Сандра Мартон - Путь к сердцу мужчины

Девушка, которая должна была по традиции выпрыгнуть из картонного торта, слегла с пищевым отравлением.

— Конечно, наша еда здесь ни при чем, — холодно заметил Флоренцо, когда «скорая помощь» увозила корчащуюся от боли девушку. Затем он нахмурился, оглядел учащихся кулинарных курсов, собравшихся для обслуживания вечеринки, которая должна была стать их выпускным экзаменом, и ткнул пухлым пальцем в сторону Люсинды. — Ты, — прорычал шеф-повар.

От ужаса она попятилась.

— Нет. Нет. Нет. Я не стриптизерка.

Флоренцо неприятно ухмыльнулся:

— Ты и не повар. По крайней мере, пока я не выдал тебе диплома…

— Мисс Бэрри!

Люсинда подпрыгнула от неожиданности, услышав стук в дверь.

— Мисс Бэрри, — требовательным голосом позвал шеф-повар, — что вы там копаетесь?

Девушка расправила плечи и посмотрела на свое отражение в зеркале.

Как же сложно поменять поварской наряд — колпак, куртку и брюки — на золотистую диадему, эфемерный бюстгальтер и подобие набедренной повязки!

Превращение из поварихи в стриптизерку обещало быть непростым, но она уже начала привыкать к трудностям.

Костюм был ужасен: какие-то клочки ткани, расшитые блестками.

Люсинда торжественно сняла с головы поварской колпак, расстегнула белоснежную куртку, сняла, снова застегнула и аккуратно сложила; за ней последовали брюки. Глубоко вздохнув, девушка взяла трусики-бикини и попыталась их натянуть. Малы! Этот крошечный кусочек ткани оказался ей не по размеру. Теплая волна надежды на спасение обдала девушку: не может же она, право слово, выпрыгнуть из торта в костюме повара. Если наряд стриптизерки ей не подходит…

Черт побери! Люсинда издала стон, посмотрев на себя в зеркало. Естественно, набедренная повязка не налезала — ведь она пыталась натянуть ее на белые хлопковые трусы.

Девушка едва не рассмеялась. Ну и вид! Очки в металлической оправе, бледное ненакрашенное лицо, волосы туго стянуты в пучок на затылке. Простенький хлопковый бюстгальтер и такие же трусы… а поверх них переливающийся лоскуток. Нечто среднее между Мэри Поппинс и певицей Мадонной.

Смеяться расхотелось. Люсинда стиснула зубы, стянула с себя трусы и надела набедренную повязку.

Мэри Поппинс, до свидания!

А что, смотрится совсем неплохо. Но и не хорошо. Впрочем, спереди все, что нужно, скрывает — и на том спасибо, — а вот сзади… Повернувшись к зеркалу спиной, Люсинда залилась краской: сзади присутствие трусиков практически не было заметно.

— Мисс Бэрри!

Дверь отскочила под ударом кулака Флоренцо. Девушка вздрогнула от неожиданности.

— Мисс Бэрри, вы что, не слышали меня?

Вас не услышишь! — с горечью подумала она. Такой крик поднял, даже ревущий в зале рок-н-ролл заглушил.

Нет, конечно, никто и не ожидал, что компания мужчин на мальчишнике станет слушать Моцарта, но неужели им нравятся эти песенки с примитивными текстами?

Неужели они не слышали про Шопена, например?

— У вас пять минут, мисс Бэрри! Пять минут!

Люсинда бросилась к зеркалу и пристально изучила свое отражение. Хлопковый бюстгальтер совсем не сочетался с набедренной повязкой. Или наоборот.

— Не время думать о глупостях, — отругала она себя.

Ей захотелось смеяться. Истерически. Такое уже было с ней — приступ безудержного хохота… на следующий день после похорон отца… когда его адвокат рассказал им с матерью правду…

Люсинда горделиво вскинула голову.

— Ты должна это сделать, — приказала она себе и сняла белый бюстгальтер, место которого заняли два блестящих кружочка, соединенные веревочками.

Теперь ей казалось, что ее отражение ухмыляется. Ты что, шутишь? — хотело спросить оно. Не стриптизерка, а огородное пугало. Любой уважающий себя мужчина при виде такой «красотки» немедленно попросит ее забраться обратно в торт и никогда больше не показываться ему на глаза.

Люсинда нахмурилась. И что дальше? Разве это должно ее беспокоить? Ее должно беспокоить совсем другое: как правильно выпрыгнуть из картонной конструкции. Тем более что последние два года научили ее, что отчаянье и безвыходное положение могут заставить человека сделать очень многое. Например, пойти работать официанткой и разносить клиентам гамбургеры. Или смириться с тем, что родной отец после смерти оставил заложенный-перезаложенный дом, ошарашенную жену и разочарованную любовницу.

Любовница нашла другого мужчину, жена — мать Люсинды — нового мужа. А сама Люсинда пустилась на поиски иной жизни.

Именно поэтому она уехала за тридевять земель от Бостона и поселилась в городе, где никто не станет притворно вскидывать брови, услышав ее фамилию: «Бэрри, вы сказали?»; никто не будет спрашивать, самодовольно ухмыляясь: «Люсинда, милочка, как твои дела?», подразумевая: «Люсинда, как приятно видеть, что и твою могущественную семейку постиг крах».

Девушка расправила плечи — нечего жалеть о прошлой жизни, глупой и бессмысленной. Театры, опера, благотворительные балы в пользу каких-то мифических нуждающихся. Теперь нуждающейся оказалась она сама, но это не надолго. Как только Флоренцо отдаст ей диплом, Люсинда станет полноправным членом общества, приносящим реальную пользу.

Завтра у нее будет работа.

Но без диплома никакой работы не видать.

Люсинда наклонилась вперед, упершись ладонями в мраморную крышку столика, и решительно посмотрела в зеркало. Да, подумала она с издевкой, в таком виде только на мальчишниках холостяков развлекать.

Девушка вытащила шпильки из пучка, белокурые волосы рассыпались по плечам. Так гораздо лучше.

Теперь очки. Обычно Люсинда носила контактные линзы, но днем, собираясь сюда, она уронила одну из них на пол, а искать времени не было. Без очков, конечно, видно гораздо хуже, но что там разглядывать? Торт? Или нетрезвого жениха?

Девушка глубоко вдохнула и положила очки на край раковины. Все вокруг стало слегка расплывчатым и нечетким. Чувствовала она себя приблизительно так же: живот свело спазмом, сердце билось где-то в горле.

Пожалуй, в родовитом семействе Бэрри еще никто не выпрыгивал голым из огромного торта.

Люсинда одернула себя.

— Торт будет картонный, — объяснил ей Флоренцо. — Не волнуйся, не испачкаешься.

Наверное, эта его невероятная убежденность в том, что она согласится, и заставила ее наконец задуматься над его, мягко говоря, странным предложением. Воображение бурно заработало. Девушка представляла, как выпрыгивает из картонного сооружения в диадеме, крошечных трусиках и слабом намеке на бюстгальтер, и непроизвольно хмыкнула — от изумления пополам с недоумением. Флоренцо воспринял это по-своему.