(Не) влюбляйся (СИ) - Левашова Елена

Дорога изгибается, а потом снова выравнивается, позволяя глупой мажорке вырваться вперед. Она что есть силы давит на газ и выстреливает, оставляя меня позади… Двести, двести пять, двести десять… Ее распахнутая мотокуртка безвольно болтается, байк летит как стрела, пронзая тьму ярко-красным светящимся пятном… Мне становится… Черт, не страшно — жутко, волнительно. Не хватает еще, чтобы она разбилась по моей вине.

Двести двадцать, двести двадцать пять… По спине текут липкие дорожки пота, мышцы каменеют от дикого напряжения. Я словно превращаюсь в камень — неподвижный и тяжелый. Срастаюсь с байком, становясь его продолжением…

Рву что есть силы и кричу через приподнятое забрало шлема, поравнявшись с девчонкой:

— Остановись! Стой, дура! Разобьешься!

Злата поворачивает голову, а потом съезжает на обочину, усмиряя ревущего под ней зверя. Паркуюсь немного поодаль, стремясь избежать внимания девчонки к моему «фрэнки». Снимаю шлем и подхожу ближе. Треплю волосы и глубоко дышу, усмиряя частое дыхание.

— Никита… — испуганно шепчет Злата, трогая разметавшиеся волосы. — Извини, я…

— Так не хотела отдавать свой байк? — отвечаю хрипло. Черт, я ведь испугался не на шутку, а этой чокнутой хоть бы хны!

— Нет. Я хотела получить свой приз, — отвечает она дрожащим шепотом. Вскидывает на меня блестящий, полный ожидания взгляд и облизывает пухлые губы.

— Дура… Оно того не стоило.

Ветер гладит горячие пульсирующие щеки, треплет полы куртки и взвивает ее светлые пушистые волосы. В глазах двоится от пережитых эмоций и яркого света приближающихся фар мотоциклов…

— Приз, — напоминает Злата, возвращая к себе мое ускользнувшее, как яркий луч света внимание.

Роняю шлем и делаю шаг навстречу девчонке. Оглаживаю подушечками больших пальцев ее нежные, горячие скулы и заглядываю в глаза. Что я там хочу увидеть? Наглость, бахвальство, вседозволенность? Нет, сейчас там до черта страха быть отвергнутой, растерянность и… нежность.

Глажу ее щеки, подбородок, тонкую шею, воруя у вечности короткую минуту. Всего минута, чтобы привыкнуть… Ее грудь тяжело вздымается, плечи дрожат, глаза сияют, как гребаные летние звезды. Злата вскидывает ладони и обнимает мои плечи. Ждет заслуженного выигрыша. Накрываю ее губы своими, пробуя девчонку на вкус. Втягиваю нижнюю губку и слегка посасываю. Она стонет мне в губы и приоткрывает рот, скользит кончиком языка по моим губам, пробуждая спящего во мне грозного зверя — желание. Не знаю, что на меня нашло — пьянящий аромат трав, звездная ночь, теплый шалун-ветер, а, может, дрожащее тело девчонки и ее возбужденный взгляд? Но у меня словно мутится в голове. Не хочется больше ни о чем думать — что скажут ее друзья обо мне и моем старом байке, как отреагирует ее папа, что подумает бабушка… Хочется только чувствовать — себя и ее…

Я знаю, что ей сейчас так же больно, как и мне — от кипящего внутри желания, недоумения, страха. Ее пальца зарываются в волосы на моем затылке, из груди вырываются тихие стоны или всхлипы… Злата смелеет и целует меня сама, подаваясь вперед и смешивая наши дыхания в вязкий, пульсирующий узел. Я прихожу в себя, когда ее смелые руки оказываются под моей футболкой, гладят напряженные мышцы груди и ползут ниже… Ей мало, а мне тем более… Злата часто дышит, оглядываясь на подъехавших парней. Они улюлюкают и свистят, а она снова припадает лбом к моему лбу и шепчет протяжно:

— Стоило.

— Что?

— Это того стоило.

Злата

Все изменилось после нашей встречи. Возможно, я слишком впечатлительная и ранимая, потому что весь день не могу выбросить парня из головы. Знал бы Никита, сколько времени я собиралась… И как надо мной подшучивала Зойка Шнайдер — моя подруга и, по совместительству грид-гёрл.

— Ты оставишь свои волосы в покое, Белоцерковская? Или ты решила сжечь их дотла утюжком? — протягивает Зоя, приглаживая длинные каштановые пряди. Ей-то вообще можно ничего не делать — Зойка яркая красавица и без косметики, а вот я…

«Я никогда не полюблю такую, как ты… Циничную избалованную мажорку… Никогда, никогда…». Кажется, комплексы, как стайка назойливых насекомых радостно возвращаются домой — в мою доверчивую душу. С чего я решила, что Никита купится на мою красоту? Он не настолько глуп. Он не такой, как… Мирон, Эдик и… все они. Господи, какая же я дура. Как мне только в голову пришла затея с треком?

— Просто он сказал, что не влюбится в такую, как я, — выпуская из рук злосчастный утюжок, отвечаю я.

— Ну и… Пусть идет лесом, — фыркает Зоя. — Кто он такой вообще? Нищеброд с амбициями? Чего он добился? Стал старшим официантом прибрежной забегаловки? Забей, Златка.

Конечно, я уже выяснила, что Никита учится в Кубанском университете. И то, что он, один из многих, получил образовательный грант. Но я глуповато улыбаюсь и просто киваю.

— Придумала, что попросишь, если он продует гонку? — не унимается Зойка.

— Нет.

— Проси поцелуй. Посмотрим, как он «не влюблюсь в такую, как ты», — кривляется Зоя. — Еще отмахиваться будешь от этого Никиты лопатой. Это, знаешь ли, для самолюбия очень полезно — отшивать таких самоуверенных снобов.

Может, для Зойкиного самолюбия и полезно, но для меня… Я не чувствую ног, когда он подъезжает к треку. Ничего не слышу из-за ревущего в ушах пульса и не могу и слова вымолвить — грудь обручем сковывает волнение.

Замечаю, как девчонки плотоядно смотрят на Никиту — высокий, широкоплечий, симпатичный до чертиков — он становится центром всеобщего внимания, и не только женского. А потом внимание переключается на меня… Сейчас Никита пошлет меня подальше при всех, и о моем позоре узнает весь город. Подумать только — дочь самого Белоцерковского прилюдно отшил парень! Отказался исполнять свою сторону договора.

— Ты должен поцеловать меня, если проиграешь, — выдавливаю неуверенно, замечая его пылающий яростью взгляд. Смотрю на парня во все глаза, молясь внутренне: «Пожалуйста, дай мне шанс… Ты мне так сильно нравишься. Я покажу тебе, какой могу быть. Не знаю, что со мной случилось, но в моих мыслях только ты… Наверное, я влюбилась. И, да… Я очень хочу тебя поцеловать». Наверное, жалость, сквозящая в моем взгляде, попадает стрелой в сердце парня — он смягчается и сухо соглашается.

Мы оказываемся на освещенной трассе через пару минут. Ветер теребит куртку и свистит в электропроводах, колышет верхушки деревьев и прокатывается рябью по траве в поле. Хорошо… Душу пьянит вино свободы, а близость летящего рядом парня добавляет смелости. Сама не замечаю, как перегибаю со скоростью… И дело не в байке — плевать мне на него. Отец будет только рад, если я от него избавлюсь. Он спит и видит, как бы его продать или подарить кому-то…

— Так не хотела отдавать свой байк? — он с трудом восстанавливает дыхание, смотря на меня из-под нахмуренных бровей.

— Нет. Хотела получить свой приз.

Господи, кажется, до этого я и не дышала… И лишь сейчас с груди падает тяжелый тесный обруч, сжимающий ее как ярмо. Никита привлекает меня к груди и касается дрожащих губ. Вдыхает аромат фруктовой жвачки и втягивает мою нижнюю губу. Он мог бы остановиться, посчитав желание исполненным, но не торопится делать этого… Обнимает мои плечи и жадно целует. Пробует губы на вкус и бесстыдно толкается в мой рот языком… Я ведь и не целовалась ни с кем по-настоящему… Один раз с Вадиком из параллельного класса и один раз с Мироном… В висках ревет пульс, в глазах темнеет от его напора — неожиданного и сбивающего с ног. Не думала, что поцелуй может быть таким крышесносным. Его горячие ладони гладят плечи, волосы, спину, ползут по моему телу, словно изучая или присваивая. Заручившись ответным желанием Никиты, смелею и я. Поддеваю края его футболки и запускаю ладони внутрь, встретившись с тугими, покрытыми мягкой порослью мышцами. Если он меня отпустит, я упаду… Потому что не может быть все так… Не должно. Он скоро уедет, хоть и молчит об Америке. И совершенно точно не станет менять планов из-за меня. А пока он мой… Еще одну минутку, секунду, миг. Целует меня жарко, перебирает пальцами волосы и ловит мое пьяное дыхание.