Пенни Джордан - Ночь, которой не было

— Позволь мне показать тебе, — прошептал он ей, — как это прекрасно, когда ты так любима…

Она вздрогнула при мысли о возможности еще большего удовольствия, и у нее перехватило дыхание от удивления и восторга, когда он прикоснулся к ней. Николь испытывала мистический страх перед властью подаренных им ни с чем не сравнимых ощущений. Она попыталась, было сдержать прилив неудержимого возбуждения, до сих пор не уверенная, способна ли она отдаться такой близости, испытать такое наслаждение, и все же не в силах была сопротивляться тому, что происходило с ней.

Когда она вскрикнула, достигнув вершины блаженства и чувствуя неземной восторг, Мэтт обнял ее, успокаивая и нежно лаская, пока пламя страсти постепенно не угасло, превращаясь в обжигающее мерцание нежности. И лишь затем они вновь стали едины и телом, и душой, и он доказал ей, что, каким бы неистовым ни было только что испытанное ею ощущение, есть и другое наслаждение — наслаждение ритмичным, согласованным движением их тел на пути к желанному освобождению.

Много позже, засыпая, Николь представила себе, что было бы, если бы он так любил ее восемь лет назад. Дрожь пробежала по ее телу при мысли о том, что ей было бы нестерпимо тяжело уходить от него утром. Собственно говоря, ей и теперь будет неимоверно трудно оставить его.

Она не вполне понимала, почему он подарил ей эту ночь: может быть, из жалости, или сострадания, или из-за чувства вины вкупе с желанием, которое, как он не раз повторил ей, постоянно испытывает.

Одно она знала наверняка — что любит его. Любит не только чувственно, не только телом, но всей душой и всем сердцем, страстно желая быть с ним одним существом, даря ему все, что есть в ней прекрасного и женственного. Да, она любит его, но достаточно ли она сильна, чтобы уйти от него? Порадоваться тому, что было между ними, не пытаясь обрести нечто большее?

Когда, наконец, сон принял ее в свои объятия, глаза Николь были мокры от слез, и она понимала, что это лишь предшественницы многих и многих слез, которым еще суждено пролиться.

— Ники, просыпайся.

Этот голос, эта рука, прикоснувшаяся к ее плечу, были столь знакомыми, что она произнесла имя Мэтта, еще не успев, как следует проснуться. Открыв глаза, она увидела, что он стоит возле кровати полуодетый, с еще влажными волосами и капельками воды на коже… точь-в-точь, как восемь лет назад.

Даже на столике рядом с кроватью стояла чашка горячего кофе. По серьезному выражению на его лице Николь догадалась, что, возможно, он уже сожалеет о том, что произошло, уже…

Она поспешно отвернулась, опасаясь, что он прочитает правду в ее глазах, но тут его рука нежно коснулась ее подбородка, и он повернул ее лицо к себе так, что она была вынуждена встретиться с ним взглядом.

— Не отворачивайся от меня, — шепотом попросил он.

Голос Мэтта был таким умоляющим, что она неуверенно всмотрелась в его лицо.

— Мне бы не хотелось торопить тебя, заставлять тебя принять решение, к которому, вероятно, ты еще не готова. Однако после этой ночи ты, должно быть, понимаешь, как сильно, как страстно я тебя люблю.

Николь уставилась на него во все глаза, и по их выражению он понял, что она потрясена.

— Ты любишь меня? Но этого не может быть! Ты никогда не говорил… Ты ни разу…

— «Ни разу» что? — мягко поинтересовался он. — Не показывал тебе, как много ты для меня значишь, как сильно я тебя люблю?.. Неужели ты на самом деле могла предположить, что, если бы я не любил тебя по-настоящему, я смог бы… — Он замолчал и покачал головой, с горечью добавив: — Я дал себе слово, что не буду подгонять тебя, не буду умолять и даже отпущу тебя… О Господи, я веду себя, как последний идиот, и даже хуже того. Ники, прости меня! Я не хотел… Просто я так взволнован… так боюсь, что, если позволю тебе уйти, ты навсегда исчезнешь из моей жизни и никогда уже не вернешься! Один раз я уже потерял тебя, позволив тебе уйти. Может быть, тогда я еще не представлял себе, что именно теряю, но теперь-то я знаю! Ники, если тебе все равно… если ты чувствуешь, что я всегда буду тебе абсолютно безразличен, так, Бога ради, скажи мне об этом. Не давай мне показать себя еще большим идиотом, чем ты меня уже считаешь. Если ты не любишь меня…

С ее губ сорвался тихий, сдавленный стон, и Мэтт замолчал, пристально посмотрев на Николь, с беспокойством ища в ее лице ответ на свой вопрос, с жадностью впитывая все, что видел в ее взгляде.

— Ты любишь меня?

Николь кивнула, не в силах заговорить, не в силах поверить, что все это происходит на самом деле.

— Ты действительно любишь меня?

Говоря это, он осыпал ее лицо восторженными поцелуями, и дрожь охватила его тело, когда он опустился на кровать и его руки скользнули под одеяло, обнимая ее, прижимая к себе, а губы ласкали ее, сначала томно и медленно, затем все требовательнее и требовательнее, вновь и вновь повторяя, как сильно он любит ее…

Наконец они спустились с небес на землю и лежали рядом, разговаривая приглушенным шепотом, обмениваясь признаниями и обещаниями, строя планы.

— Я никогда не хотел причинять тебе такую боль, — говорил Мэтт, держа Николь в объятиях. — Я чувствую такую вину… Я виноват в том, что моя неудачная шутка стала обманом, я должен был сказать тебе, что между нами ничего не было. Но кто мог подумать, что это так повлияет на тебя? Мне всего лишь хотелось, как следует напугать тебя, заставить задуматься о том, как ты себя ведешь, о том, какому риску себя подвергаешь.

— Ты здесь ни при чем, — с любовью заверила его Николь. — Если бы Джонатан не…

Мэтт приложил палец к ее губам.

— Шшш… Сейчас мне меньше всего на свете хочется говорить о нем.

— Но ведь, если бы не он, ты так и не узнал бы меня, — поддразнила его Николь.

— Рано или поздно это непременно бы произошло, — твердо возразил Мэтт. — Может быть, не столь быстро и внезапно. Ведь я полюбил тебя задолго до прошлой ночи. Мне хотелось сблизиться с тобой, но каждый раз, когда я пытался это сделать, ты отталкивала меня. И я думал, что это из-за Гордона…

— Я боялась, — призналась Николь. — Боялась ответить тебе взаимностью, боялась того, что случилось много лет назад, потому, что чувствовала себя виноватой… мне было так стыдно…

Мэтт повернул ее к себе, обеими руками обхватив ее лицо, и серьезно сказал:

— Даже если бы в ту ночь мы были любовниками, даже если бы в ту ночь или в любую другую ночь ты была с кем-нибудь еще, это никак не изменило бы мои чувства к тебе. Тогда, восемь лет назад, ты едва сознавала, что делаешь, какому риску подвергаешь себя… Я знал, что тебе хочется только заставить Джонатана ревновать.