Сжигая мечты - Мицкевич Ольга

В душевой кабине я подставляю лицо под тугие струи, позволяя воде смыть минувший день и слой косметики. Закончив, я оборачиваю волосы полотенцем, переодеваюсь в мягкий спортивный костюм, в котором планировал ехать обратно, и, достав из рюкзака ноутбук, решаю поработать, раз уж выдалось свободное время. После окончания университета я довольно быстро нашла работу в большой бухгалтерской фирме, предоставляющей посреднические услуги, так что работы мне всегда хватает, а вот свободного времени – отнюдь нет.

В комнате светло, пахнет жасмином и свежим бельем. С первого этажа доносятся приглушенные голоса и музыка. Какое-то время я прислушиваюсь к шагам на лестнице, но за мной так никто и не приходит. Думая об этом, я одновременно испытываю досаду и облегчение. Глупо было надеяться. Чудес не бывает.

Постепенно ряды цифр на мониторе сливаются, и я откладываю ноутбук в сторону, закрываю глаза и проваливаюсь в неглубокий сон. Когда просыпаюсь, небо за окном уже расчерчено багровыми линиями заката. Голод скручивает желудок гневными кольцами, в затылке ноет. В доме теперь заметно тише. Подумав, я решаю рискнуть и пробраться на кухню, поискать еды.

Первый этаж погружен в сумрак, дверь в гостиную затворена, а из-под нее по половицам мягкими линиями стелется свет. Больше не слышно ни музыки, ни звона посуды, ни возбужденных голосов, перемежаемых смехом. Крадучись, я иду в сторону кухни, когда справа вдруг распахивается дверь и в темноту коридора выплескивается яркий, искусственный свет.

Линда замирает на пороге маленькой гардеробной, во все глаза глядя на меня. Ее маленькая, узкая ладошка с силой сжимает дверную ручку. Вздернув подбородок, она выпрямляется, словно старается стать выше и заполнить своей тонкой фигурой весь дверной проем. Поздно. Я уже заметила то, что сестра так старательно пыталась скрыть.

– Это… – выдыхаю я, потому что от неверия испытываю острую нехватку воздуха.

Бросив быстрый взгляд назад, Линда неопределенно дергает плечом.

– Ты сказала, тебе оно без надобности, – глядя мимо меня, отзывается она. – Зачем зря пропадать?

Я смотрю на сестру и у меня нет слов. Просто ни единого, хоть отдаленно способного выразить то, что я сейчас чувствую.

Мое платье.

Там, на тонкой вешалке с мягкими плечиками – мое свадебное платье: нежное кружево, пушистое облако тонкой, шелковой органзы, искры кристаллов, сверкающие в мягком свете. Все в нем – мое: идея, выбор ткани, фасон.

– Всего-то и надо было, что ушить в талии, – небрежно произносит Линда.

Теперь она смотрит мне в лицо, с вызовом, а у меня в голове по-прежнему ни единой связной мысли. Кто она, эта надменная, чужая девушка?

Погасив свет, Линда с силой захлопывает дверь, и тут же сама вздрагивает: от прокатившегося по дому звука звенит в ушах. Мы стоим друг против друга, в полнейшей тишине, и воздух между нами кажется таким густым, что его можно зачерпнуть ложкой. Наконец, сестра отводит взгляд и делает шаг в сторону, собираясь уходить.

– Линда, – зову я, не до конца понимая зачем.

– Ты сама его прогнала! – отзывается она яростным шепотом. – Сама же прогнала, а винишь меня! Стас никогда тебе не был нужен. Никогда! Я просто подобрала то, что ты выкинула! У тебя нет права приезжать сюда столько лет спустя и портить мне свадьбу!

Перед глазами все заволакивает красным, в ушах гудит и воет, и я делаю глубокий вдох, прежде чем ответить.

– Ты несешь чушь, и мы обе это знаем. Я любила его. Он был моим женихом, Бога ради! Конечно он был мне нужен! – я резко выпрямляю руку в сторону двери и Линда дергается. – Зачем же еще, по-твоему, я заказала это дурацкое платье?

– В таком случае, может тебе следовало вернуться с ним? – злая ухмылка искажает тонкие черты ее лица, делая его похожим на кору старого дерева, покрытую трещинами. – Свернуть свою непомерную гордость, запихнуть в рюкзак и последовать за Стасом, домой?

– Может, и следовало. Но тебя это все равно не оправдывает, Линда. Ты поступила гадко.

– Он не был тебе нужен! – срываясь на визг, восклицает она.

В противоположном конце коридора распахивается дверь и из гостиной выплескивается молочно-желтый свет. Становится видно, как отчаянно бьется жилка у Линды на шее и как сильно, до боли, она стиснула кулаки. В дверном проеме стоит Стас, за его спиной – наши родители и Глеб. Все молчат, и тишина почти осязаема. Я кожей чувствую мамин колючий, полный осуждения, взгляд: он тяжелым плащом ложиться на плечи, и я отступаю, спрятав лицо в ладонях. Мне необходимо мгновение тишины, больше пространства и воздуха. Воспоминания-призраки вновь обступают меня, окутывая густым облаком. От них не сбежать.

Вспоминаю, как Стас впервые взял меня за руку, и как внутри все дрожало от ужаса и восторга.

Как Линда изрезала ножницами мой тонкий, шелковый платок с бабочками, когда я отказалась одолжить его ей на свидание.

Тепло летней ночи и шум моря; то, как таинственно мерцало тонкое золотое колечко в дрожащей ладони Стаса.

Огромную чашу с крыжовником, опустошенную Линдой единолично, и как она потом два дня лежала в постели с расстройством желудка.

И, наконец, смазанное фото, которое мне прислала бывшая одноклассница: Стас обнимает тонкую девичью фигурку на деревянном мосту, под темными кронами тополей. Если чуть приблизить, то в волосах девушки отчетливо видна моя заколка с бисером.

Трусливое «мне очень жаль, я не хотел», отправленное в сообщении.

Оглядываясь назад, я начинаю понимать, что у нас с самого начала не было ни единого шанса. После разрыва отношений ему не хватило совести приехать и объясниться лично, глядя мне в глаза. Даже сейчас он просто стоит, не пытаясь вмешаться. Трус.

– Что ж, надеюсь тебе он нужен, – наконец произношу я, глядя на сестру. – И, надеюсь, что ты его любишь.

– Это тебя вообще не касается! – злость кипит в ней, выплескиваясь красными пятнами на лицо и шею, ноздри некрасиво раздуваются. Линда вся пылает, и это так странно-противоположно тому спокойствию, которое сейчас ощущаю я.

– Ты права, не касается, – киваю в ответ. – Просто я хочу верить, что ты способна не только хотеть, но и любить.

Глаза сестры делаются огромными. Она открывает рот, шумно втягивает воздух, но не произносит ни слова. Просто стоит, испепеляя меня взглядом. Дернув головой, Стас разворачивается и уходит, исчезнув за линией света. Мы не сказали друг другу ни единого слова за эти годы, и от этого, порой, бывает горько. Видимо, мне надо было вернуться, чтобы понять – это не моя вина. Никогда не было моей виной.

– На свадьбе меня не будет. Я уеду, как ты и хотела.

В комнату я возвращаюсь, так и не поев. От голода слегка подташнивает, но головная боль прошла. Да и шампанское, судя по всему, выветрилось, поэтому я решаю уехать, не дожидаясь утра. Мне здесь неуютно – в доме, с людьми, от воспоминаний. Я чувствую себя самозванкой в этой безликой, тихой комнате без единого отпечатка прожитых в ней лет и событий. Одни только стены, пустые и мертвые.

Сложив ноутбук, косметичку и одежду в рюкзак, я снимаю с дверцы шкафа чехол с уже ненужным платьем и выхожу, не оборачиваясь. На первом этаже вновь тихо. У подножья лестницы я медлю, раздумывая, стоит ли прощаться с родителями. Потом представляю поджатые мамины губы, ее колкий, сухой взгляд и то, как папа крутит кончик уса, бормоча что-то себе под нос. И решаю, что нет.

Проходя мимо гардеробной, ноги сами собой останавливаются, рука тянется к дверной ручке – и вот я уже внутри, в залитой мягким светом комнатушке. Передо мной платье, о котором я когда-то грезила, будучи наивной, пылкой и влюбленной. Протянув руку, я касаюсь изящного кружева и легонько веду пальцами вдоль ворота. Оно по-прежнему удивительно красиво. Ткань струится сквозь пальцы – легкая, почти невесомая. Помню, как я представляла себя, идущую босиком вдоль кромки моря: в одной руке ладонь Стаса, в другой – букет душистого горошка. Первое фото молодоженов на фоне бесконечного неба, в том месте, где встречаются Балтийское море и Рижский залив.