у меня пока есть деньги.

— Но не миллионы, тем не менее, — заметила Патриция, — поэтому, если ты собираешься пойти по пути матери-одиночки, то тебе не стоит бросаться клиентами, подобными синьору Занетти.

Ты живо вспомнишь о щедро выписываемых им чеках, когда дело дойдет до оплаты медицинских страховок, частных школ, зубных врачей, уроков верховой езды и массы других счетов, которые приходится оплачивать любящим родителям.

— Ерунда, — отозвалась Касси, слишком озабоченная сегодняшними проблемами, чтобы волноваться о тех, что возникнут через годы. — Тогда я вплотную займусь этой работой, чтобы уложиться к маю. Шести недель вполне должно хватить. А после мне там показываться будет незачем, таким образом я избегу опасности столкнуться с Бенедиктом.

— И как долго ты собираешься сохранять тайну?

— Достаточно для того, чтобы вопрос, когда и кем зачат мой ребенок, потерял свою актуальность.

Патриция глянула на часы и возвела глаза к небу.

— Ты бредишь! Если бы мне не надо было бежать на встречу с поставщиком, я осталась бы и камня на камне не оставила от твоих доводов, но пока придется прерваться. Имей в виду, вопрос не закрыт.

— Нет уж, все, — заявила Касси, откидываясь на спинку кресла и яростно массируя виски. — Решение принято. И обсуждению не подлежит, — крикнула она вслед уходящей подруге.

Внезапно она почувствовала, именно почувствовала, а не услышала или увидела, что не одна в комнате. Инстинкт, предупреждающий об опасности, проснулся раньше, чем ее настиг протяжный, насыщенный богатыми модуляциями голос:

— Решение действительно принято, Кассандра.

В изумлении она обернулась и увидела входящего в комнату через стеклянную дверь балкона Бенедикта Константине.

— Но не то, — продолжил он, меряя шагами ковер, — которого ты ждешь. Совершенно не то.

Ясно, что он слышал весь их с Патрицией разговор. Ясно, что одобрения он у него не получил.

На его лице легко можно было прочитать решимость отстаивать свой вариант решения проблемы.

Но Касси, всецело занятая своими переживаниями, не спешила вникать в намерения других.

Она надменно выпрямилась.

— Не знаю, о чем вы, но мне хотелось бы знать, каким образом вы проникли в мой кабинет. У вас имеется одна минута на объяснения, а потом я вызываю охрану.

— Помолчи! — приказал он презрительным тоном. — Никого ты не позовешь!

Она была близка с ним. Он видел ее обнаженной. Он касался ее самых потаенных мест.

Глядя на него сейчас, она ощущала только страх. Потому что эта яростная, сжигающая страсть снова разгорелась в нем. И опять была направлена на нее. Только на сей раз она не привлекала ее, а пугала.

Взгляд Касси заметался с его лица на закрытую дверь, на телефон, стоящий на расстоянии вытянутой руки. Можно проскользнуть мимо него и оказаться в безопасности раньше, чем он сможет что-то сделать. Или нажать кнопку внутренней связи и позвать на помощь.

Любой вариант предпочтительнее ее теперешнего критического положения.

— Нет, Кассандра, — сказал он, расшифровав ее мысли с пугающей точностью. — Ты не выйдешь из комнаты и подкрепление тоже не станешь звать, если, конечно, не предпочитаешь обсуждать наши частные дела прилюдно. — Он склонился над ее столом, приподнял телефонный аппарат.

Помахал им перед ее носом. — В противном случае — звони, пожалуйста. Зови всех, кто есть в здании. Пусть идут. Или мне самому позвонить?

— Положи на место! — взвилась она, раздражаясь от слабости своего голоса. И злясь, что несмотря на его угрозы, она находит его привлекательным — мотылек, летящий на пламя свечи.

— Вот именно, дорогая. Последнее, что мне хотелось бы сделать, — это огорчить тебя больше, чем ты уже огорчена. — Он мягко поставил телефон на место, уселся в одно из кресел, вытянул свои длинные ноги и, словно продолжая задушевную беседу, заметил:

— Итак, в скором времени нас ждет появление младенца. И каковы твои предложения?

Немного успокоенная и обнадеженная переходом от войны к миру, она сказала:

— Не нам. Это не твои проблемы, Бенедикт.

— Ребенок не проблема, тут ты права. Но если я отец, то имею к нему некоторое отношение. Его темные глаза впились в ее лицо, разыскивая следы обмана. — Ведь я его отец, Кассандра?

Если бы она думала, что таким способом можно отвязаться от него, то солгала бы и ответила «нет». Но он подслушал ее разговор с Патрицией, а если бы и нет, то вопрос установления отцовства решается в наше время достаточно просто.

— Да.

— Тогда следующий наш шаг достаточно предсказуем. Мы поженимся.

— Поженимся? — Из ее горла вырвался истерический смешок. — Ты шутишь!

— Такими серьезными вещами? Никогда!

— Ты с ума сошел. Брак между нами.., невозможен.

— У тебя имеется муж, о котором ты забыла известить меня?

— Конечно же, нет!

— Тогда в чем дело? — Он пожал плечами. — Поскольку у меня тоже нет жены, брак между нами вполне реален.

— Ради бога, Бенедикт, мы были близки единственный раз, с тех пор три месяца прошло. С тех пор я ничего о тебе не слышала.

— Меня не было в стране.

— А я была! Каждый день тут была. Телефон работает по всему миру, электронная почта тоже.

Но ты не воспользовался ни тем, ни другим, а значит, для тебя «с глаз долой» означает «из сердца вон». Поэтому мысль о внезапном твоем желании жениться звучит, согласись, как бред.

Он исследовал свои коротко подстриженные, безупречные ногти и удостоил ее еще одного взгляда.

— При чем тут желание. Я считаю это своей обязанностью.

Даже не смысл его фразы, а тон, которым она была произнесена, добил ее. Она опять начала плакать. Словно острый шип вонзили в самое уязвимое место. Многие вкладывают больше эмоций в заключение деловых контрактов!

— Я не хочу иметь мужа, рассматривающего меня как вынужденную меру для очищения собственной совести, — проговорила она, едва обретя способность говорить.

— Чего же тебе надо, Кассандра?

— Любви, дружбы, доверия, страсти — ничего подобного ты, как я вижу, мне предоставить не намерен.

— Почему же ничего? — лениво вопросил он. Разве ты забыла канун прошлого Нового года?