Елена Кшанти - Блаженная несвобода

В довершение ко всему, в углу темного коридора, под старыми вещами она нашла дохлую крысу. Та была уже полуразвалившаяся и очень дурно воняла. Когда Стеша притронулась к ней палкой и положила на совок, чтобы вынести на улицу, вонь стремительно распространилась по всей квартире и не исчезала, как бы Стеша ни проветривала и ни обкуривала комнаты благовониями. Казалось, что даже все вещи и ее одежда пахли падалью, и перед глазами мелькал образ этой дохлой замученной крысы, с запрокинутой головой и оскалом оголенных зубов, которая как-то, видимо, забежала в ее квартиру, но, когда починили дверь, не смогла из нее выйти.

Ну вот, безумие почти близко. К чему же она пришла? Чего же она добилась в своей жизни? Не похожа ли она сама на эту бедную крысу, и не знак ли это, который ей послали Боги?

Она строила свою жизнь так, как ей хотелось. Она была почти свободна от социума. Она была свободна от обязательств о ком-то заботиться, но стала ли она от этого счастливее?

— Причина кроется в нашей взаимозависимости, — шепнул кто-то над самым ухом.

— Взаимозависимости? О какой же свободе тогда можно говорить, если мы все взаимозависимы?

Стеша легла и долго смотрела в потолок, на котором образовались влажные пятна и начинала осыпаться штукатурка.

Все, пора. Стеша спустила ноги с кровати и какое-то время сидела, рассматривая валяющиеся на полу книги, потом вдруг резко вскочила и выбежала на улицу.

Лестница была скользкой от дождя, но она легко, словно не прикасаясь ногами к ступеням, слетела вниз, к дороге, где уже горели фонари и слышался шум запоздалых автомобилей.

Она бежала долго, сначала по узкой улице, потом по главной дороге, потом по дорогам, которые выводили ее вон из этого города, под струями прохладной воды, под удивленными взглядами местных жителей, под звуки сигналов машин, пока не остановилась на пригорке, за которым открывался изумительный вид на долину.

Долина, словно огромная возлегающая женщина в шелках и капроне, была окутана покрывалом тумана и сошедшими с неба облаками. Солнце уже зашло, и сумерки укладывали спать измотанное в своих стремлениях к счастью человечество.

Стеша перевела дыхание и опустилась на камень.

Дождь затих. И в этой тишине раздался тихий голос:

— Пора, Стеша, пора.

— Хорошо, Джецун, я иду.

Стеша шла по пустынной дороге ко дворцу Джецун. Она поняла, что ей ничего не остается, как вернуться к своему Учителю и опять заняться тем, чем она занималась всегда. Но когда она завернула за пригорок, то оцепенела… На месте великолепного дворца стоял обычный кирпичный дом.

— Кто здесь живет? — спросила она тибетскую женщину, которая рядом с домом торговала печеньем и напитками.

— Да старый тибетский Лама, — безразличным тоном ответила та и принялась пересчитывать пачку денег.

— А где же дворец?

— Какой дворец?

— Ну здесь же, на этом месте был дворец из розового мрамора и с огромным куполом.

— Не было здесь никакого дворца, — сказала женщина. — Я здесь всю жизнь прожила и никакого дворца не видела.

— Извините.

Стеша поднялась по ступенькам и постучала в дверь. Через некоторое время ей отворили странно худые люди, мужчина и женщина, и спросили:

— Что вам надо?

Стеша удивленно смотрела на них и никак не могла понять, кого они ей напоминают.

— Можно, я войду? — прошептала еле слышно она.

— Ну войди, — сказали худосочные мужчина и женщина и пропустили ее внутрь темного грязного коридора.

В конце коридора была дверь, за которой слышались голоса. Было очень трудно разобрать, на каком языке говорили за дверью люди. Стеша несмело постучала. Открыла ей высокая европейская женщина в тибетской чупе, с благородными чертами лица и, даже не выслушав ее, быстро сказала на русском языке, что Лама болен и никакого не принимает.

Стеша посмотрела в глаза этой женщины и увидела, как они засветились странным блеском. И на миг ей показалось, что она в них увидела сияющую и лукавую усмешку Кандарохи.

— Может, я приду позже? — спросила нерешительно Стеша.

— Я думаю, что это бесполезно. Как только он поправится, он сядет на долгосрочный строгий ретрит.

Женщина закрыла дверь перед носом Стеши, и та оказалась в холодной темноте пропахшего плесенью коридора.

— Джецун, где же ты? — шептали Стешины губы. — Джецун, не уходи. Прости меня, Джецун, останься, Джецун. Где же ты? — плакала девушка. — Джецун, спаси меня, — не унималась Стеша, — что поделаешь, если я такая глупая, если я не могу понять все то, что происходит? Что поделаешь, если сомнения постоянно мучают и терзают мое сердце, если мой ум видит негативное, если я до сих пор имею привязанности и захваченности, если я до сих пор надеюсь обрести земное счастье? Прости меня, Джецун, пожалуйста, прости и вернись! — кричала она в закрытую дверь, стуча в нее кулаками, но никто не отвечал ей.

Только вдалеке показалась полоска света, и, совершенно не замечая Стеши, мимо нее прошли, весело переговариваясь и смеясь, бурятский монах с молодой красивой буряткой и исчезли за темным коридорным поворотом.

Ночью ей приснилась Валя. Она мило улыбалась ей и гладила ее рыжие локоны.

— Валюшка, что же мне делать? — опять спросила ее Стеша.

И Валя превратилась в Богиню Тару и, сияя неземным светом, промолвила:

— Вспомни, ведь Джецун тебе велела сесть на ретрит.

— О да, точно, — обрадовалась Стеша.

— Приведи все в порядок, очисти место для практики и приступай.

— Да, ты совершенно права, что же мне еще остается.

Белая Тара встала на окно, за которым простиралось ночное небо, и рассыпалась в звезды.

И Стеша проснулась.

Ну что ж, начнем чиститься! — улыбнулось отражение в зеркале, и мокрая тряпка протерла милое девичье лицо с еле заметными веснушками.

Стеша убирала свою квартиру. Она выкинула старые вещи, перебрала бумаги, отправила Потапова вместе с потусторонней женщиной в Россию, к его тете Глаше, которая работала проводницей поездов дальнего следования, вытряхнула из всех вещей расплодившихся скорпионов и, наконец, добралась до ретритной комнаты. Начисто вымыв в ней окна и полы, выстирав шторы и покрывала, Стеша слегка успокоилась.

Решение было окончательным и бесповоротным. Практика, и больше ничего не имеет смысла. Только практика даст ей выход в иное пространство, только практика вернет ее к Джецун, только практика даст ей ключи от той двери, что вела в небо.

Она взяла большие ножницы и стала бесстрастно срезать прядь за прядью свои умопомрачительно огненные волосы, складывая их перед Алтарем. И устлала ими все пространство, до самого маленького столика, где лежали тексты Дхармы.