Шэрон Кендрик - В ожидании чуда

— Одним бриллиантом больше, одним меньше, какая разница? — фыркнул Калик.

— Помоему, ты не осознаешь заключенной в нем важности. Без него не состоится коронация нового короля Аристо.

— Ты хочешь сказать… — медленно начал Калик.

— Я хочу сказать, что должен найти второй камень до того, как его обнаружит Себастьян. Только так я смогу стать королем обоих островов и прекратить вражду между ними. Как того и желала наша мачеха, королева Энья.

Элени заморгала. Неужели король Закари забыл о ее присутствии, делясь с братом такими тайными подробностями? Она решила, что ей лучше удалиться и оставить их одних. Обмана на этот вечер и так достаточно, хотя она, кажется, справилась на отлично с непривычной для себя ролью.

Элени поднялась изза стола. Калик вопросительно взглянул на нее.

— Извините меня, — спокойно сказала она. — Я бы хотела уйти, чтобы вы могли без помех обсудить все дела. Желаю вам хорошего вечера. Ваше величество, для меня была большая честь познакомиться с вами. — Она поклонилась.

— Это для меня была честь познакомиться с вами, — вставая, сказал Закири и отвесил ей небольшой поклон.

Элени вышла и, закрыв за собой деревянные двери, облегченно прислонилась к ним. Но даже сквозь их толщину до нее донеслись слова Закари:

— Она ведь твоя любовница, да?

— Ты ведь не думаешь, что я упустил бы такую красивую женщину, остановившуюся в моем доме?

— Но есть чтото еще, о чем ты мне не хочешь говорить, — задумчиво сказал Закари.

Элени знала, что подслушивать не подобает никому, но разве найдется хотя бы одна женщина, которая смогла бы уйти и узнать, что говорят о ней?

— Ты мне не поверишь, если даже я сам не в силах этому поверить. — На этих словах Калик понизил голос и чтото сказал.

— Конюх? — услышала Элени недоверчивое восклицание Закари.

Он неразборчиво произнес чтото еще, но ей было все равно. Тон Калика — хвастливый, самодовольный, — больно задел ее за живое. Неужели он вместе со своим братом смеется над ней? Как он может?! О чем он говорит? Но Элени больше ничего не слышала. Она могла только догадываться. Судя по его тону, продолжает бахвалиться, что она оказалась девственницей и что он обучил ее коечему, чтобы нравиться мужчине в постели.

Какая же она дура, что позволила себе вообразить, что между ними существуют какието отношения, а не только секс! Она просто хотела верить, что между ними чтото происходит помимо физической близости.

А какого мнения о ней будет Закари, узнав ее истинное положение в обществе? Более того, какова будет его реакция, когда он поймет, в присутствии кого поделился тайными государственными сведениями?

И тут Элени словно чтото толкнуло в грудь. Ну конечно! Ведь в том, что она исполняла роль хозяйки, заключался риск! Риск, столь любимый Каликом и без которого он уже не мыслил свою жизнь. Что бы он ни делал, в этом всегда должен был присутствовать элемент риска.

Боль, обида, чувство предательства волной затопили Элени. У себя в спальне она бы сорвала с шеи ожерелье, если бы не страх его порвать. Она аккуратно расстегнула застежку, сняла его дрожащими пальцами и положила на алую бархатную подушечку. Вслед за ожерельем последовали сережки и украшенные маленькими бриллиантами шпильки. Как же в эту минуту ей хотелось оказаться дома!

Сердце учащенно стучало в груди и забилось еще сильнее, когда она услышала, как хлопнула входная дверь, а затем шаги, направляющиеся в ее комнату.

Как всегда, Калик распахнул дверь, не потрудившись постучать даже из вежливости. «Конечно, — с горечью подумала Элени, — ведь в его глазах я попрежнему ничем не отличаюсь от обслуги, и никакие дорогие тряпки или драгоценности не изменят этого факта. Разве можно уважать слуг?»

Увидев Элени, молча стоявшую у письменного стола, Калик както оценивающе улыбнулся. Она была одета, но волосы у нее были распущены, окутывая ее блестящим черным покрывалом.

Он вздохнул про себя, так как одного взгляда на Элени было достаточно, чтобы ощутить желание.

— Ты не устала?

— Разве я могу устать?

Его глаза тут же сузились. Чтото в голосе Элени подсказало ему, что за ее словами крылась ирония.

— Я подумал, что ужин стал испытанием для твоей нервной системы.

В зеленых глазах появилась боль.

— Которое я выдержала, не опозорив тебя, — бросила она с непонятной горечью. — Еще бы — девушка из конюшни блестяще выдержала экзамен перед все замечающим экзаменатором!

На виске у Калика забилась жилка.

— Не говори ерунды! — ровным тоном сказал он. — Ты понравилась моему брату.

— И его мнение обо мне не изменилось даже после того, когда ты сказал ему, что обычное мое место — на конюшне?

— Что ты несешь? — раздраженно спросил Калик.

— Ты ведь сказал ему, кто я, верно? Последовала недолгая пауза, а затем он бросил:

— Даже если я сказал? Новая волна боли подступила к сердцу Элени, вонзив в него свои когти.

— И что ты конкретно ему сказал? — слегка дрожащим от переполнявших ее эмоций голосом спросила она. — Что ты приукрасил меня, как куклу, положившись на мой природный ум, о котором ты такого высокого мнения? Что этот облик позволил мне одурачить всех, кто не знает, кто я? И что на самом деле я работаю на твоей конюшне?

— Что бы я ни сказал Закари, это мое дело, — процедил Калик. — И как ты смеешь говорить со мной в таком тоне?

Но Элени пропустила мимо ушей звучавшее в его голосе предупреждение. Здравый смысл был заглушен какойто другой, более могучей силой.

— Потому что ты разозлил меня. И обидел. Мы с тобой любовники, Калик, а значит, это должно нас уравнивать. Но это теоретически, потому что практически это не так. Дело не в том, что мы занимаем разное положение. Я говорю о настоящем равенстве, которое заключается в том, что каждый может высказывать свою точку зрения. А я должна иметь право высказаться, даже если ты с этим не согласен!

— И о чем ты думаешь сейчас? — спокойно, даже слишком спокойно, спросил он.

Чтото шептало Элени отступить, пока не стало слишком поздно. Пока она не сказала такое, что больше уже нельзя будет исправить или забыть.

Но разве они уже не изменились? Разве в жизни не все меняется мгновенно, и часто помимо воли? И разве она с самого начала не знала, что все происходящее между ней и Каликом, как бы это ни было прекрасно, — явление временное, и если не теперь, то скоро весна их отношений сменится осенью, а затем от них останутся лишь воспоминания?

Но она должна сделать это хотя бы для себя, чтобы быть честной хотя бы по отношению к себе. Не может она просто так раскланяться с Каликом, как будто между ними ничего не было! Неужели она даже не попытается объяснить ему, если он сам этого не понимает, что у нее есть чувства и что их так легко задеть?