Поцелуй истины (СИ) - Снегова Анна

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌Брови Инквизитора медленно поползли вверх.

Синева — заблудившееся небо в его глазах. Улыбка на дне плещется отражением солнечных лучей.

Кажется, я забыла, что существует мир за пределами этой маленькой комнаты. Забыла, существует ли время за пределами времени, проведённого рядом с человеком, о существовании которого даже не подозревала вчера. Сколько мы знакомы? Сколько прошло — минуты, часы или целая вечность? Невероятно мало и бесконечно много. Как раз достаточно, чтобы понять. Что, кажется, я окончательно и бесповоротно влипла.

— Хм. Шоколад, значит?

Странная раздвоенность чувств. Понимаю, что сейчас абсолютно, предельно уязвима — и в то же время ощущаю себя защищённой и в безопасности как никогда. Возможно, за долгие годы скитаний, годы в бегах я и впрямь стала словно дикий зверь, который опасность чувствует шкурой, у которого каждый волосок дыбом, стоит ему почувствовать угрозу… и который как на огонёк костра в тёмном лесу идёт на свет чужой доброты. Которую различает, как бы её не пытались спрятать и замаскировать под нарочитой суровостью и иронией.

— Да. Просто ну очень сильно… хочется.

Жар пробегает от кончиков ушей до пальцев на ногах, опаляет щёки, пульсирует в жилах. Собираю всю свою решимость и не отвожу взгляда. Тревога, предвкушение, радость и волнение сплетаются в один комок где-то у меня в груди и вот-вот грозят взорваться, вспыхнуть океаном света, которым мне так мучительно хочется поделиться с тем, кто зажёг во мне этот огонь. Но я боюсь. Смертельно боюсь обмануться. Цена ошибки слишком велика — моя свобода, моя жизнь… моё сердце. И всё же, как мотылёк на пламя свечи, я лечу навстречу этим обжигающим чувствам.

И пусть я не умею, не знаю, как сказать ему и объяснить… возможно, мои глаза скажут за меня, чего я жду.

— До безобразия неправильная подозреваемая, — вздыхает мой Инквизитор и снова оказывается так близко, что дыхание прерывается и сердце вновь стучит в груди взволнованным набатом. Ближе, пожалуйста! Ещё хоть капельку ближе…

Но и его движения — настороженно-выжидающие, неторопливые, мучительно медленные. Как будто он тоже не решается приблизиться ко мне на расстояние, после которого… что-то произойдёт между нами необратимое. После которого мы уже не будем прежними.

Инквизитор и ведьма. Ведьма и Инквизитор. У нас ведь просто нет будущего.

— А знаешь ли ты, Эби, что записано в Кодексе Инквизиторов первым пунктом?

Качаю головой. Боюсь вымолвить и слово, чтобы не выдать себя ненароком.

— Первый пункт Кодекса гласит: «Никогда не верь ведьме».

Вздрагиваю, ищу в его словах подтекст. Он… раскусил меня? Понял, чего я добиваюсь? Знает о тайной магии ведьм, которая позволяет подчинять через поцелуй?.. В таком случае я погибла…

Но если знает, почему не отстраняется? Почему не прекращает эту игру?

Вместо этого протягивает руку, осторожно касается кончиками пальцев моего виска, заставляя прикрыть глаза от удовольствия и невольно податься навстречу этой мягкой ласке. Запускает руку в волосы, проводит пальцами по всей длине, отчего они словно вспыхивают и начинают слабо светиться в полутьме. Наша личная магия прикосновения снова возникает из ниоткуда — неуместная здесь и странная, как чудесный цветок, расцветший в куче мусора.

— Не верить… Даже если эта ведьма… просто просит шоколада?

— Особенно — если она «просто просит».

Но в разрез с собственными словами он опускает другую руку в карман чёрной инквизиторской формы и вытаскивает неровный прямоугольник шоколадной плитки в серебряной фольге. Запах шоколада с апельсинами заставляет меня содрогнуться от предвкушения. Такую вкусноту я пробовала всего раз в жизни. Запомнила навсегда — как вкус детства и счастья.

Не отрывая от моего лица пристального взгляда, отламывает кусочек… и кормит прямо с рук тающим, сладким, волшебным лакомством, от которого мне хочется жмуриться и мурлыкать, словно котёнку.

Поднимаю глаза, отвечаю на его взгляд открыто и искренне. Мысленно умоляю небеса, чтоб волшебство не прекращалось. Чтобы сломались стрелки часов во всём мире. Чтобы не заканчивалась Новогодняя ночь, за которой всегда приходит бледное, угрюмое, невыспавшееся и жестокое утро.

— А второй пункт?..

— Второй пункт Кодекса гласит: «Никогда не целуй ведьму».

Склоняется ко мне… и неторопливо сцеловывает крошки шоколада с уголка моих губ. Горячо, терпко, нежно.

Я тоже плавлюсь, как шоколад и задыхаюсь от жара, который бурлит внутри, словно тёмная лава.

Мало. Этого слишком, преступно мало! Я хочу настоящий поцелуй. Не потому, что так предусматривает какой-то дурацкий план. Не потому, что могу умереть, если не выберусь из этой опасной ловушки. А потому, что просто умру, если он не поцелует меня по-настоящему.

— А… третий пункт?..

— Уже не важно. Кажется, я собираюсь нарушить их все.

Горячие руки ложатся мне на талию, сжимают, и я теряю остатки дыхания.

…но мы снова не успеваем. Неужели так будет всегда? И нам всегда будет не хватать нескольких мгновений для нас двоих? Быть может, Вселенная просто не предусмотрела их, когда создавала время?

Он услышал это первым. Резко поднял голову, так и не коснувшись, не подарив мне желанного поцелуя. Нахмурился, отстранился и обернулся в сторону двери — напряжённый, высокий, тёмный… как никогда похожий на грозного неумолимого Инквизитора, а ведь я, на свою беду, уже стала об этом забывать.

Загородил меня от входа своей широкой спиной.

Вот тогда и я услышала их — неторопливые мягкие шаги в коридоре снаружи. Человек приближался очень спокойно и очень уверенно. Скрипнула дверь. Я осторожно вытянула шею, чтобы разглядеть, кто там.

Уголёк зашипел и бросился под ноги вошедшему старику в чёрном. Тому самому, что чуть было не продал меня градоначальнику, и непременно сделал бы это, если бы судьба по какой-то прихоти не привела в эту Новогоднюю ночь сюда нового Инквизитора.

С тонких губ старика срывается ругательство, а его инстинктивно выброшенная вперёд ладонь посылает шар пламени… который разбивается о ледяную стену высотой в метр. Стена медленно оплавляется и растекается по полу грязной лужей, но она сделала своё дело — кот успел с диким мявом отпрыгнуть с траектории обстрела. Шмыгнул под Инквизиторский стул и принялся там зализывать лапу. Кажется, искры всё же задели.

— Что за тварь вы тут приютили, Родерик? — кривится старик. И у меня нет полной уверенности, что он сейчас только о коте.

— Это всего лишь чёрный кот. Животное не виновато, что оно чёрное, — мрачно отвечает мой Инквизитор.

— В отличие от ведьм, не правда ли? — усмехается тот, а потом переводит неподвижный оценивающий взгляд на меня, и он пугает меня до жути. Представляю, какой у меня сейчас видок, после того, что только что чуть было не случилось между мной и моим дознавателем, — покрасневшая, смущённая, растерянная… Почему-то кажется, что старик всё понял. И его вторжение словно уничтожило зарождающееся волшебство — как будто он растоптал грязным каблуком цветок под своими ногами. И от этого так горько и пусто, и уже кажется, что нет ничего, что я себе понапридумывала — ни доброты, ни заботы, ни разгорающегося желания в синих глазах… Всего лишь ведьма и Инквизитор, и никто никого не собирался защищать…

— Что вы здесь забыли, Элдрин? Вы сдали полномочия. Она теперь моя… ответственность.

На секунду позволяю себе помечтать, что он хотел сказать на самом деле «она теперь моя», что это не случайная запинка. Но это было бы слишком прекрасно, чтобы быть правдой — даже я не так наивна, чтобы верить всерьёз в подобные глупости. Вот только против воли глупое сердце сладко ёкает в груди.

Старик делает шаг вперёд, опускает руку во внутренний карман.