Вера Армстронг - Из тени в свет...

В глазах Ингрид снова потемнело.

— М-м-мы говорили про д-де-тей, — произнесла она, пытаясь представить себе будущее. Но Кен сказал, ч-что не см-может их содержать и…

— У-ррр-а! — вскричала Джанет, вскакивая на ноги и пускаясь в пляс посреди канцелярии.

Луч солнца, заглянувший к ним в окно, расположенное позади стола Ингрид, высветил золотые нашивки на летной форме, надетой на Джанет.

— Он тебя любит! И хочет, чтобы у вас были дети… И до сих пор думает, что ты блондинка! Могу представить себе выражение его лица, когда он увидит твои замечательные волосы цвета шоколада и твои огромные карие глаза!

— Он не должен это знать, — прошептала Ингрид, снова чувствуя сильное головокружение. — О, Джанет! Он не должен меня в-в-ви-деть! Я не могу ему э-т-т-ого позволить. К т-том-у же он не з-з-нает, что я з-з-заи-каюсь!

Джанет подошла к столу Ингрид, села перед ней на краешек стула и стала с удивлением ее рассматривать.

— Как это он может не знать, что ты заикаешься, если у вас близкие отношения? Или я ни черта не понимаю.

— Я… я не-не знаю п-почему, но я нн-и-когда не зза-ика-юсь, к-когда м-мы вме-сте. Я г-говорю, как н-нормаль-ный чело-в-в-ек. М-мо-жет, это п-потому, что он н-ничего н-не видит… — Ее глаза снова наполнились слезами, а говорить стало еще труднее. — Я… я п-про-сто ур-р-од, Джа-нет! — сквозь слезы проговорила она. — Я м-могу разго-в-варивать т-только с-со слепыми и д-д-детьми!

— Да нет же, дорогая!

Джанет ласково приобняла подругу.

— Никакой ты не урод. И даже если после того, как к Кену вернется зрение, ты начнешь заикаться, для него это не будет иметь никакого значения. Он не такой человек, поверь мне. Пойми, Инки, ты изменила всю его жизнь. Я считаю, что твоя любовь вернула ему зрение. Подумай об этом! Если после его выздоровления, ты откажешься с ним встречаться, он может снова ослепнуть.

Ингрид подняла голову с плеча Джанет и привела себя в порядок.

— Я н-не бу-ду с ним в-видеть-ся, — сказала она. — Не стану. П-пусть он всп-п-поминает меня к-как нормаль-н-ного ч-челов-века, п-пока н-не забу-дет. — Губы ее дрожали. — П-пусть предс-с-тав-ляет меня б-б-лондин-кой.

Ингрид долго смотрела в лицо Джанет, потом взяла телефонную трубку и набрала номер.

— Здравствуйте, Марта, — приветливо сказала она. — Как вы себя чувствуете? Ваши внуки еще с вами? Сегодня утром? Понимаю, как вы без них скучаете…

— Кенни, она отказывается, — убитым голосом произнесла Джанет. — Я была в церкви еще три раза. Заезжала к ней домой. Что я могу с ней сделать? Силой вытащить из дома и привезти сюда?

— Дай мне номер ее домашнего телефона! Я буду звонить ей до тех пор, пока она не возьмет трубку!

— Не могу! Она запретила мне.

Кену хотелось выть от отчаяния. Со всех сторон его обступила темнота. Она была страшнее той темноты, которая не позволяла ему видеть окружающий мир. Эта темнота забралась к нему в душу. Та эйфория, которая охватила его четыре дня назад, испарилась без следа. И причиной тому был отказ Ингрид посетить его. Кен впервые почувствовал себя по-настоящему слепым. Безнадежно слепым.

Его душу терзал страх. Он хотел, чтобы к нему вернулось зрение. Но еще сильнее он желал Ингрид.

Ему снова и снова вспоминались слова отца Ралфа, сказанные о ней: «Ингрид готова помогать всем и каждому». Боже, неужели по этой причине она отказывается приехать к нему? Из-за того, что, если к нему вернется зрение, он уже не будет нуждаться в помощи?

Он не мог в такое поверить. Но эта мысль с ужасающим постоянством возвращалась к нему, хотя он изо всех сил пытался ее отогнать.

— Почему она так поступает, Джанет? Черт бы все побрал! Почему? Ведь она меня любит. Я знаю это наверняка. Так почему она отказывается?

— Я… точно не знаю, Кен. Она говорит, что не может приехать в больницу, не может снова с тобой встречаться.

Кен нахмурился. Черт возьми, сестра, конечно же, все знает, но в силу каких-то причин, пресловутой женской логики встала на сторону Ингрид. Ох, эти женщины! Они держатся друг за друга даже сильнее, чем врачи. Куда же делась преданность Джанет? Ведь он ей все-таки брат! И куда делась любовь Ингрид, о которой она так горячо говорила?

Куда пропала Ингрид?

Ведь он не сомневался ни на минуту, что она придет его навестить, что примчится в больницу в первый же вечер его пребывания там. Он надеялся, что она будет проводить с ним все вечера, заскакивать к нему в свободную минуту, главное — окажется рядом в тот момент, когда он откроет глаза и наконец увидит белый свет.

Да, он рассчитывал на многое.

Кен лег на бок, отвернувшись от сестры.

— Тебе лучше сейчас уйти, — сказал он.

И все-таки он испытывал благодарность к Джанет за то, что она сидела рядом, положив ему на спину руку, от которой исходило успокаивающее тепло. Замечательно, конечно, что она находилась рядом. Но всеми фибрами души Кену хотелось, чтобы возле него сидела Ингрид.

Когда это произошло, Кен не почувствовал особой радости. Он проснулся воскресным утром, — он был уверен, что это воскресное утро, — открыл глаза в своей палате без окон и увидел в полутьме какие-то предметы. Он лежал и разглядывал их, пытаясь при слабом свете, исходившем откуда-то с потолка, определить их назначение. Он понял, что света здесь было ровно столько, сколько нужно обслуживающему персоналу, чтобы ориентироваться в палате.

Справа от кровати и чуть выше ее стояла раздвижная подставка под телевизор. Телевизора на ней не было. Между изножьем кровати и стеной находился высокий стол, вероятно предназначенный для еды, которую ему приносили. С некоторым безразличием он заметил, что отдельные предметы не имели четких очертаний и выглядели расплывчато. Очевидно, это зависело от расстояния до них.

На стене он разглядел светлый прямоугольник, который, судя по всему, был небольшой картиной. Он смотрел туда пристально, желая получше рассмотреть, но его усилия оказались тщетными. Потом он почувствовал жжение в глазах и закрыл их, немного поморгав. Когда он снова открыл их, прямоугольник на стене превратился в картину в раме, на которой было изображено что-то вроде… чаши с фруктами? А может быть, то был кувшин с цветами? Он начал двигать ногами под одеялом и разглядывать их. Затем поднял руку, приблизил ее к своему лицу и стал внимательно рассматривать свои пальцы.

Кен осторожно сел на постели, отметив про себя, что на этот раз боль в области лба отсутствует. И в глазах нет жжения, от которого еще недавно у него неудержимо лились слезы. Он медленно свесил ноги с кровати, ожидая, что вот-вот начнется головокружение. Но ничего подобного не случилось. Он чувствовал себя хорошо, уверенно, несмотря на то, что в душе его царили пустота и мрак. Боже, как здесь тихо! Похоже, утро еще не наступило. Из-за закрытой двери он слышал, как кто-то ходит по коридору. Может, позвонить медсестре? Нужно ли надевать защитные очки, которые не пропускают даже слабый свет ночника? Кен сделал глубокий вдох и отверг эту мысль.