Приемная дочь Бабы Яги (СИ) - "Meleth"

«Не видят», — сообразила Бабка Ёжка, глядя во все глаза, как витязи окружают мечущуюся в панике черную тень, ставшую совсем не похожей на человеческий силуэт.

Плотнее и плотнее сжималось кольцо призраков. Все более отчаянно пыталась вырваться черная душа. В какой-то миг за полупрозрачными спинами воителей не стало видно ни тонкой девичей фигурки, ни черной тени, все слабеющей и слабеющей. Зато призрачная рать словно бы светиться начала. Да, не «словно бы», а и впрямь ярким светом разгоралась, с каждым Златкиным вздохом все ярче и ярче делаясь, пока вдруг не вспыхнула ослепительным белым светом, и пропала, будто-то бы и не было их вовсе. И лишь на грани слышимости до Бабы Яги донеслись слова: «Возвратится он еще!», после чего дохнуло в лицо весенней цветущей свежестью и пропало все.

— Вот ведь! — возмущенно буркнула Ягуся, пару раз моргнув, чтобы зрение восстановить.

— Это вообще что сейчас было? — подал вдруг голос Ладимир Будимирович.

— Опоздавшие Змеи это были, — хмуро припечатала Баба Яга, пробираясь к едва стоящему на ногах мужу.

— Не понял, — честно признался сын Змея Горыныча, глядя на то, как подобравшаяся к Зареславу девушка строго потребовала наклониться и сейчас ощупывала свободной рукой голову непривычно покорного Змея.

— А чего тут непонятного? — фыркнула княжна Лиходольская, как-то очень быстро пришедшая в себя, но полная праведного негодования на припозднившихся мужниных родичей. — Опоздали вы, касатики. Едва-едва справились. Без вашей помощи.

— Ну, это-то я как раз и понял, — ничуть не обидевшись на сказанные сгоряча слова Яги, спокойно произнес Ладимир и, обведя взором притихших Змеев, озвучил вопрос засевшей в голове у каждого из них. — Что с той душонкой темной стало?

— Не увидели, значит, — кивнув сама себя, пробубнила Ёжка и, прекратив ощупывать голову разулыбавшегося Зареслава, со вздохом проговорила. — Да, если бы я знала, что это было! А скажу, не поверите же…

— Да, говори уж! — не выдержал кто-то из Змеев, изнывая от любопытства.

— Хорошо, — покладисто согласилась рассказать Баба Яга. — Когда душа темная появилась тут из вон той стены, — она кивнула в ту сторону, откуда призрачная рать вышла, — вышли воины какие-то чудные с мечами, а с ними девчонка была молоденькая. Они его пленили каким-то образом, а потом засветились и сгинули все разом. Вот и весь сказ!

— Дела-а-а, — протянул Бажен, нервно пригладив волосы.

— Да не то слово! — вторил ему голос другого Змея.

— Златослава Ростиславовна, а можно как-то более подробно об этом!? — попросил, да что там попросил, почти взмолился княжич Ладимир.

— Нельзя, — сказал, как отрезал, за место Златы муж ее, но вздохнув, пояснил. — Во всяком случае, не сейчас, дядька Ладимир. Нам бы в Белояжск вернуться, отдохнуть, успокоиться…. А вы как коршуны налетели! Все, пробивайте ход и отправляете нас в кощеев терем! Остальное все потом. Все потом!

С этими словами княжич обнял жену с дочерью крепко и стал ждать, пока его просьбу выполнят. А как только сотворили Змеи ход до самого царского терема, не раздумывая жену в него увлек. Ведь и впрямь все после можно будет узнать, теперь спешить некуда. Сын Чернобога повержен, зла больше натворить он не сможет, а с остальным они справятся. Просто не могут не справиться! Ведь против темного сдюжили, значит, все прочее по плечу будет!

Тут бы и сказочке конец, но…

На уютной небольшой кухоньке было полутемно, только одинокая свеча на грубоватом столе из цельного дерева освещала пространство вокруг, выхватывая из тьмы небогатый интерьер жилища. Большая беленая печка с полатями, прикрытыми красной занавеской с вышитыми бело-черными узорами, была жарко натоплена. Рядом с печкой притулилась широкая лавка, на которой дремал крупный рыжий кот с лобастой головой и длинным пушистым хвостом, нервно подергивающимся время от времени. Коту, возможно, снились мыши или, что вернее, пестрые бабочки, в изобилии водившиеся летом на лесной полянке, где стояла Избушка-на- Курьих-Ножках. Кот спал убаюканный тихим женским голосом, который доносился из-за полуприкрытой двери и вот уже второй час подряд рассказывавший очередную сказку.

— Жили-были лисичка и зайчик. У лисички была изба ледяная, а у зайчика лубяная…, - рассказывала домовушка, провязывая очередной ряд на будущем шарфике.

— Лисичка, что совсем глупенькая?! — прервал домовушку звонкий детский голосок. — Лед же весной растает! Она где жить-то будет?!

— Тише, Василисушка! Братиков разбудишь! — взмолилась Марфа, откладывая в корзинку вязание и на цыпочках подкрадываясь к детской кроватке, где никак не желала засыпать маленькая озорница.

— Ну, так пошли на кухню, там и дорассказываешь, — предложила пятилетняя малышка, выбираясь из-под одеяла и решительно шлепая босыми ногами на кухню.

— Куда без носков побежала?! — вознегодовала домовая, вскакивая вслед за ребенком в попытках догнать и заставить надеть теплые носочки. — Ух, мамке с папкой расскажу, что босиком бегаешь!

Но девочка ее уже не слушала, потому как почувствовала знакомую волошбу, которую никогда бы, ни с чьей другой не спутала. И пущай говорят, что она маленькая еще. чтобы колдовству учиться! Подумаешь! У нее же и глаза, и уши есть, за родителями подсмотришь и не хочешь, да научишься волошбу творить. А она Василиса и сама, ух как, до всяких колдовских штук охоча, главное чтобы мамка не прознала, а то по попе полотенцем-то отхлещет. Мама она дюже строгая, но отходчивая, а вот…

— Папка! Папка пришел! — восторженно заверещала девочка и бросилась со всех ног на кухню.

— Лисенок! — у самых распахнутых настежь дверей, малышку поймали сильные отцовские руки, подбросили и тут же поймали в крепкие, пахнущие морозным лесом объятия. — Чего не спишь, ягоза?

— Тебя и мамку жду, — доверительно сообщила Василиса, прижимаясь к отцовскому тулупу мордашкой и выглядывая из-за его плеча маму.

— Непоседа вот ведь! — рассмеялась мама, появляясь из сеней в сопровождении золотоволосого Змея.

— Дядька Руслан! — уже просто пищала от восторга кроха, протягивая ручки в сторону княжича Лиходольского.

— Лиска-Василиска, не верещи так, а то оглохну же! — смеясь, проговорил мужчина, забирая у брата племянницу.

На такое предположение девочка только фыркнула и насупилась надув губы. Только вот долго она печалиться и обижаться не умела, разулыбалась, приметив топорщившийся на груди дядюшки тулуп. Что там прячется подарок для нее, Василиса была убеждена, ведь дядя Руслан никогда к ним без подарков не приходит.

Проследив за взглядом маленькой непоседы, Руслан хитро улыбнулся, поставил кроху на лавку и, повернувшись к ней спиной, делано медленно вынул подарок. Мужчина слышал, как нетерпеливо притопывает босой ножкой девочка, и потому спешил развернуть завернутую в холстину игрушку. Когда Змей обернулся, у него на правой руке красовалась новая придумка кукольников — этакая перчатка на три пальца, к одному из которых мастер приладил сшитую из холстины голову скомороха, а к пальцам правее и левее головы были пришиты такие же холщовые ладошки. Скоморох был одет в красную рубаху в крупный белый горох, которая прикрывала перчатку, ладонь и даже все запястье, на голове игрушки был нахлобучен трехрогий колпак с бубенцами, из-под которого торчали соломенного цвета толстые нитки заменявшие волосы.

Заметив игрушку, девочка охнула и, забавно всплеснув руками, прижала пальцы к приоткрытому от удивления и восторга ротику. Она смотрела на скомороха с таким восхищением, что Змея, обычно язвительного и совсем не склонного к проявлению чувств, затопила волна нежности, щемившая сердце и вызывающая мечтательную улыбку на губах. Большие зеленущие глаза девочки, блестели от едва сдерживаемой радости. Руслан улыбнулся шире и подвигал пальцем, от чего игрушечная рука словно бы помахала Василиске в приветствии. Малышка задохнулась от восторга и радостно запищала, радуясь подарку.

— Вот ради этого я готов хоть каждый день наведываться в вашу глухомань, — доверительно сообщил золотоволосый княжич подошедшему к нему брату.