Мэри Бэлоу - Классовый вопрос

Лучшие семьи по соседству ступали по туго натянутому канату сохранения пристойных отношений с обоими могущественными соседями, не отворачиваясь ни от одного. Но их лояльность все-таки склонялась в сторону графа. Они открыто свидетельствовали ему свое почтение всякий раз, когда граф бывал в своей резиденции – что, к счастью, случалось нечасто, – и были спокойно любезны с Мэйсонами, по существу не вовлекая их в общественную жизнь. Они могли пообщаться с ними на местных ассамблеях, но только потому, что граф на них никогда не бывал.

Это были не самые приятные тридцать лет. Реджи вырос в этой атмосфере взаимной ненависти и презрения. По правде говоря, когда обе семьи были в своих резиденциях, он приходил в церковь воскресным утром, чтобы поразвлечься. Мэйсоны и Эштоны занимали передние церковные скамьи по обеим сторонам от прохода и вели себя так, будто другая семья вовсе не существовала. За исключением того, что эти двое мужчин демонстрировали это несуществование очень нарочито – величественный и надменный граф из семьи, которая не существовала, и отец Реджи, с громогласной сердечностью приветствовавший всех, кроме семьи, которая не существовала. При этом, по утрам в воскресенье его северный деревенский акцент всегда был более заметен, чем обычно.

– А что с ней такое? – тотчас же встрепенулся отец.

Реджи хихикнул.

– Несколько ночей тому назад она сбежала с новым кучером Хаверкрофтов. Красавчиком, как говорят. Хотя они не проехали и дюжины миль в сторону шотландской границы, прежде чем их догнали и приволокли назад в город. По крайней мере, приволокли назад ее. Кучер, похоже, трус, выскочил из окна гостиницы, в которой их настигли. Его бренных останков на земле обнаружено не было, посему посчитали, что он сбежал. К несчастью, прежде чем эту пару остановили, они были замечены половиной знакомых, а сейчас большая часть другой половины также знает эту историю. И, не сомневаюсь, в весьма приукрашенном виде. Она опозорена. Погублена. Как и ожидалось, Уингсфорт разорвал с ней все отношения, и никто не желает занять его место. Ей повезет, если она найдет трубочиста, который бы на ней женился.

Он принялся смахивать пушинку с рукава своего сюртука.

Отец уставился на него, разинув рот.

– Уингсфорт разорвал все отношения? Он же богат, как Крез, вернее, его отец – как-никак герцог. И как же теперь Хаверкрофт будет выкручиваться?

Ни для кого не было тайной, что пару лет назад граф Хаверкрофт сделал кое-какие опрометчивые инвестиции. В прошлом году, в ожидании получения от них огромных прибылей, он предпринял внушительную и непомерно дорогую перестройку своего загородного дома. А потом его инвестиции пошли прахом.

Весь сезон он настойчиво обхаживал Уингсфорта, сватая того за свою дочь, свой последний шанс на спасение от полного финансового краха.

– Говоришь, она погублена? – тихо вымолвил отец Реджи и едва заметно улыбнулся.

Реджи вдруг встревожился. Его рука замерла на рукаве.

– Я не намерен…, – он порывисто поднялся и уперся обеими руками в поверхность стола. – Чёрт возьми, я не намерен жениться на женщине, которая сбежала со слугой. Даже если она леди. И с титулом. Даже если вы усматриваете в этом сногсшибательную месть своему заклятому врагу. Если вы замышляете именно это, сэр, то можете незамедлительно все забыть без дальнейших хлопот. Я это делать не буду. Ваша вражда с Хаверкрофтом меня не касается.

Его отец хлопнул рукой по столу.

– Говоришь, она погублена? – повторил он так, будто бы и не слышал тревожный протест сына.

В напряженной тишине Реджи наблюдал, как ум его отца работал над новыми грязными обстоятельствами, прямо касающимися его соседа. Обстоятельствами, внезапно дававшими ему власть, которой он всегда жаждал. Он все еще улыбался. И это было не слишком приятное зрелище.

– Говоришь, она погублена? – повторил он еще раз, поднялся и оказался бы нос к носу с сыном, если бы не стол между ними. Он был ширококостным и объемистым в талии в отличие от стройного и элегантного Реджи. Но они были одного роста.

– Ну, парень, вот теперь-то мы кое-что увидим. Теперь-то мы увидим, кто благородный и могущественный, а кто достаточно порядочный, чтобы снизойти до его спасения. Теперь-то мы увидим, нужно ли, в конце концов, пожать соседскую руку, протянутую с дружбой и сочувствием.

Реджи едва мог говорить онемевшими от тревоги губами. Спину под рубашкой покалывало от стекавших вниз струек пота. Он даже слышал, как бьется сердце.

– Вы, как сосед, намерены выразить Хаверкрофту свое сочувствие? – еле выговорил он. – И ничего более?

Отец покачал головой, раздраженный тупостью сына.

– Реджинальд, для человека, чье образование стало мне так дорого, ты выставляешь себя редкостным болваном. Конечно же, я собираюсь предложить ему сочувствие и руку дружбы. Что это за соседи, если они не держатся вместе в трудные времена? Нет, парень, я предложу сочувствие не только в виде слов, сотрясающих воздух. Так может сделать любой. Мое сочувствие будет куда практичнее, как это у меня в обычае. Я собираюсь показать ему путь, каким можно выбраться из финансовой ямы, и, в то же время, способ, каким можно спасти дочь от бесчестия. Не сомневаюсь, сын угольного магната скорее придется ко двору, чем трубочист. Я собираюсь предложить ему тебя.

И он с триумфом уставился на сына.

– И если тебе это не нравится, дружище, – добавил он. – Можешь обвинять в этом только себя. Ты – моя плоть и кровь, и я всегда души в тебе не чаял, но сейчас я вынужден сказать, что ты заслуживаешь эту заносчивую, опозоренную девчонку. А она заслуживает тебя.

Реджи рухнул на стул.

Он был твердо уверен, что никакие доводы не заставят его отца передумать. Но, так или иначе, он должен попробовать. Его отец однозначно ожидал это от него. Тот снова уселся на свое место за столом и потирал руки, заранее ликуя.

Реджи глотнул только для того, чтобы обнаружить, что во рту совсем не осталось слюны.

Еще не было ясно, как Хаверкрофт отреагирует на то, что его отец, несомненно, настроен предложить, но игра уже наполовину сделана. Если вторая половина приведет к проигрышу, то это может надолго разладить его отношения с отцом. А леди Аннабель Эштон могла бы стать – нет, станет – погубленной навсегда.

Реджи облизнул губы сухим языком и приготовился спорить. Это было все, что он мог сделать в настоящий момент.

Леди Аннабель Эштон славилась цветом лица, подобным лепесткам розы, так изысканно гармонировавшим с ее очень светлыми волосами. Теперь же ее лицо по цвету не отличалось от волос. Она была бледна как призрак.