Линн Грэхем - Пока жива надежда

— И ты высоко ценишь свою гордость и желание быть независимым, — закончила за него Джесс. — Но почему ты решил, будто результат операции непременно должен соответствовать самому плохому сценарию? Откуда такой пессимизм? Что случилось с надеждой? У нас скоро будет ребенок. Подумай, как важен для него отец…

Цезарио сжал губы:

— Со мной не стоит это обсуждать. У меня самого был ужасный отец.

— У меня тоже был ужасный отец. Он дал моей матери деньги на аборт, решив этим снять с себя всю ответственность. Зато Роберт Мартин стал для меня прекрасным отцом. И пусть у него нет образования и он не так богат и умен, как мой родной отец, но я его очень люблю. Он всегда находился со мной рядом и всегда был готов меня поддержать. То, что в твоем сердце, значит больше того, что снаружи.

— Тебе повезло…

Джесс горько усмехнулась:

— К сожалению, я этого не ценила, пока адвокат Уильяма Данн-Монтгомери не прислал мне письмо, где советовал держаться подальше от семьи своего влиятельного клиента.

Цезарио удивленно нахмурился:

— Когда это случилось?

— Мне было девятнадцать… Я тогда как раз вышла из больницы и в эмоциональном плане была далеко не в лучшей форме. Мне захотелось побольше узнать о своих корнях. Конечно, я была очень наивна… Уильяма Данн-Монтгомери неприятно удивил мой звонок. Он сразу дал мне понять, что не хочет иметь со мной ничего общего. — Она поморщилась. — Зато я поняла, как мне повезло с Робертом, который всегда относился ко мне как к любимой дочери.

— Извини, что я этим воспользовался…

— Не стоит вспоминать об этом. То, что у меня был такой отец, как Роберт Мартин, обогатило мою жизнь. И все, о чем я тебя прошу, — это дать нашему ребенку такую же привилегию.

Сейчас глаза Цезарио казались совсем черными, без единой золотой искорки.

— Я долго думал над этим, но… я уже принял решение.

Джесс медленно выдохнула сквозь зубы. То неимоверное напряжение, которое поддерживало ее все это время, вдруг куда-то исчезло, оставив почти без сил.

— Решение — это то, что можно изменить, — с отчаянием бросила она.

— Это решение было принято шесть месяцев назад. Операция, вероятно, уже невозможна.

Такой вариант как-то не приходил ей в голову. До сих пор она была сосредоточена на том, чтобы заставить Цезарио настроиться на лечение. Как это будет жестоко, если ему придется умереть только потому, что они встретились слишком поздно…

Цезарио смотрел на ее растерянное лицо:

— Похоже, теперь ты и ребенок будете диктовать мне свои условия…

— Я не хочу, чтобы ты воспринимал это таким образом.

— Ладно… Завтра у меня прием у врача.

Ее глаза расширились.

— Я пойду с тобой! Не хочу больше оставаться в стороне.

— Мы договорились — это будет брак по расчету. Я не собирался навешивать на тебя свои проблемы со здоровьем.

— Я сама решила в этом участвовать! — решительно заявила Джесс.

— Еще пожалеешь… — буркнул Цезарио. — Во всяком случае, в любое время ты можешь уйти.

— И не надейся! И знай: я не потому вышла за тебя замуж, что хотела жить в доме, который принадлежал семье Данн-Монтгомери. И не только потому, чтобы спасти своего отца. Я тоже хотела иметь ребенка. Так что у нас с тобой была общая цель.

Он опустил глаза, его стиснутые пальцы расслабились.

— Я знаю. Тем не менее я использовал неприятную ситуацию с твоим отцом, чтобы заставить тебя выйти за меня замуж.

— Ну, тогда ты смотрел на все несколько по-другому, — напомнила Джесс. — И пожалуйста, скажи, чтобы отнесли коробки обратно…

Цезарио вышел в холл.

Джесс вздохнула с облегчением, когда первую коробку снова внесли в его кабинет.

Через пару минут Цезарио вернулся. Она инстинктивно взяла его за руку.

— Пойдем наверх, там спокойнее. — Он потянул ее к лестнице. — Мне нужно тебе кое-что сказать, моя дорогая. Я хотел это сделать еще в Италии, но потом…

— Ну, говори! — подтолкнула его Джесс, когда они вошли в спальню. — Мы больше не должны иметь друг от друга секретов.

Цезарио виновато улыбнулся:

— Я специально тебя шантажировал, чтобы заставить выйти за меня замуж. Я хотел тебя, и мне было все равно, каким способом этого добиться. Нет, конечно, с моей стороны было бессовестно втянуть тебя в эту историю…

Джесс подняла голову, ее серые глаза мягко смотрели на него.

— Ты был удивлен моим сопротивлением. Ты шантажировал меня, но и меня тянуло к тебе. Но без давления со стороны я бы ни на что не решилась. Не важно, что случится в будущем… Я все равно счастлива, пока мы вместе.

— Но у меня такое чувство, будто я загнал тебя в угол. Ты слишком добра, чтобы оставить без присмотра умирающее существо, — невесело усмехнулся Цезарио.

— Откуда такой пессимизм? И дело тут не в доброте. Если бы я не хотела быть с тобой, меня бы здесь не было, потому что я не умею притворяться…

Он коснулся пальцем ее щеки:

— Да, притворяться ты не умеешь. Это то, что я больше всего в тебе люблю. Как говорят, что видишь, то и имеешь. Но, похоже, я слишком этим пользуюсь…

Джесс напряглась, как если бы вдруг оказалась на краю пропасти:

— Ты сказал… что любишь?..

— Разве ты не догадалась? Я думал, это очевидно.

— Наверное, я не всегда все быстро схватываю… А когда ты это понял?

— В Италии. В тот день, когда мне пришлось уехать всего лишь на пару часов и я понял, что не могу без тебя… Со мной такого никогда не случалось.

— Даже… с Элис? — услышала Джесс свой голос и моргнула, уже жалея, что задала этот вопрос.

— Послушай, тебе не нужно беспокоиться о моих отношениях с Элис. Мне нравится Элис, я ее уважаю, но как пара мы друг другу совсем не подходим. Когда мы были вместе, я был слишком молод и не хотел останавливаться на какой-то одной женщине. Но она все равно оставалась со мной. — Цезарио поморщился, сообщив нелестную для себя правду. — Поверь, здесь нечем гордиться. Я никогда не любил Элис так, как любит ее Стефано, и никогда бы на ней не женился. Мои чувства не были достаточно глубокими…

— Извини, я опять заговорила об Элис, — виновато улыбнулась Джесс. Все ее страхи наконец рассеялись. — Просто, когда я случайно услышала ваш разговор в гостиной, меня как-то стала беспокоить ваша дружба.

Цезарио нахмурился:

— Какой разговор?

Когда Джесс объяснила, у него вырвался вздох облегчения.

— Ах, это! Элис и Стефано знали о моей болезни с самого начала. Элис считает, я поступил нечестно, не сказав тебе. Но те недели, что мы провели с тобой в Италии, были самыми счастливыми в моей жизни… и я не хотел их ничем омрачать.