Моя на одну ночь (СИ) - Тоцка Тала

— Зря ты так ржешь, Виталя. Это реально бодрит.

— Не люблю я зомбаков. Я больше люблю наших пациентов.

— Виталь! — Ольга укоризненно покачала головой. — Где твоя врачебная этика?

— Так я их этично люблю, Оленька!

Ольга не выдержала и рассмеялась, Шевригин тоже довольно скалился. Все верно, если окружающую действительность воспринимать чересчур серьезно, то работать здесь будет просто невозможно.

Ольга хмурила брови, рассматривая упаковку чулок телесного цвета — «натуральный» было указано на бирке, — и чувствовала себя полной дурой. Ладно, она тогда переволновалась, потому и дала это дурацкое обещание. Но сейчас оно казалось ей совершенной глупостью и бредом.

Ну с какой радости ей наряжаться в чулки? У Аверина что, от этого рана мгновенно затянется? Нет, там еще заживать и заживать, восстановление после таких ранений долгое. Ольга после дежурства все-таки собралась с силами и зашла проведать прооперированного пациента.

Его вывели из медикаментозного сна, ввели необходимые препараты, и теперь Аверин спал уже своим сном, настоящим. Явно беспокойным и тревожным. Брови даже во сне были сдвинуты, образуя на переносице складку, отчего красивое лицо приобретало суровый и несколько недовольный вид. Будто он сейчас откроет глаза и спросит: «Ты снова без чулок? Я ведь предупреждал!»

Его определили в роскошную по меркам их хирургического отделения одноместную палату с охраной на входе и в палату, и в отделение. Виталик прав, Константин Маркович если и не выходец из криминального мира, то из околокриминального точно, потому как в выправке охранявших его парней явно угадывался спецназ. Что тут скажешь, нормальных людей не охраняют бойцы с автоматами.

Вот и нечего позориться. И кстати, кто сказал, что Аверин вообще вспомнит, что говорил перед операцией? Болевой шок и все такое. Ольга с досадой затолкала упаковку в шкаф на самую дальнюю полку. Полным идиотизмом с ее стороны в принципе было лезть и искать эти чулки, хорошо, Аверин не телепат, не узнает, что она собиралась их надеть. Причем, на полном серьезе.

Стоп! А откуда он узнает, что она их не надела? Вопрос, конечно, интересный.

Ольга сердито хмурилась, натягивая колготки. Отсутствие секса явно отрицательно сказывалось на ее умственных способностях. Иначе как объяснить это форменное помешательство пусть и на почве очень привлекательного, но все же, пациента? На минуточку, с огнестрельным ранением и ею собственноручно прооперированного!

Наглого, самоуверенного, бесцеремонного — как он вообще посмел назвать ее мелочью? А практиканткой? Ну да, она не двухметровый амбал Виталик, пусть в ней нет метра восьмидесяти пяти Лехи и даже метра семидесяти двух Светки. И метра шестидесяти восьми Катькиных тоже нет… Но! Это не дает никакого права какому-то холеному самцу говорить…

«Мама дорогая!»

Ольга вскинулась и даже по сторонам огляделась. Да у нее настоящее сексуальное голодание, коль речь уже пошла о самцах. А ведь все было в порядке, мало того, мысли о сексе вызывали у Ольги желание забежать подальше и спрятаться понадежнее.

Она была уверена, что Богдан настолько удачно похоронил все ее желания, что связываться с мужчинами ей захочется не скоро. И тут вдруг — нате вам, распишитесь, Аверин Константин Маркович. Наглец и жеребец…

«Ой, все!» Твердо пообещав себе выбросить Аверина из головы, Ольга вошла в ординаторскую.

— Привет! — Катерина перед зеркалом поправляла прическу, укладывая локон туда, куда он не планировал укладываться.

Оля встала рядом, с надеждой сравнивая, не выросла ли она внезапно на те несчастные два сантиметра, чтобы сравняться с Катериной. Дорасти до Светки она даже не мечтала.

— Привет, Катюш.

— Здравствуйте, девочки, — послышалось за спиной Лехино. — Оля, у тебя на колготках дырища, видела?

Ольга извернулась, глядя на ногу, и расстроенно вздохнула. Стрелка начиналась под коленкой и расширялась к низу до пятки, скрываясь за задником туфли. Вспомнила, что забыла купить «запаску» взамен той пары колгот, которую надела смену назад.

— Кать, у тебя нет запасных? Я куплю и верну.

— Сейчас гляну, — Катерина выдвинула ящик стола, порылась там и достала прямоугольную упаковку. — Есть, держи. Двадцать ден, как раз не запаришься.

Ольга с благодарностью схватила картонный пакет, запаянный в пленку. Ни на картинку, ни на размер не смотрела — два сантиметра для колгот точно погоды не сделают. Вскрыла упаковку и обмерла, потрясенно уставившись на два отдельных нейлоновых изделия, безвольно повисшие у нее в руках.

— Катюх, это что? — спросила полным безнадеги голосом, хотя сама уже знала ответ.

— Чулки, — честно ответила Катька, непонимающе глядя на Ольгу. — А тебе какая разница, чулки или колготки? Других все равно нет.

Ответ был неправильным. Правильным ответом была «засада». Но Катерина этого знать, конечно же, не могла. Еще можно было обозвать «провидение», но «засада» Ольге нравилось больше.

Во время обхода длинную процессию медработников, собирающихся осмотреть Аверина, возглавил лично заведующий отделением Славский. Было решено не утруждать пациента доставкой в перевязочную, а обработать швы и сменить повязку прямо в палате. Так что к делегации присоединилась еще и медсестра, которая толкала перед собой передвижной столик с перевязочными материалами и медикаментами.

Будто Аверину не швы собирались обрабатывать и повязку менять, а целиком его мумифицировать. Ольга спрятала улыбку и так и вошла в палату. И осеклась, напоровшись на острый пристальный взгляд черных глаз — он ее явно высматривал. Когда увидел, заметно расслабился, при этом черные глаза продолжали гневно сверкать, а несказанные слова высекали искры, зависнув в воздухе.

«Ну наконец-то пришла! И где тебя носило?»

Ольга готова была поклясться, что слышит его голос где-то на другом уровне, внутри себя. Она поймала себя на том, что мысленно оправдывается, так же мысленно выругалась и мысленно закатила глаза. Это уже попахивало психиатрией. Постаралась спрятаться за широкой спиной Славского, сама себе не желая признаваться, что не представляет, как окажется наедине с Авериным.

Ну, не то, чтобы наедине — дежурившие у входа парни осмотрели делегацию в белых халатах, один остался снаружи, второй вошел вслед за ними и встал у стены. Руки бойца крепко сжимали приклад автомата, всячески демонстрируя полную боевую готовность, и Ольге стало не по себе.

— Константин Маркович! — запел Славский так радушно, будто Аверин доставил ему неземное удовольствие одним своим присутствием.

Справедливости ради, он вел себя так во всеми пациентами. Разве что Константину Марковичу Славский радовался чуть более выразительно, но, судя по всему, это чувство осталось без взаимности. Зато Аверин открыто продолжал отслеживать Ольгу, выхватывая ее цепким взглядом из-за спин коллег.

— Я хочу знать, когда меня выпишут, — резким голосом, как фрезой по металлу прошлись, спросил он Славского, — у меня совсем нет времени здесь вылеживаться.

Бедный Леонид Семенович даже вспотел и растерянно развел руками.

— Так у вас пулевое ранение, Константин Маркович, тяжелая кровопотеря была. Вам у нас месяц как минимум лежать спокойненько, вас Ольга Михайловна внутри можно сказать заново собрала и сшила, теперь ждем, пока срастется.

— У меня высокая степень регенерации, — серьезно проговорил Аверин, — можете проверить, через неделю зарастет как на собаке.

Присутствующие было заулыбались, но быстро попрятали улыбки, неловко переминаясь и виновато поглядывая на насупленного Аверина. Ольга снова спряталась за Славским, с трудом сдерживая смех.

Аверин терпеливо выдержал все перевязочные процедуры, Ольга осмотрела швы и мысленно себя похвалила. Славский удовлетворенно хмыкнул — несмотря на некоторые странности, хирургом он был преотличным — и она совсем успокоилась. Как бы пагубно ни воздействовал Аверин на ее сексуально озабоченное подсознание, главным все же оставалась работа. И свою работу она выполнила хорошо.