Линн Грэхем - Страсть сжигает все преграды

— Она пришла ко мне с лучшими намерениями. Меня она не знала и, должно быть, беспокоилась за твоего отца…

— Никогда не прощу ей этого, — вырвалось у Вито. — Ведь я был не беспомощный подросток, нуждавшийся в ее защите!

— Сын всегда остается ребенком для матери, и неважно, сколько ему лет.

— Ты защищаешь ее? — Он недоверчиво посмотрел на Эшли. — Почему?

— По-моему, она уберегла нас от большой ошибки, — вздохнула Эшли.

Резкие линии пролегли у него от носа ко рту. Неукротимость его чувств выражалась в осязаемом напряжении каждой клетки. И самоконтроль лишь тончайшим слоем покрывал оцепеневшее тело.

— Какая жалость, что она не уберегла тебя в этот раз. Вероятно, тогда бы она оказала нам обоим большую любезность, — пробормотал Вито.

Эшли так побледнела, будто он ударил ее. Но в некотором смысле его слова и можно было считать ударом, так велика была горькая сила его отчуждения. Она опустила голову и закрыла глаза.

Появление доктора дало желанную разрядку. Его предписания носили общий характер — полный отдых, покой и никаких огорчений. Обед ей принесли в постель. Эшли задремала, t едва притронувшись к еде. Вито ушел.

Много позже она открыла заспанные глаза и увидела свет лампы. Длинная тень Вито падала от окна. Он был без галстука и пиджака. С взъерошенными волосами и темной щетиной на подбородке он потерял свой обычный безукоризненно элегантный вид. В руке он держал бокал.

— Который час? — пробормотала Эшли.

— Полночь… поздно. — Он чуть заметно пожал плечами и вздохнул. — По правде говоря, не знаю.

Чуть заплетавшийся язык выдал его. Да, его мать была права, решила Эшли. Я приношу ему одни несчастья. Я толкнула его к пьянству.

— Я видел Лорену, мать Пьетро. — Вито прокашлялся. — Она знает, что он натворил. Лорена собирается вернуться с ним в Италию. У нее очень близкие отношения с семьей мужа, и она надеется, что они помогут ей справляться с сыном. Но я не так оптимистично настроен. По-моему, Пьетро неисправим.

Эшли вынырнула из постели с чувственной грацией. Села, поправила атласную бретельку прозрачной ночной рубашки.

— У тебя был трудный день, — заметила она и медленно провела пальцами по своей рыжей гриве так, чтобы вся шелковистая масса упала на молочные плечи. Но ее старание оказалось напрасным. Мужчина, еще две недели назад загоравшийся от такого движения, теперь даже не взглянул на нее. — Я чувствую себя гораздо лучше, — добавила она.

— Хорошо, — произнес он натянутым тоном, по-прежнему хмуро уставившись на дно бокала. — Кажется, у меня исключительный талант разрушать то, что ты считаешь дорогим. Но ты должна признать: я не хотел, чтобы все получилось таким об разом. Я думал, что у меня есть право… Я думал, что ты должна дать мне шанс…

— Не уверена, что понимаю тебя, — прошептала она.

Вито закинул назад голову и засмеялся.

— Я никогда не страдал от излишней скромности, — признался он. — Понимаешь, я надеялся, что заставлю тебя полюбить меня…

У Эшли вырвался хриплый стон отчаяния. Напряженное тело ответило на его слова неудержимой дрожью. Он подтвердил ее опасения. Месть — вот его цель. Но прошло уже много недель с того времени, как ее мучили эти опасения, которые испортили волшебный месяц в Шри-Ланке.

— Я и правда думал, что, если нажму на нужные кнопки, ты полюбишь меня. И однажды утром ты проснешься и у тебя уже не будет желания всадить мне между ребер нож, — охрипшим голосом продолжал он. — Я думал, однажды утром ты проснешься и скажешь: я не могу жить без этого парня. И ты переплетешься со мной, как ива, и будешь верна мне, как Ева Адаму в Библии…

— По-моему, я представляю эту картину, Вито. — Ей понадобилось время, чтобы совладать со своим голосом. И он прозвучал, скрипучий и не выразительный, неспособный отделиться от бесконечной боли, которую она так пыталась скрыть. Неудивительно, что он не хотел, чтобы она забеременела. Он вынашивал далеко идущие планы мести… И приложил столько усилий… Фактически он достиг самого невероятного в том, что называл «нажать на нужные кнопки». Ведь на самом деле он добился, чего хотел. И гораздо быстрее и легче, чем сам мог бы представить. Эшли чувствовала себя так отчаянно обиженной, так ужасно униженной, что ей хотелось умереть.

— Я был таким неописуемо самодовольным, — выдохнул он. — Даже думать, что после всего, что я причинил тебе, ты сможешь… ты начнешь снова с любовью относиться ко мне… — говорил он будто сам с собой.

Эшли решила, что признание его сделано под влиянием алкоголя.

— Б-б-безумие, — едва слышно пробормотала она.

— Я вел себя непростительно.

Она молча кивнула.

— Манипулировал, рассчитывал… — Его состояние было удивительно похоже на отчаяние. — Я не мог удержаться и вести себя по-другому…

Эшли вместо злорадства испытывала острую боль.

— Почему ты молчишь? — спросил он.

Она невольно подняла голову и столкнулась со сверкающими глазами. Он выглядел разбитым, будто каждое произнесенное слово требовало неимоверных усилий. Эшли никогда прежде не видела его таким — уязвимым, неуверенным. Но она знала: завтра Вито направит свою неуемную энергию и блестящий ум на другую цель. Как тактично подойти к проблеме опеки над ее еще не родившимися детьми. Он получит двух по цене одного, хотя об этом еще и не догадывается, невесело подумала она.

— Наверно, ты считаешь, что лучше поговорить завтра, когда мы оба успокоимся…

Ей бы хотелось не говорить с ним никогда, но Эшли кивнула. Когда Вито ушел, она не смогла заснуть. Имел ли он право отнять у нее детей? Она ничего не подписывала. Она не наркоманка и не алкоголичка. Ей так и не удалось придумать доказательства, которые Вито выложил бы суду, чтобы отнять у нее детей… Почти на рассвете Эшли впала в тревожную дрему.

— В машине тебя не тошнит? — Вито окинул ее заботливым взглядом.

Эшли стиснула зубы. Он уже третий раз справлялся о ее здоровье.

Весь вчерашний день она провела в постели. Утром Эшли встала к завтраку. И он завел разговор, какому полагается быть за завтраком. А у нее вдруг возникло желание убежать, сославшись на слабость. Когда он ухитрился превратить ее в такую нервную барышню?

Утром Эшли меньше всего ожидала его неожиданного сообщения. Оказывается, они приглашены к ленчу куда-то в Беркшир и он не намерен придумывать объяснения ее отсутствию. Она недовольно уступила, восхищаясь его способностью при нынешнем состоянии их брака считать достойным внимания приглашение на ленч.

— Я хочу, чтобы мы жили вместе. Бесстрастное утверждение ударило ее, словно кирпич, влетевший через лобовое стекло, и у нее моментально перехватило дыхание.